Колдовской мир. Год Единорога - Нортон Андрэ

Судя по всему, они собрались на пиршество. Это я скорее почувствовал, чем понял из разговоров. Они разговаривали, но я слышал лишь гул голосов, доносившийся издалека. Он был похож на рокот морских волн, разбивавшихся о берег.

Я наклонился вперед, стараясь сосредоточить внимание хотя бы на одном лице, рассмотреть его черты, но передо мной по-прежнему висела какая-то дымка. Затем я повернул голову направо, желая узнать, сидит ли кто-нибудь рядом со мной. Да, кресло было занято. В нем сидела женщина в платье цвета зрелой пшеницы. Но лицо ее и фигура представали передо мной как пятно. В кресле слева сидел мужчина. Больше я ничего не мог разглядеть.

Сжимая подлокотники, я все ждал, что они либо заметят мое присутствие, либо колдовство рассеется, либо все окружающее проявится и обретет четкость очертаний. Однако ничего не происходило. Эти неясные фигуры двигались, садились, ели, поднимали бокалы, пили и разговаривали. Все они оставались в своем мире, доступа в который у меня не было. Я мог только наблюдать.

Четкими оставались лишь рунические письмена на столе. Они находились в моем мире, прямо передо мной, и взгляд мой, по мере того как смятение усиливалось, все чаще к ним обращался. С большим усилием я оторвал руки от подлокотников и коснулся этих символов. Если они явились причиной произошедших изменений, то, может, они опять вернут все на место.

Усилием воли я выпрямил указательный палец и поднес к надписи. Началось все с того, что я обвел письмена руну за руной. Три раза. А что, если я проделаю это снова? Сжав зубы, я принялся за дело. Надпись была холодной на ощупь, словно я погрузил палец в горный ручей. Так… так и так…

Сосредоточившись, я проделал это три раза. Слух мой вдруг открылся, и я услышал голоса. Они больше не доносились издалека, а были громкими и ясными. Хотя языка я не понимал.

Я посмотрел по сторонам. Зал и все те, кто в нем находился, вышли из тени, стали реальностью. Тут были мужчины и женщины, празднично одетые. Такой роскошной одежды я никогда еще не видел, даже у самых богатых наших лордов. На них не было расписанных гербами камзолов, таких, какие приберегали для праздников у нас. Одежда на них была из мягкого, облегающего тело материала, радужная, как луговые цветы. Я видел пояса, украшенные самоцветами, широкие воротники, расшитые драгоценными камнями, на руках блистали кольца.

Волосы их были темными; у дам – высокие прически, заколотые драгоценными булавками. У некоторых женщин на голове сияла диадема. Казалось, в качестве украшения они сняли звезды с ночного неба. Мужчины тоже носили на голове обручи с единственным драгоценным камнем. Обручи эти были из золота, серебра и неизвестного мне металла красного цвета.

Рядом с возвышением я заметил женщину, напомнившую мне мою лесную волшебницу. Увидел я и мужчину с оголенным торсом. На груди его скрещивались два ремня, украшенные драгоценными камнями. На плечах эти ремни расширялись. Кожа покрыта шерстью, на лице мягкий пушок, а изо лба росли вверх и закручивались назад красные рога. Такого же цвета были его глаза. В отдалении я заметил еще такие же рога. Я уже стал приглядываться к тому, кто мог оказаться опасным чудовищем, как вдруг до меня кто-то дотронулся. Чья-то рука легла на мою.

– Верно, весеннее вино подействовало на вас, господин? У вас такой вид, словно вы никогда здесь раньше не веселились.

Говорила она тихо, но среди громких голосов я ее отлично слышал. Я медленно повернул голову и увидел соседку справа, говорившую на моем родном языке.

И кожа, и волосы ее были темными. Даже в сравнении с моей загорелой кожей ее кожа была темнее. Я был уверен, что ни ветер, ни солнце не были тому причиной. По-видимому, она была высокого роста, потому что я поднимал глаза, чтобы встретиться с ней взглядом. Глаза были карими, цвета темного янтаря, высоко у нас ценимого. Брови черные и прямые. В ней чувствовалась властность человека, привыкшего повелевать. Одежда, которую я смутно видел до того, как завеса рассеялась, оказалась плащом. Она откинула его назад, взяв меня за руку. Под плащом оказалось платье цвета спелой пшеницы. Оно облегало ее пышную грудь и тонкую талию. Дополняли наряд длинные бусы из перемежающегося черного и золотого янтаря. В центре бус была подвеска, тоже из янтаря, сделанная в виде пшеничного снопа, перевязанного виноградной лозой.

