Карина Демина - Голодная бездна
– Если вы к Мэйнфорду, то он, кажется, у техников… подождите… – Тельма спрятала руки под мышки. Злилась она на себя. И еще на него, такого очаровательного, что сахарный леденец на палочке.
– Мне уже сказали… увы, бывает. Мы с братом редко видимся… хотел его пригласить на ланч, но он вернется не скоро…
Гаррет бросил взгляд на часы.
Браслет из белого золота, широкий, но не настолько, чтобы выглядеть громоздким. Массивный корпус, украшенный алмазами.
…ты меня балуешь, Элиза…
…ну что ты, дорогой. Я как только увидела их, сразу о тебе подумала. Переверни, там…
…Гаррету от Элизы на вечную любовь… как мило…
…мне не хотелось, чтобы ты забывал меня…
…разве я способен хотя бы на миг тебя забыть?
– Так что? – Этот вопрос вернул Тельму в мир яви, а заодно уж разбил остатки иллюзий.
– Извините, я… немного задумалась.
– Вы составите мне компанию?
– Компанию?
– За ланчем. – Он вовсе не сердился, повторяя это предложение. Верно, решил, что Тельма чересчур ошеломлена той великолепной перспективой, которая перед ней открывалась. – Я не люблю обедать в одиночестве…
– Сейчас? – уточнила Тельма.
Отказаться? Вряд ли ему когда-либо отказывали, и уж точно не девицы, вроде Тельмы. Нет, отказ вызовет подозрение, а согласившись, она получит шанс узнать старого врага получше.
Ему ведь что-то надо.
Не случайно он заглянул в чистую комнату. И обаяние свое расточает отнюдь не потому, что очаровали его сомнительные прелести Тельмы. Узнал? Нет, вряд ли. Скорее всего, он забыл о той девочке, как забыл и о самой Элизе…
– Сейчас, – подтвердил Гаррет. – У меня зарезервирован столик в «Солнце Энзарра». Это недалеко. И я обещаю, что доставлю вас обратно…
– Тогда хорошо.
«Солнце Энзарра» было из тех редких заведений, которые, не располагаясь в заветной черте Острова, все же сумели обзавестись славой элитных.
Второй округ.
Древний маяк из красного камня. И огромные глыбины, из которых он сложен, впечатляют сами по себе. Не говоря уже о паутине ржавых лестниц, эти глыбины опутавших.
В «Солнце Энзарра» не признают подъемников.
А цена блюд определяется уровнем, на который посетитель готов взойти. И конечно, Гаррет идет наверх, на открытую площадку, где поместилось всего-то три столика.
И Тельма поднимается следом.
Ступать страшновато.
Лестница выглядит столь древней, что, того и гляди, вовсе рассыплется в прах. И Тельма убеждает себя, что эта древность – лишь вид, часть антуража, который здесь берегут и поддерживают. Что на самом деле металл прочен, а паутина заклятий не даст случиться беде. Что «Солнце Энзарра» пережило десяток землетрясений, два наводнения и колдовской туман шестьдесят шестого, когда половина зданий Нью-Арка просто обрушилась… а наверху ветра нет.
Разве позволят посетителям, готовым выложить три десятка талеров за тарелку супа, испытывать этакое неудобство? Полог защитного купола был прозрачен, и следовало признать, что вид с башни открывался великолепнейший.
– Здесь довольно мило, – сказал Гаррет, отставляя массивный стул. – И обстановка, знаете ли, способствует…
Чему именно способствует местная обстановка, Тельма уточнять не стала.
Она присела, а сумочку свою – массивную и вызывающе дешевую, пристроила на спинку стула, чем вызвала брезгливую гримасу у официанта, который, верно, не привык ни к подобным сумочкам, ни к посетительницам, не способным позволить себе пристойный ридикюль. Впрочем, гримаса эта скорее ощущалась, чем была видима.
Местную прислугу хорошо дрессировали.
И меню Тельме протянули с почтительным поклоном.
– Мне как обычно… а даме…
– Я… – Тельма с трудом удерживала массивную папку. – Я не знаю… а что вы посоветуете?
Она надеялась, что выглядит в достаточной мере растерянной.
И очарованной.
Впрочем, «Солнцем Энзарра» легко было очароваться. Маяк возвышался над морем красно-бурых крыш, прорезанных тончайшей сетью улиц. И дымка, подернувшая что крыши, что улицы, гляделась этакою пеной.
– Суп из акульих плавников. Фирменный салат с морепродуктами… – говорил официант, не глядя на Тельму, с вежливой улыбкой, которая Тельму не обманула. Она чувствовала эмоции остро, пожалуй, острее обычного. Но только официанта.
Почему так?
Гаррет носит амулет? Это логично. Сенаторам нужна защита, в том числе от ментального воздействия. Но амулет Тельма засекла бы…
– …филе трески на гриле с овощами… и на десерт…
– Хорошо. – Тельма робко улыбнулась.
Скромным служащим полиции не полагается переборчивость, и Гаррет милостиво кивнул, отпуская официанта.
– Здесь, наверху, и дышится иначе. Я люблю смотреть на город, представлять себе, что он живой. Это странно, должно быть?
– Не знаю, – честно ответила Тельма.
И вновь появилось это алогичное чувство – желание не столько угодить, сколько удержать внимание мужчины, сидящего рядом. А он говорил… что-то такое говорил… кажется, о городе, о себе… рассказывал какие-то истории, несомненно, забавные. И Тельма, удивляясь самой себе, хохотала. Вполне искренне, хотя ей казалось, она давно уже разучилась смеяться.
Принесли суп, тот самый из плавников акулы.
И салат.
И горячее. Гаррет ел мясо, причем едва-едва тронутое огнем. Надо же, а десять лет тому он предпочитал выжаренные стейки.
– …и вот так я живу, – Гаррет промокнул губы салфеткой. – А вы… вы ведь из летнего выпуска, верно? Сестра писала о вас…
…кто бы сомневался.
– …очень хвалила. И я еще подумал, что моему непутевому брату наконец повезло…
– Почему непутевому?
Это слово как-то категорично не подходило Мэйнфорду. Непутевый…
– Не знаю… как-то вот с детства повелось. Он всегда был немного странным. Это очень беспокоило нашу маму. Огорчало ее.
Тельма сочувственно покачала головой.
А Гаррет вдруг чуть подался вперед. Локти его уперлись в столешницу. Пальцы переплелись. Взгляд сделался… нет, не колючим, скорее туманным, поплыли зрачки, и Тельма поняла, что не способна отвести глаз.
Что ей хочется смотреть в этот туман.
Любоваться им.
Слушать его голос. Она сжала вилку так, что серебряный край впился в ладонь. Это отрезвило. Но… странно. Чтецы априори устойчивы к ментальному воздействию. Естественный иммунитет, оборотная сторона силы. А здесь…
– …потом случилась крайне неприятная история. Мэйнфорду нужна была госпитализация, но дед воспротивился. Он был весьма… специфическим человеком… резким, несправедливым…