Александр Меньшиков - В краю молчаливого эха
— Не спишь? — чей-то тихий голос всполошил расслабившегося Первосвета.
Он резко поднялся на локте. И тут же из-за блёклого дыма показалась тёмная человеческая фигура.
— И мне не спится, — проговорила она.
Голос был знаком. Но Первосвет с трудом это понял, а ещё с большим трудом сообразил, что тот принадлежал Бору.
И как только это стало ясно, фигура северянина стала чётче. Дым развеялся, и в сполохах костра вырисовалось лицо Бора, в особенности его блестящие глаза.
Он присел, поправил палкой горящие ветки и сделал такой жест, мол, лежи, Первосвет, не вставай.
Северянин поглядел в очистившееся небо, где одиноко светила луна, поблескивали звёзды, и негромко процитировал строку из святых писаний: «…взираю я на небеса, и на луну и звёзды, и сердце моё поёт хвалу Сарну». Первосвет тут же рефлекторно поднял взгляд ввысь.
— Не нашёл единорогов? — тихо спросил Бор.
— Нет, — замотал головой паренёк. — Ни одного… Даже толком следов не видел. Если, конечно, не считать того диаманта.
— Прямо-таки прячутся от тебя, — послышался тихий смешок. Такой тихий, что больше походил на треск горящей веточки.
— Хотел спросить, а почему тебя так волнуют единороги? — Первосвет вновь прилёг, опираясь отяжелевшей головой о свою руку. — Что в них такого особенного?
Бор молчал. Он напряжённо вглядывался в тонкие язычки костра, словно хотел в них что-то найти. Белёсые клубы дыма чуть загустели и осторожно потянулись к ночному небу.
— Обычно полагают, — негромко сказал северянин, — что единороги служат Сарну.
— Ну так это… э-э… Разве не так?
Бор поправил ветки, пламя чуть усилилось, и его свет выхватил из темноты ночи всю фигуру северянина. Он поднял глаза и проговорил:
— А вот драконы — слуги Нихаза.
— Зачем ты мне это всё рассказываешь?
— Может, хочу посоветоваться… Я, видишь ли, на Новой Земле помог слуге Бога Тьмы.
— Кому? — не понял Первосвет.
— Дракону… А теперь вот, думаю, пришёл черёд помочь слугам Света.
Бор тихо-тихо рассмеялся.
— У меня, друг мой, есть одна тайна, которую мало кто знает. Это тайна моего происхождения…
Первосвет напрягся. Бор, судя по всему, вовсе не шутил.
— Моя кровь — это кровь единорогов. Моё сердце — сердце дракона. А тело принадлежит Сверру.
— А… разве такое возможно?
— Но я же существую, значит — возможно.
Первосвет даже не знал, как отреагировать. Не то, чтобы он не поверил своему товарищу, его больше испугал тот факт, что признание сделано глубокой ночью. И мало того — сам-то реальный Бор находился отсюда за сто вёрст!
Кто вот сейчас сидит у костра? Призрак? — Первосвет почувствовал, как по спине пробежал холодок. — О, Сарн, спаси и сохрани!
— Кому я служу? — продолжал говорить Бор. Его глаза сверлили темноту ночи. В них сверкнул странный блеск, который Первосвет сравнил с безумством. — Нихазу? Сарну? Или им обоим?
Бор обратил свой взор на стушевавшегося товарища.
— Вот ты спросил, мол, зачем мне единороги? Проклятые единороги?
— Да-а, — пролепетал пересохшими губами Первосвет.
— А затем, что это неправильно.
— Что неправильно?
— Единороги не должны служить Тьме. Как и драконы — Свету.
— Но… а… э-э…
Первосвет растерянно приподнялся.
«Кто из нас бредит? — подумалось ему. — Что вообще происходит? Может, я сошёл с ума?»
— А зачем Нихазу единороги? — осторожно спросил непонимающий происходящего Первосвет.
— Нихазу? Возможно, они ему и не нужны. А вот третьей стороне… — загадочно отвечал Бор.
— Что?
— Мне кажется, что кто-то намеренно делает так, чтобы мы верили в совсем иные вещи, чем те, которые тут на самом деле происходят. Всё из-за этого Проклятия…
— Ты о Валирском замке?
— Да, о тех событиях, что там произошли много-много лет назад.
— Но разве тут не вина Дома ди Дусер?
— Возможно… Но вот зачем им это — мне не ясно.
— Простая зависть. Ди Дусеры потеряли влияние, проиграли на Великом Балу…
— А мне думается, — перебил Бор, — что ди Дусеры сами стали заложниками чьей-то игры. Что если есть некто, кто направил их силу в своё благо?
— Как это?
— Очень просто… Некоторые представители этой семьи связались с культистами Тэпа. Помнишь Сиверию? Мен-Хаттон?
— Помню… конечно, помню.
— Мне выпало схватиться с Негусом Хатхаром. До сих пор вспоминаю ту его странную фразу: «Ди Дусеры молодцы, свои роли хорошо сыграли». Со временем всё подзабывается. Но сейчас… сейчас вдруг ни с того, ни с сего моя память возвращает разум к тем событиям в Проклятом Храме.
— Я ведь тогда упал без сознания… когда ты дрался с тем Восставшим.
— Да-да, он вас… усыпил… кажется… Знаешь, что он ещё сказал? Что я ничегошеньки не понимаю! Что я, как тот голем, которого создали для служения своему хозяину.
— Какому хозяину? Сарну, что ли? Нихазу?
— Тэпу! Великому и могучему богу… Ха! Так тогда его назвал Негус Хатхар.
— А-а…
— А я ему ответил, что моё имя — Бёрр, что значит «рожденный», — северянин говорил без иронии, вполне серьёзно. — Что я видел, кто обустраивал наше небо, обустраивал нашу землю. Что я видел самих Великих Драконов, видел рассвет и падение джунов… Ха! Вот так-то!
Первосвет сел и потуплено уставился в огонь. Его трусило. Страх прокрался в самое нутро.
«О, Сарн! Спаси… спаси… Я схожу с ума! Кругом какие-то видения!» — Первосвет зажмурился и тихо-тихо зашептал слова молитвы.
Когда он вновь открыл глаза, то Бора не было. Зато в ночном небе промелькнула темная-темная тень. Показалось, будто она раскрыла громадные крылья и, сделав вираж, скрылась за кронами деревьев.
— Показалось. Точно показалось, — убеждал парень сам себя, потирая слезившиеся глаза. — Это ночная птица… или облако…
Из-за нервного перенапряжения навалилась такая сонливость, что не было сил бороться. Первосвет несколько раз зевнул и свалился навзничь.
Проснулся он от громкого ржания.
Солнце давным-давно встало. В небе не было ни одной тучки, ни одного облачка. Радостно пели птицы, жужжали насекомые. Стреноженная лошадь недовольно отмахивалась хвостом от слепней.
Голова была тяжёлой, словно после перепоя. В памяти пытались пробудиться смутные события ночи.
— Приснится же ерунда такая! — буркнул Первосвет, поднимаясь на ноги.
Быстрый завтрак, быстрые сборы и через полчаса гигант продолжил свою поездку к заброшенным слободкам.
День обещал быть пригожим. Хотя высоко в кронах деревьев гулял ветер. К обеду лес загустел, потемнел. Стали частенько попадаться гнездовья ворон.
