Дрянь с историей (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна

Подготовили ритуал с размахом. В крытой части полигона уже был начертан нужный узор, посреди которого уложили Серафима. В стороне переговаривалась пара целителей с реанимационным набором наготове, на тот же самый «всякий случай» присутствовали и плетельщики, и даже один оборотник. Кажется, для коллектива ГГОУ это событие стало настоящим вызовом и испытанием, и они намеревались выдержать его с честью.

Ева так и не поняла, почему решение вопроса доверили именно им, а не увезли Серафима в столицу. На прямой вопрос Ланге ответил, что тут рядом Котёл, и вдруг выйдет лучше, но объяснение выглядело сомнительным. Однако другого не нашлось вовсе.

— Ты вовремя, — шагнул к ней собранный и сосредоточенный Стоцкий. — Идём. Сначала попробуем сказочный вариант, а потом, если не получится…

Иглу аккуратно достал Яков, Ева до боли закусила губу, наблюдая за реакцией Дрянина… но состояние его не изменилось. Напитанная кровью кость приобрела странный фиолетовый цвет, но больше ничем своей особенности не выдавала. Потусторонник аккуратно положил её в узкий длинный футляр, подготовленный специально для этого, и кивнул Еве.

Та замерла, чувствуя неловкость от присутствия рядом толпы народа, с напряжением следящей за каждым движением, но решительно переступила через это ощущение и, внутренне обмирая, коснулась губами тонких неподвижных губ. Она многое бы отдала, чтобы он ответил. Как обычно, уверенно перехватил инициативу, накрыл ладонью затылок, поцеловал горячо и жадно…

Ева страшно соскучилась за эти дни. Пока он лежал в лазарете, и до этого, после ссоры…

Но он, конечно, не шелохнулся. Не сработало. То ли была не та любовь, то ли не та сказка, но ритуал пошёл дальше по плану. Ева легла на отведённое место рядом, взяла Сефа за руку, дождалась, пока Яков разместит её на рисунке точнее, и закрыла глаза, сосредоточившись на тепле в ладони. Больше от неё ничего не зависело.

Что-то беспокоило. Серафим долго цеплялся за эту мысль, единственную пока, и пытался понять, что именно не так. Вскоре пришла боль в груди — тупая, ноющая, зудящая, — но она не вызвала эмоций, в боли не было ничего необычного. И не звуки, нет, тем более их почти не было. Что-то странное. Что-то непонятное. Забытое?..

Запах.

Он наконец вспомнил, что когда-то бесконечно давно существовало такое чувство. Но, даже вспомнив, долго не мог в нём разобраться, описать и отвлечься на что-то ещё. И уж тем более понять, как?..

Вспомнить тоже не выходило. В голове вяло перекатывалась давленая невнятная смесь из обрывков образов. Какие-то трупы, чумазые дети, взрывы, заклинившая винтовка, подвал с водой по колено и крысами… Кажется, всё это было мало связано друг с другом.

Серафим открыл глаза и некоторое время лежал, рассматривая комнату. И это тоже было странно. Неправильно. Не так.

Постель. Комната. С одной стороны — столик с какими-то склянками. Смутно знакомый прибор, ещё один. Капельница. С другой… кушетка. На ней спящая женщина. Молодая, но с измождённым лицом. Рыжие волосы кажутся тусклыми. И всё не так. Не то. Странно…

Может быть, он до чего-то додумался бы, но впечатлений для сознания оказалось слишком много, и оно вновь кануло во мрак.

Второе пробуждение получилось более интересным, и разбудили его негромкие женские голоса. Немолодой и совершенно незнакомый и другой, вызвавший сумбурный шквал эмоций.

— Ева, ну пойди нормально поспи! Я же говорю, кризис миновал, всё, выкарабкается, он здоровый лось, никуда не денется.

— Ты в прошлый раз так говорила…

— Во-первых, неправда. В прошлый раз я говорила, что операция прошла успешно. А во-вторых… Ну и что изменится оттого, что ты сидишь здесь? Сможешь его с Той Стороны достать?

— Ты права. — Тяжёлый вздох. — Но я всё равно нормально засыпаю только на успокоительных, какая разница, где их пить. Мне кажется, ещё пара дней, и я с ума сойду, если ничего не изменится.

