Клайв Леннард - Источник судеб
— Это Фингаст! Второй раз он восстает из мертвых?
— Ты его знаешь? — не понял слов киммерийца Бандерос.
— Еще бы! Я проткнул его некогда в усадьбе Рагнаради, а потом отрезал голову в Турне…
— Э, да ты опять бредишь!
— Ты прав, — Конан сообразил, что его речь действительно может показаться странной кому угодно, — я только собираюсь отрезать ему голову. Но, похоже, Фингаст и Отгар знакомы. Подозреваю, они когда-то вместе обделывали свои грязные делишки. Так и есть, корабли сходятся.
На дракаре опустили весла, он стал быстро приближаться. Когда расстояние сократилось до двадцати локтей, варвар смог разглядеть изуродованное шрамом лицо Фингаста. Ванир стоял на корме подбоченясь, голову его прикрывал рогатый шлем, грудь — кожаные латы, голени — медные поножи. Рядом маячили два воина, готовые заслонить предводителя щитами от коварного выстрела.
— Не очень-то он доверяет своему знакомцу, — сказал Конан, — собирается подняться на борт диеры, но требует заложников.
— Отгар согласен, — откликнулся Сантидио, — предлагает… «филь», пять своих помощников и… о боги!
— Ну что еще? — нетерпеливо спросил варвар.
— «Сакалиба», наложницу…
Дон Эсанди яростно рванул цепь — тщетно.
— Успокойся, ничего плохого с Ванаей не случится, — стараясь придать своим словам побольше уверенности, сказал киммериец. — Отгар хочет о чем-то договориться с Фантастом.
Сам он не был так уж уверен, что все кончится миром: о коварстве ваниров сложились поговорки на многих языках Запада. Тем временем дракар подошел вплотную к диере, прикрывавшие его борта щиты оказались на уровне законопаченных весельных отверстий нижнего ряда. Один из них закрыл дыру, проделанную Конаном, лишив киммерийца возможности наблюдать за происходящим снаружи. Слышны были только неясные голоса, топот ног по палубе, скрип трущихся бортов.
— Что на мостике? — спросил Конан.
— Ваниры обменялись приветствиями и отправились в капитанскую каюту, — ответил Сантидио, — там тоже есть раструб, но, как ты знаешь, он прикрыт специальной заслонкой. Больше мы ничего не услышим.
— И не увидим, — добавил Бандерос, — если только не выберемся наверх.
Мысль была здравой, хоть и трудноосуществимой. Однако Конан не стал долго раздумывать: он ухватился за кольцо, державшее цепь, и потянул его на себя. Кольцо крепилось к железному гвоздю с петлей на конце, глубоко вбитому в деревянный шпангоут. Киммериец подумал, что если шпангоут пробит насквозь, и конец гвоздя загнут, ему придется выломать кусок обшивки. На его удачу железный стержень медленно пополз наружу, и вскоре Конан вырвал его и отшвырнул в сторону. Теперь он мог встать и даже продвинуться до конца лавки, но пропущенная под дубовое сидение цепь ножных кандалов не пускала дальше. Варвар попытался переломить сидение ударами кулаков, однако оно оказалось на удивление крепким.
— Послушай, если так уж хочешь размять ноги, возьми вот это, — Бандерос протянул Конану маленькую пилку, извлеченную их-за голенища сапога, — и, во имя Паблиты, которую я имел всего за час до того, как бес попутал меня оставить прекрасную Кордаву, не греми ты так — неровен час, кто-нибудь поинтересуется, чем мы тут заняты.
Он кивнул на потолок трюма, в котором были прорезаны небольшие вентиляционные отверстия. Пока Конан орудовал пилкой, прикидывая, сколько времени понадобится, чтобы освободиться от ножных оков, а желтозубый зингарец бубнил что-то насчет запертого люка, отсутствия оружия и численного превосходства противника, сверху снова послышался топот и скрип уключин. Ванирский дракар отвалил в сторону, «Дочь морей» двинулась вперед, подгоняемая ударами весел. Оставив свое занятие, варвар выглянул в отверстие — борт дракара темнел на расстоянии броска копья, постепенно отдаляясь и исчезая в тумане.
И вдруг туман исчез, словно его ножом отрезало. Лучи заходящего солнца покрыли море кровавыми бликами, высокий нос ванирского судна разрезал красные перья волн, круглые щиты на его бортах сверкали железными полосами, красно-белый парус выгнулся под крепчающим ветром. Мимо диеры проплыла скала, окруженная пеной, на ее уступах светлели тела птиц, неподвижные, как куски соли. Плеск весел смолк за правым бортом — «Дочь морей» заворачивала к югу. Вдали показались узкая белая полоса прибоя и темные обрывы над ней, увенчанные зубьями редких деревьев.
— Идем вдоль берега, — сказал Конан и снова принялся орудовать пилкой.
Оковы оказались на удивление крепкими, а зубья пилки слишком мелкими. Конан несколько раз пытался разорвать звенья цепи, но слабость после недавнего беспамятства все еще давала о себе знать. Варвар успел помянуть всех темных богов и посулить Бандеросу встречу с каждым из них на Серых Равнинах, на что желтозубый философски заметил, что до смерти еще дожить надо, а инструмент хаять нечего, инструмент хороший.
— Не одну цепь им перепилил, — сказал он, — потихоньку-полегоньку, в тюрьме спешить некуда.
— Зато у нас времени, кажется, в обрез, — сердито ответил Конана.
Он справился, наконец, с ножными кандалами и смог встать с лавки. Выдернуть кольца, державшие цепи Бандероса и Сантидио, оказалось делом недолгим. Правда, желтозубый все равно не мог покинуть свое сидение: его ножные оковы тоже были пропущены под дубовой доской. Киммериец отдал ему пилку, взобрался по деревянным сходням и попробовал открыть верхний люк. Люк, как и предупреждал Бандерос, оказался запертым снаружи.
— Когда приносят еду? — спросил Конан.
— Утром и на закате, — ответил Сантидио.
— Надеюсь, нас не забудут сегодня покормить.
Конан снова выглянул в отверстие. Солнце уже село, исчезли огненные блики, море из лазоревого стало темно-синим, в небе загорались первые звезды. Высокий берег темнел теперь всего в полете стрелы от борта диеры, отделенный от корабля бурунами и брызгами разбивающихся о камни волн. Вдруг открылась узкая горловина залива, и киммериец увидел скользнувший туда красно-белый парус: дракар стремительно мчался в проход между скалами, взмахивая, точно крыльями, рядами длинных весел. «Дочь морей» прошла мимо горловины, плавно забирая к утесу, высившемуся справа от входа в бухту. На его вершине что-то темнело. Поначалу киммерийцу показалось, что это покосившееся дерево, но, приглядевшись, он понял, что видит огромного трехглавого идола, простирающего к небесам кривые руки с вершины скалы. Гребцы по левому борту затабанили весла, диера повернула носом к берегу, потом раздался лязг кабестанов, звонкий плеск упавших в воду якорей — судно застыло, легко покачиваясь на волнах.
