Глен Кук - Коварное бронзовое тщеславие
Крошка Му помогала Плею. Она сказала несколько слов – неразборчивых и не мне. «Ненавижу!» среди них не значилось.
Плеймет сел на корточки и осмотрел левый бок моей кобылы.
– Ты права. У тебя цепкий глаз, девочка.
Он достал ведро со зловонной мазью, зачерпнул горсть и намазал потертость, возникшую под левым крылом седла. Хотел отругать меня, но сдержался. Я никоим образом не мог догадаться. Мне не доводилось служить в кавалерии.
И я славился глубоким недоверием к лошадиным кланам.
Плеймет – самый славный человек из всех, кого я знаю, но страдает странными предрассудками по части животных. Это лишь чертовы животные, Плей!
Если так пойдет и дальше, мы можем поругаться. Пора сменить тему. К тому же меня больше интересовала девочка.
Как и Тару Чейн. Она казалась завороженной и благоговеющей, недоверчивой и профессионально сбитой с толку.
– Ты явно оказал хорошее влияние, – сказал я Плеймету. – Что произошло? – И добавил, обращаясь к Лунной Гнили: – В чем дело? Вы увидели что-то интересное, или вам просто нужно в уборную?
– Я не уверена. Восемь на первое и четыре на второе. Не могу поверить, что это то, чем кажется.
В Танфере мы ежедневно сталкиваемся с немыслимым и невероятным. А раз в неделю – с невозможным.
– Просто требуется терпение, – ответил Плеймет. – Она хороший ребенок, хочет быть полезной. Но действительно глупая, – тихо добавил он.
– И?
– И что?
– Кто она? Откуда? Какова ее история? Ты переодел ее в нормальную одежду. Смог в некотором смысле наладить общение.
Тем временем Тара Чейн протянула руку, мягко поманила. Каштанка с девочками окружили Крошку Му и уставились на нее, ожидая объяснений.
– Она назвала имя, когда поняла, чего я хочу, – сказал Плеймет. – Хагейкагомей.
Ха-гей-ка-го-мей.
– Правда? – Определенно не танферское и вряд ли карентийское.
– Правда.
– Странное имя. Но…
– Ты думаешь, что уже слышал его.
– Да. Как ни удивительно.
– Я тоже, Гаррет. Давным-давно. Насколько я смог понять – а девочка действительно сбита с толку, – она думает, что ты должен знать его, потому что вы жили вместе. И она очень тебя любила.
Я открыл рот, чтобы заявить, что это невозможно. Тара Чейн коснулась моих губ указательным пальцем.
– Нет. Как велела Констанция, проявляй доброту, мягкость и терпение. С тебя не убудет.
– Почему?
– Предпочитаешь оскорблять чужие чувства?
– Предпочитаю знать, почему мне дают особые указания.
– Она особенное дитя. Таких больше нет.
– Особенная в каком смысле?
– Считай ее своей умственно отсталой младшей сестренкой. Больше тебе знать не требуется.
Я бросил на Плеймета призывный взгляд и понял, что помощи от него не дождусь.
– Она делает успехи, но по-прежнему сбита с толку. Иногда у нее получается строить фразы, однако в них нет особого смысла.
В ответ я наградил его своим лучшим недоуменным взглядом.
– Она оправится, если к ней хорошо относиться.
– Да. На некоторое время, – согласилась Тара Чейн.
– Что это значит? – жалобно спросил я.
– Это значит, что ты будешь относиться к ней хорошо, относиться правильно, будешь мягким и любящим все то время, что она пробудет с нами. Иначе я сделаю тебе больно.
Ох! В ее голосе слышалась сталь.
– Проклятие, если… – Нет. Возьми себя в руки, Гаррет.
У меня есть навыки. Есть ресурсы. Есть Покойник, способный проникнуть сквозь дым и зеркала.
– Плей, приходи ко мне, как только сможешь, – сказал я. – И приводи Крошку… Хагейкагомей?
Девочка перестала играть с собаками и посмотрела на меня огромными сияющими карими глазами, в восторге от того, что я назвал ее по имени. Выждала несколько секунд, не последует ли за этим что-то еще, затем снова вернулась к игре.
Помощница смерила меня суровым собачьим взглядом.
– Мы придем, – пообещал Плеймет. – Меня подменит зять. Во сколько ужин?
Он не мог не дернуть за поводок.
Все, кроме Хагейкагомей, фыркнули.
67
У нас по-прежнему оставались места, которые требовалось посетить, люди, которых требовалось повидать, и дела, которые требовалось сделать, но я сказал:
– Мы возвращаемся на Макунадо. Хеления, капитан Сизе, вас мы завезем по пути.
Эти двое старались держаться как можно тише, быть незаметными, навострив уши размером с блюдца. Тем не менее Хеления была довольна. Теперь она знала, что не приспособлена для полевой работы.
Сизе выглядел безвкусным, как дикий йогурт.
От него так легко не избавишься.
– Я скажу Дину и Паленой, что вы придете, – пообещал я Плеймету. – Возможно, Дин сварит котелок овсянки, чтобы накормить толпу.
Плеймет легонько прикоснулся к Хагейкагомей.
– Поможешь мне в конюшне?
Она вскочила, улыбаясь, готовая услужить.
Я посмотрел на Тару Чейн, ожидая реакции.
– Ты пытаешься быть умным. Получишь ответы от своего партнера.
Здесь попахивало чем-то странным.
– Он сообщит то, что, по его мнению, тебе следует знать.
Вот так. Она считала, что Старые Кости тоже не захочет меня просвещать.
Бессмыслица.
Но откуда взяться смыслу? Немного терпения – и я добуду нужную мне информацию. Просто я ненавижу ждать.
Плеймет с девочкой подготовили лошадей. Я усадил Хелению на кобылу, которая наконец проявила свою истинную натуру, укусив меня.
Плеймет, Хагейкагомей и Хеления хором рявкнули, когда я двинул злюку по носу. У Каштанки был такой же разочарованный вид, как у моей мамаши, когда ей не нравились мои поступки.
– Ты ведь не была в прошлой жизни моей мамочкой? – поинтересовался я у псицы.
Ниэя чуть не задохнулся от ужаса, напомнив нам о своем присутствии. Теория реинкарнации была предана анафеме всеми истинными ортодоксами.
Кобыла просто выглядела ошарашенной.
Мы доставили Хелению в Аль-Хар. Сизе тоже покинул нас, лишь спросив, можно ли ему забрать с собой Ниэю. Ответ «нет» его вполне удовлетворил. Тайные куда-то подевались – возможно, у них закончилась смена. Однако не успели мы уйти далеко, как я снова заметил Престона Уомбла.
Ему было наплевать, видят его или нет, вероятно, потому, что его не интересовало, что мы делаем. Он трудился в поте лица, поскольку не имел выбора.
Я решил проехать мимо лотка Френкельджина и угостил всех сосисками – включая псиц, которые получили дополнительную порцию в виде залежавшегося товара. С запачканными жиром руками я сказал Таре Чейн:
– Вот это я называю хорошей едой. Эй, Френкель! Дай мне еще одну.