Михаил Задорнов - Рюрик. Полёт сокола
— Сам знаешь, брат, на язык я особо боек. И как-то захотелось мне греческому научиться. Месяц-другой походил в помощниках у купца византийского, что желал в Ладоге обосноваться — и всё. Теперь я любой незнакомый язык за седмицу понимать начинаю, на второй разумею почти всё, а через месяц уже и говорить могу, не велика трудность.
— Ты лепше меня на хазарском речёшь, это так, — согласно кивнул Молчун.
— Удачный день: и пенязей подзаработал, и византиец, гляди, пожаловал, не зря сегодня пятый день седмицы, надо пользоваться покровительством Макоши, — скороговоркой прошептал изведыватель, махая рукой чуть прихрамывающему коренастому мужу с косым шрамом на лике. Молчун взял свою чашу и пересел за соседний пустующий стол, так, чтобы сидеть за спиной Скомороха.
— Полидорус, брат, у меня сегодня завелись монеты, и я угощаю, садись, вино уже на столе! Я приветствую славного воина, бесстрашного человека, побывавшего во многих сражениях и победившего всех своих врагов. За настоящего воина Полидоруса! — громко провозгласил Скоморох на греческом, поднимая чашу.
— Ты наивен, мой молодой весёлый друг, — промолвил после нескольких здравиц в свою честь довольный византиец, важно выпятив мощную грудь. — Для настоящего воина сражение никогда не заканчивается, оно только прерывается на время.
— Но сейчас нет войны, брат, и мы можем предаваться наслаждению.
— Скоро будет война, поверь мне, — уже изрядно захмелев, прошептал византиец. — Мы ходим в термы, если этим словом можно назвать глиняный сарай с бочками, только раз в седмицу… А раньше мылись три раза…
— Причём тут термы? — искренне удивился Скоморох.
— Все остальные дни стратигос, у которого я служу, гоняет по степям этих вонючих варваров хазар, обучая их по-настоящему воевать, слушаться команд, выполнять перестроения в движении и прочее… Тебе, мелкому купцу, этого всё равно не понять, да оно тебе и не нужно…
— Так я даже не знаю, как натягивать лук, — согласно кивнул Скоморох, — мне важнее уметь торговать, чтобы потом повеселиться, выпить вина с настоящим воином.
— Ха-ха, натягивать лук! Все думают, что война есть махание мечом и метание копий. Как бы не так: война — это стратегия, всё должно быть заранее предусмотрено, продумано и рассчитано, это искусство, мой весёлый и щедрый друг!
— Шрам-то на челе и ланите изрядно потемнел, ещё немного — и доблестному воину одному трудно будет дойти домой, поможем, брат? — молвил по-вепсски Скоморох как бы про себя. Молчун, не оборачиваясь, в ответ ткнул его слегка локтем в спину.
— Вот потому-то я и служу у стратигоса, который в предстоящей войне хазар с северными скифами и есть почти самый главный человек! Ты не думай, — рёк византиец, пошатываясь и опираясь на плечо Скомороха по пути из харчевни, — я ведь не слуга какой, да он же со мной, со старым и опытным воином, всегда советуется, и только потом заносит всё на свой пергамент.
Когда до небольшого опрятного дома, где жил стратигос, оставалось уже немного, Полидорус остановился и поднёс перст к устам.
— Тс-с, — тут хазарские стражники следят, чтобы никто чужой не появлялся, поэтому я пойду дальше сам. — Он сделал с трудом несколько шагов и остановился.
— Послушай, Полидорус, — тихо предложил Скоморох, — а давай мы пройдём с тобой к жилищу не по улице, а так, чтоб никто не видел, иначе наговорят на тебя всякой ерунды.
— Ты, пожалуй, прав, весёлый купец, все так и пытаются всунуть свой нос в чужие дела да оклеветать старого воина, а что они знают о моих делах, что? — Они пошли вокруг через какие-то кусты и остатки полуразрушенного строения. Наконец пробрались к небольшой калитке в каменном заборе. Ещё раз, попрощавшись и приложив перст к устам в знак молчания, византиец, пошатываясь, скрылся за калиткой. Скоморох подождал, пока появится Молчун, что незаметно шёл за ними от самой харчевни.
— Он рёк, — шепотом стал пересказывать разговор Скоморох, — что война — дело решённое. Стратигос по шесть дней в седмицу хазарскую дружину обучает для сражения с северными скифами, так они нас называют.
— То, что со всех концов Хазарии воины под Итиль начинают подходить, мы и сами видим, — махнул шуйцей Молчун, — но когда они выступят и каким путём, вот что нам надобно!
— Так давай стратигоса, когда он завтра будет возвращаться из «терм», прихватим да поспрошаем с душой.
— Шум велик, а толку мало. Тихо надо деять и незаметно, — прошептал в ответ Молчун.
— Эй, кто там, выходи! — раздался повелительный окрик на хазарском. Изведыватели замерли, всматриваясь в темноту.
— Византиец не закрыл калитку, укроемся в его дворе, — прошептал Скоморох.
Всё-таки старая калитка предательски скрипнула, и тут же в доски воткнулась стрела, метко пущенная на звук. Три быстрые согбенные тени скользнули следом за изведывателями во двор, где на широком деревянном помосте лежал на спине, раскинув руки, слуга стратигоса. Хазарские стражники остановились, потом один бросился к телу.
— Живой, — с облегчением проговорил он.
— Да если этого пьяного грека кто-то зарежет, с нас могут живьём снять шкуру, — ответил ему другой, держа наизготовку лук.
— Я думаю, сюда всё-таки кто-то вошёл, мы же слышали, как скрипнула калитка, — вступил в разговор третий, — может, это воры, надо посмотреть в доме, давай разбудим его. — Старший наклонился над спящим и принялся его трясти, но Полидорус только пробормотал что-то и перевернулся на бок. Вдруг раздался гортанный крик, похожий на крик ночной птицы, и с росшего во дворике карагача что-то рухнуло прямо на голову лучнику, сбив его на выложенную камнем дорожку. Одновременно сзади другого воина возникла тень, он успел повернуться, держа в руке узкий и длинный кинжал, но тут же, захрипев, осел от мощного удара в челюсть, а второй удар в печень он получил, уже падая наземь. Кинжал зазвенел по камням, а старший из стражников, что будил грека, даже не успел толком распрямиться, когда метательный нож Молчуна вошел ему в шею. Снова наступила тишина, только молодая луна с удивлением глядела сверху, стараясь понять, что творят эти суетливые люди.
На рассвете выпитое вино попросилось наружу, тем более что к утру стало зябко, и старый воин, кряхтя, поднялся со своего ложа. Вытаращив глаза, он тут же снова закрыл их. Потряс тяжёлой головой и снова открыл очи, однако ничего не изменилось. На дорожке и у самого ложа валялись три мёртвых тела хазарских стражников. Кровь была повсюду. Тут же лежали окровавленный меч и кинжал, с которыми старый воин никогда не расставался. Растерянно обходя двор и дрожа всем сильным телом не то от холода, не то от страха за содеянное, несчастный Полидорус вдруг услышал какой-то шорох, и вслед за этим кто — то выполз на четвереньках из-за угла сарая. Человек сел и поднял руки, показывая свою безоружность. На его челе красовалась изрядная ссадина.
