Александр Меньшиков - В краю молчаливого эха
Но зверь не шевелился. Не дышал.
С минуту Первосвет всё ещё оставался в таком положении, а потом позволил разжаться окровавленным пальцам.
Тело трусило мелкой дрожью. Зубы же отклацывали барабанную дробь. Первосвет попытался встать, но сил уже не было.
— Мать его так! — хрипел он, отползая в сторону, и продолжая обращаться к мертвому волку. — Я же тебя предупреждал! Говорил, чтобы ты уходил… Получил? А? Тварь нихазова! Сдох? Ты сдох?
Зверь не шевелился. Первосвет с трудом сел на колени. Перед его глазами всё закружилось, заскакало.
Последнее, что запомнилось, так это стремительно наступающая тьма… липкая неприятная тьма. И Первосвет, как он не старался, мгновенно провалился в глубокий колодец беспамятства.
7
Кто-то похрапывал на ухо и трепал за щёку. Первосвет открыл глаза и тут же зажмурился. Свет казался сильно ярким, хотя небо затянуло «выпачканными» облаками.
Вечерело. Громко стрекотали цикады. Доносился характерный стук неутомимого дятла, ищущего жуков-короедов.
Над лицом склонился конь, который несколько раз лизнул своего хозяина в щёку.
— И я рад тебя видеть, — прохрипел Первосвет. — Удрал? Бросил? Совести у тебя нет…
Животное тряхнула головой, уздечка тут же загремела металлическим перезвоном.
Первосвет откашлялся и попытался сесть. Это было трудно. Болело всё: руки, ноги, спина. Гигант осмотрелся, пытаясь понять степень своих ран.
Вроде выглядело не так уж плохо. На ладонях множество порезов, царапин, запёкшаяся кровь. Кожа чуток распухла. Пальцы на месте, ни одного не откусили… Порвана куртка, особенно рукава…
«Живой, и слава Сарну!» — Первосвет схватился за уздечку, и, громко кряхтя, попытался встать.
Это удалось сделать аж с третьей попытки. В голове всё ещё шумело. На негнущихся ногах Первосвет доковылял до тела волка, над которым уже кружились несколько мух.
— Получил своё! — злорадно прошипел парень.
Он чуть отдышался и затем принялся промывать порезы водой из фляги, памятуя, что звериная слюна может оказаться заразной.
Лошадь всё ещё сторонилась и нервно поглядывала на издохшего хищника.
— Рассказать кому — так не поверят, — хмыкнул Первосвет.
Он встряхнулся и принялся искать меч, улетевший куда-то в траву. Тут же подспудно вспомнилось про найденное письмо с печатью Айденуса. Оно валялось в нескольких шагах от места схватки.
— И куда эта сова летела? — бубнил под нос Первосвет.
Он несколько неуверенно попытался разломать печать, подумывая о том, что в данном случае поступает некрасиво. Письмо ведь адресовалось не ему, так что он вроде как не имел морального права его читать. Но с другой стороны, как узнать к кому летела сова.
Ровные строчки, вычурные буковки… Айденус обращался к командору Никитову. Послание было кратким. В нём говорилось о том, что на северо-западе Темноводья, за Малиновкой, в лесу Тысячи Крыльев, всполошились авиаки.
«К сожалению, — читал Первосвет, — этот крылатый народец занял сторону пресловутого Белого Витязя. Это странно, ибо с давних времён авиаки славились своей мудростью. Они чтили силу и доблесть. Я полагаю, что их живой ум затуманен…»
— Гм! — недовольно хмыкнул Первосвет.
В его крае авиаков не очень жаловали, особенно с тех пор, как те грубо обвинили жителей Кании в жадности и глупости. В их земли не лазили, в дела не вмешивались. Все знали, что может ожидать случайного путника…
«Слишком много мы им воли дали! — вспоминались слова, когда-то слышанные Первосветом на сходках. — Дальше Лешни и сунутся страшно. Ну, забрёл охотник. Или грибник. Так это ж понять можно! Люди-то понимают! А эти, прости Сарн, гадёныши — кидаются в драку. Убить готовы!.. Нет! Мы им точно много воли дали! Прижать им хвосты, вот что надо!»
Да, Айденус слишком мягок в словах к этим тварям, — подумал Первосвет. Сам он никогда не видел живого авиака. Только на лубочных картинках, показываемых детям да праздным перехожим на торговищах. Там были изображены уродцы с жуткими мордами, увенчанные длинными хищными загнутыми книзу клювами. А ещё с огромными птичьими крыльями за спиной. В когтистых пальцах рук эти твари сжимали кривые мечи. Вместо ног у авиаков были нарисованы орлиные лапы.
Там же на торговищах сказывали, будто эти странные твари в большом числе проживают на каком-то далёком аллоде… Как же он назывался? А-а-а… А-а-а… Абе-…
Первосвет нахмурился. Отчего-то очень хотелось вспомнить название, будто это могло чем-то помочь.
И уже когда парень хотел плюнуть, само собой всплыло: «Авилон — пристанище авиаков, или «носимых ветром». Такая подпись была под одной из тех картинок.
Первосвет ещё раз пробежался по строчкам и аккуратно убрал послание в свою котомку.
«Надо будет, — подумалось ему, когда он пытался заскочить на коня, — отдать его Никитову. Пусть думает, что делать».
Сам же Первосвет вдруг прикинул, когда же попадёт в Старую слободку. Уже седьмица, как он шатается по лесам в поисках единорогов, которых, может быть, тут и нету.
Вот куда сейчас ехать? — Первосвет слегка пришпорил лошадь и та неторопливо поплелась в чащу. — Что если мне придётся месяц шататься от Речицы до Малиновки? От Ружской пущи до Калинова моста?
Вспомнилась вчерашняя ночь и привидевшийся Бор. И ещё та странная тень в небе, умчавшаяся на юго-запад.
«С ума схожу… Уж лучше в Сиверию вернуться. Ей-ей! — Первосвет злобно плюнул наземь. — Ладно… ещё три дня — и точка! Возвращаюсь в Старую слободку, ждать Бора. Обрыдло это… это…»
Он не нашёл сравнения и снова сплюнул.
На ночлег он стал у какого-то очередного «усика» Речицы. Разжёг сильный костёр, плотно поел, тут же жалея, что не прихватил из дома вина. Батя предлагал, но Первосвет тогда скорчил мину, мол, да ты что! Я ж воин. Ратник. Надо же держать себя в руках.
— Да это ж домашнее… нашенское, — улыбался Окатий.
— Спасибо, батя. Но… ты ж сам понимаешь… В лесу с этим баловать не стоит.
— Так ты не в лесу. С товарищами своими.
— Когда я их увижу, — улыбнулся Первосвет. — Бывайте!
Он крепко обнял всех своих близких и ловко вскочил на коня. Мать, как полагается, всплакнула и осенила сына святым знамением.
— Храни тебя Сарн! — прошептала она, утирая слезы…
Первосвет, вспоминая эту сцену, вдруг и сам прослезился. Наверное (мелькнуло в его голове) это от того, что я сегодня чуть не погиб. Вот бы мать расстроилась… и батя… и вообще…
С этой мыслью Первосвет вдруг замер и впал в ступор. Ему стало страшно… Но не от того, что он испугался схватки с волком, а из-за жалости к близким. Второй раз они бы просто не пережили известия о гибели сына… единственного сына…