— Куда ты денешься! — усмехнулась незнакомая. — Да ладно, для такого ранения он поправляется очень стремительно, отличный прогресс для четырёх дней. Скоро очнётся.

— Я всё равно посижу тут ещё немного, хорошо? — проговорила Ева.

И Сеф наконец её вспомнил. Рыжие волосы, зелёные глаза, насмешливая улыбка…

Внутри опять всколыхнулась дикая смесь из удовольствия, досады, обиды и радости, и он всё же открыл глаза. Это было проще, чем продолжать ковыряться в сумбурных эмоциях и ощущениях.

Женщина с незнакомым голосом выглядела смутно знакомой. Лет сорок, светлые волосы, короткая стрижка… Он точно её видел. Когда? Да чёрт знает, он и вторую-то вспомнить толком не мог!

Старшая поймала его взгляд, широко и искренне улыбнулась и дёрнула головой. Рыжая обернулась и ахнула.

— Очнулся!

Подошла в три стремительных шага, сжала его ладонь обеими руками. Пальцы тонкие, дрожат. Холодные… Он сжал их в ответ, и рыжая Ева просияла улыбкой. Радостной, не насмешливой, как помнилось.

Додумать эту мысль и проанализировать её не успел: глаза закрылись от слабости, а через пару мгновений опять сморил сон.

Третье пробуждение вышло уже вполне осознанным. Очнулся Серафим в сумерках, всё в той же комнате, в одиночестве. Последнее обстоятельство порадовало, потому что в голове стало больше порядка, он вспомнил себя и наконец сообразил, почему окружающий мир кажется таким странным.

У него изменилось восприятие. Снова.

Мир поменял свой цвет, и к этому предстояло привыкнуть. Мир обрёл запах, и это было… странно. Несмотря на то, что запах в палате всё это время висел один, привыкнуть к нему так до сих пор и не удалось: резкий, сильный, он раздражал и цеплял внимание.

С трудом Серафим поднял правую руку. Движение отозвалось густой и острой болью в груди, но он только поморщился. Рука как рука. Человеческая. Он такую видел постоянно на протяжении многих лет. Когда надевал артефакт личины.

Уже понимая, что пропустил что-то важное и его жизнь кардинально изменилась, он всё же сумел дотянуться до шеи и не найти там цепочку. И крестика не было — там, где его можно было ожидать встретить, ощущался пластырь. Но пытаться подняться и рассмотреть внимательнее Сеф не стал, движение руки-то далось с огромным трудом. Вместо этого опять закрыл глаза и попытался разобраться в воспоминаниях. Но почти сразу снова отключился.

Только с четвёртого раза Дрянин наконец очнулся настолько в сознании, чтобы более-менее отчётливо вспомнить последние события и сообразить, где находится и почему. Следствие, подземелья, Медведков, драка с потусторонними тварями, цепи и стена. Кровопотеря и игла в сердце.

Сеф прислушался к себе, пытаясь дозваться Мурки или Мурзика. Он слишком привык и сроднился с ними за годы, они прошли с ним всё и стали самыми близкими существами. Даже несмотря на то, что он не злоупотреблял вызовом их в действительность, а они не очень-то искали ласки и внимания.

Отклик пришёл, но странный, непривычный, и воплотиться у обоих почему-то не вышло, однако Серафим успокоился на их счёт. Главное, живые, остальное — ерунда, что бы с ними ни произошло.

И что бы ни произошло с ним. Что, как? Как вообще подобное возможно⁈ Но тоже… живой. Даже слишком.

На этот раз он не заснул, выспался уже, а дождался посетителя, целого декана целительского факультета. Тот, проверив состояние пациента и определив, что он достаточно бодр для визитов, ушёл по его просьбе звать «кого-нибудь».

— Макс? — откровенно удивился Серафим, когда Ланге ввалился в палату. Уж кого-кого, а его он точно не ждал. — Ты что тут забыл?

Голос звучал слабо, каждый изданный звук отдавался болью в груди, но слабой, терпимой.

— А где я должен быть, если ты чуть не сдох в самый ответственный момент? Надо же кому-то делом заниматься! — невозмутимо пожал плечами тот и опустился на пустую кушетку. — Где твою рыжую носит?

— Лучше по делу скажи. Медведкова взяли? Что со мной?

— Взяли. Про тебя подробности надо у умников спрашивать, я не до конца понял, но слушай.