На голове ее была корона из кос. Вместо диадемы или драгоценной булавки, как у других дам, лоб ее украшал янтарь той же формы, что и подвеска, только крупнее. Вставлен он был в обруч из красного золота.

Красота ее привела меня в восхищение. Она вызвала во мне такой отклик, которому здесь было не время и не место. Она была… трудно подобрать слова… как поле, готовое для жатвы (плоть моя заволновалась).

Она улыбнулась, и улыбка ее была столь обещающей, что только усилием воли я заставил себя оставаться на месте. Рука ее по-прежнему лежала на моей руке. Я сжал зубы, чтобы не поддаться порыву и не привлечь ее к себе.

Глаза ее выразили удивление. Больше чем удивление – узнавание. Уверен, в этот момент она поняла, что я не из их компании, что я посторонний, сумевший каким-то образом очутиться среди них.

Теперь я не смог двинуться, захоти даже осуществить желание, мучившее меня. Янтарные глаза не отпускали меня. Другой рукой она взялась за подвеску на своей груди. Я ждал, что она разгневается, назовет меня самозванцем, врагом, вором.

Этого не произошло. Она смотрела на меня изучающим взглядом. Пальцы ее сжали мое запястье. Ни за что в жизни я не стал бы освобождать свою руку. До сих пор ни одна женщина не приобретала надо мной такой власти.

Она заговорила. Речь ее прозвучала как приказ, которого я не смел ослушаться.

– Пейте!

Слева от меня стоял кубок. Так как она все еще держала мою правую руку, я повиновался ей, взяв кубок в левую. Кубок, что казалось странным в этом роскошном месте, был вырезан из цельного куска темного дерева. На нем было выполнено рельефное изображение мужской головы или существа, похожего на мужчину. Веселье отражалось в раскосых глазах и изогнутых губах. Кудрявую голову украшал обруч в виде оленьих рогов. Кубок был налит до самых краев. Когда я поднес его ко рту, напиток зашипел и забулькал. Все же ослушаться я не посмел и выпил.

Жидкость не была горячей, как я боялся. Наоборот, она была довольно холодной. Когда же она прошла по моему горлу, внутри стало тепло. Более того, кровь загорелась, и охватившее меня желание усилилось.

Даже когда пил, я не спускал глаз со своей соседки и видел, как она улыбается – тихо и томно. Потом тихонько рассмеялась. Ее правая рука поглаживала подвеску, висевшую в ложбинке ее груди, которая казалась мне все более спелой и твердой…

– За нашу встречу! – заговорила она опять. – В вас есть Сила, иначе вы никогда не оказались бы среди нас.

Она придвинулась ближе. От ее тела, а может, от одежды, не знаю, исходил аромат, от которого голова моя пошла кругом. Я вдруг почувствовал, что не могу ни поставить на стол кубок, ни освободить руку. Я был ее пленником.

– Жаль, – продолжала она, – что мы разминулись во времени, поэтому вы не сможете осуществить свое желание. Но пусть оно пребудет с вами, странник. Вы осуществите его в положенное время и в положенном месте с той, кто будет этого достойна.

Она поцеловала меня в губы. Огонь побежал по моим жилам. Это было не то тепло, которое разлилось во мне от выпитого вина. В этот момент я знал: ни одна женщина не станет для меня тем, чем могла бы стать эта.

– Это не так, – прошептала она, слегка отодвинувшись от меня. – Не так. Придет твое время, и она появится. Это обещаю тебе я, Гуннора. Она придет, и ты узнаешь ее не раньше положенного времени. Ты сейчас выпил из кубка, который принадлежит Охотнику. Ищи, и обрящешь.

Взяв мою руку, она стала обводить руны моими пальцами. Делала она это в обратном порядке. Три раза подряд. Она опять превратилась в пятно, но рука ее все еще сжимала мою руку. Затем еще три раза. После этого стало темно. Прошел ли я через время? Или через пространство?