Карина Демина - Голодная бездна
В глубинах зала, сокрытых за экранами и связками проводов, с которых свисали почерневшие пластины отработанных перфокарт, низки кристаллов, не подлежащих восстановлению, обломки некоего механизма, надо полагать, уже списанного с баланса, раздался шелест. Затем что-то упало.
Бахнуло.
И по полу потянуло дымом.
– Иди туда, – велел Дельм и пальцем подтолкнул Мэйнфорда. – Вайс хотел послойное сравнение сделать. Он хороший мальчик.
Мальчиком вышеназванный Вайс, если и был, то лет этак двадцать тому. Ныне же он представлял собою особь явно мужского полу и неопределенного возраста. На лице его с чертами крупными и по-своему привлекательными, застыло выражение легкой растерянности, словно бы Вайс до конца и не понял, где находится и как попал в это удивительное место. Пегие волосы его росли клочьями, отчего казалось, что на круглом покатом черепе пробивался сразу десяток лысин. С уха Вайса свисала серьга, а с серьги – цепочка с черным кристаллом, который он, пребывая в задумчивости, имел обыкновение крутить.
Облачен был Вайс в ярко-розовую рубаху с коротким не по сезону рукавом. Рубаха эта плотно облегала рыхловатое тело, а на животе, круглом, аккуратном – поневоле закрадывалась мысль о беременности – натягивалась, и крохотные, отделанные перламутром пуговки почти выскальзывали из тесных петель.
– Чего? – на Мэйнфорда Вайс уставился с упреком, и пончик, который сжимал в кулаке, не подумал отложить, впрочем, как и очередную перфокарту, от которой явственно несло гарью.
– Того. По моим кристаллам есть что?
Вайс нахмурился. Светлые бровки его, почти неразличимые на белой коже, сошлись над переносицей. Он явно вспоминал, кто вообще стоит перед ним и о каких таких кристаллах идет речь.
– Дело в «Веселой вдове»…
– А! Так это… я заключение пишу. – Вайс махнул рукой, той самой, с пончиком, и сахарная пыль разлетелась над бумагами, по виду которых можно было судить, что над отчетом работали давно, плодотворно, но без малейшей надежды довести эту работу до конца. – Если подождете…
– Не подожду.
Хотелось отвесить наглецу подзатыльник.
Или хотя бы пончик отобрать.
И наверное, на лице Мэйнфорда промелькнуло что-то этакое, предупреждающее, если Вайс пончик отложил – аккурат на упомянутый отчет, вздохнул, вытер пальцы о рубаху. И повернулся к Мэйнфорду спиной.
– Глядите…
Щелчок пальцами, и тусклое зеркало экрана вспыхивает. Синеватый искусственный свет столь неприятен, что Мэйнфорд щурится, заслоняется от зеркала рукой.
– Я поначалу решил, что ошибся. Ну там стандартные помехи или прочий мусор… – Пухлые пальцы Вайса проплыли над панелью. Они трогали рычажки, крутили крохотные шестеренки, двигали бусины в хитросплетениях силовых проводов.
– Вообще, тут мусора изрядно попадается… чем чтец хуже, тем больше фона. Бывает, что придет кристалл, так намучаешься, пока подчистишь. Пару часов проковыряешься, а что в итоге?
На горном хрустале разворачивалось знакомое уже действо.
Бар.
Певица. Игроки.
– …а тут вроде запись приличная. То есть отличная. Я прям офигел, когда увидел. Такого скрута давно не попадалось!
– Чего?
– Скрута. – Вайс удостоил Мэйнфорда снисходительным взглядом. – Сжатия. Когда запись из ментала переводится на материальный носитель. Пишущий выступает в роли посредника, который…
– Это я знаю, – прервал Мэйнфорд.
– Вот… короче, обычно и поднимают слой кое-как, и скрут хреновый, если не сказать хуже. Когда силы недобор. Когда… ну а тут – идеальненько. А помехи есть…
Фигуры стрелков были размыты, словно нарисованы поверх самой ленты, и нарисованы крайне небрежно.
– Рассеиватели, – уточнил Мэйнфорд, и Вайс хмыкнул:
– Сам знаю. И не стандарт. Стандарт дает одну линию, и если запись позволяет, всегда можно глубже копнуть. Нет, чистое лицо не вытащишь, тут хоть самим магистром будь, но кое-что выцепить получится. А у этих ребят на всех уровнях помехи. И такие… вот…
Он переключил рычажки, и изображение изменилось, стало плоским, чересчур резким, будто каждую линию вырезали на хрустале.
– Погоди… да…
Резкости поубавилось. Но теперь предметы выглядели размытыми, словно в дымке, одни видны были четче, другие вовсе почти растворялись. А вот люди – другое дело.
Ярким огоньком сияла сцена.
Понятно – певичка была из светляков.
И второй огонек маячил в зале. Тусклые болотно-зеленые ауры игроков. Вельмин внук выделяется, словно пламени плеснули на экран, только пламя это порченное, бурого оттенка. На него и смотреть-то неприятно.
А вот стрелки светились алым.
И вновь же, фигуры их, ауры их, гляделись размытыми, словно Мэйнфорд смотрел на них через толщу воды. Он вглядывался, пытаясь вычленить хоть что-то. Не потому, что сомневался в квалификации техника, но, скорее уж, привык доверять себе и только себе.
– Видишь? – отчего-то шепотом поинтересовался Вайс.
– Нет.
– Ауры… глянь в другом диапазоне. Этот ловит психокинетику…
Синие тона. Мягкие. Приглушенные, интимные даже, но в этой уютной интимности катастрофа выглядит еще более отвратительной. Здесь не видны предметы вовсе. И потому удивительны движения фигур, лишь отдаленно напоминающих человеческие. Синие всполохи гаснут один за другим. Кто-то тихо, обреченно, кто-то – яростно вспыхивая напоследок.
– Еще не видишь?
– Нет, – вынужден был признать Мэйнфорд.
– Они одинаковы!
– Кто?
– Да стрелки! – Вайс ерзал на месте, и брюхо его колыхалось. Пуговицы все же не выдержали, и теперь между полами розовой рубахи проглядывала белая кожа. – Посмотри внимательно! Они на всех уровнях совершенно идентичны! А это невозможно! Рассеиватель рассеивателем, но ни один растреклятый амулет не способен полностью унифицировать ауру! Да чтобы до самого глубинного уровня…
То есть среди нападавших был не просто малефик, но малефик-артефактор как минимум нулевого уровня, способный сотворить этакие чудо-амулеты.
Замечательная новость.
– Это еще не все… я прогнал помехи. Сделал спектральный анализ… в общем, я там все напишу, ладно?
– Ладно, – милостиво разрешил Мэйнфорд.
– Вот… ну спектр помех, он тоже показателен. Навроде отпечатка, только сложней… короче, я сразу почуял знакомое… смотри.
Он вытащил кристалл из гнезда и ловко загнал второй.
Мигнувший было экран восстановил хрустальную свою синеву, а спустя мгновение на нем появилась картинка.
Двор.
Старый дом с дощатой верандой. Размокшие клумбы, расползшаяся грязь дорожки. Ограда. Качели… и фигура на качелях.
