Светлана Чехонадская - Саваоф
— Или они делают вид, что их легко обманывать, — произнес следователь.
— Или им все равно, — сказала я. — Ничего, что я вмешиваюсь в ваш разговор обо мне?
На этот раз мы пошли по пути, который не просматривался с камер. При дневном свете этот путь уже не казался мне ни мистическим, ни зловещим. Это были просто личные комнаты — пять или шесть больших помещений, расположенных анфиладой.
Несколько лет назад, когда Антон показывал проект дома, мы решили, что такое устройство потребует дворцовой роскоши отделки, иначе анфилада будет неоправданной и, в любом случае, неуютной. Особенно странным было расположение дверей: точно, как во дворцах — друг напротив друга, так, что дом казался сквозным. Комментарий Марианны был таким: «Выпендриваются!»
Но получилось неплохо, хотя и не в стиле их пафосного кондоминиума. Деревянные балки, тибетские ковры, нарочито грубая мебель, якобы изъеденная жучком, камин, обложенный не мрамором, а камнями; только несколько комнат были отделаны по-настоящему богато, и все они принадлежали Елене. В ее спальне даже была позолоченная мебель, но самым роскошным помещением дома мы считали ванную — ту самую, где Елену убили.
Я медленно шла по комнатам, останавливаясь по просьбе полиции, чтобы прокомментировать ту или иную находку, и все представляла себе: вот они идут с этой толстухой по светлому коридору, образованному анфиладой, разговаривают вполголоса, смеются — а где-то там, напротив зеркала, но не отражаясь в нем, в темном кабинете сижу я.
— Документов в сейфе нет. — Из боковой двери вышел молодой парень в форме. — Его заместитель утверждает, что самые важные бумаги Татарский хранил дома.
— Этот заместитель сейчас может утверждать что угодно, — иронически отозвался Гергиев. — Сомневаюсь, что особо важные бумаги хранят дома.
— Но сейф вообще пуст.
— Не хватает статуэток из яшмы, — сказала я, показывая на комод.
— Точно! — равнодушно сощурившись, подтвердила Марианна. — Я и не заметила.
— Что за статуэтки?
— Антоновы божки...
— В смысле?
— Его талисманы. Он так говорил... — Я растерянно посмотрела на Марианну. Больше я об этих фигурках ничего не помнила.
Она фыркнула:
— Его семейная реликвия. Три или четыре фигурки.
— Три или четыре? — немного раздраженно спросил пожилой следователь, ответственный за осмотр.
— Спросите уборщицу. Она их протирала.
— Она ничего не заметила.
— Значит, она их и сперла! — с вызовом сказала Марианна.
— Позовите уборщицу, — сердито приказал следователь. Молодой парень ушел в холл, минуту спустя возмущенно затараторила ливанка, объясняя ему что-то на повышенных тонах.
— Это, собственно, были шкатулки, а не статуэтки, — лениво произнесла Марианна. Такой тон она обычно приберегает для особо смелых заявлений. — В них хранились наркотики.
Пожилой засопел. Ему явно не нравилось, что исчезновение яшмовых фигурок обнаружилось так поздно.
— Вы уверены? — спросил он.
— Да. Он их доставал оттуда... когда это нужно было... нам.
Произнося эти слова, Марианна сладко и многообещающе посмотрела Гергиеву в глаза. Он усмехнулся.
— Это заносить в протокол? — отрываясь от компьютера, спросил третий следователь.
— Это заносить в протокол? Насчет «нам»? — спросил пожилой у Марианны.
— Ради бога.
В комнату вернулся парень в форме. За ним семенила ливанка. Замыкала шествие взволнованная кухарка.
— Как вам не стыдно! — крикнула уборщица Марианне. Я здесь работаю три года! Не было никаких претензий! Никогда! У них карточки валялись на каждой тумбочке, я могла свободно переводить любые суммы! Антон не считал денег! А кольца?! Я их тысячу раз доставала из ванной, из-под кровати, они их теряли и говорили мне: «Бог с ними!» Но я всегда находила! — От волнения ливанка приобрела небольшой акцент.
— Ладно, ладно! — зло перебил ее пожилой. — Успокойся. Развыступалась... Почему не заметила, что фигурок нет на месте?
— Они не всегда тут стояли!
— Ну конечно! — сказала Марианна.
— Зачем наговариваете на меня? Вы ничего не знаете!
— Ты только не волнуйся.
— Вы зря клевещете на нее, — вступилась за ливанку кухарка. — Антон эти фигурки часто убирал в комод... Именно из-за того, что там хранилось.
— Посмотри в комоде, — приказал пожилой парню в форме.
Тот выдвинул все ящики и пожал плечами.
— Ну, в общем-то, все логично, — вполголоса сказал Гергиев. — Их взяли именно из-за содержимого... В доме находились и более ценные вещи.
Это, действительно, должно было казаться очевидным, в том числе и Марианне, но она закусила удила. Видимо, мою подругу потрясло, что маленькая ливанка — уборщица! — накричала на нее при всех. В таких случаях Марианна сама кричать не будет: она станет методично и ласково добивать человека, доводить его до истерики.
— Нет, они всегда здесь стояли. — Тон Марианны стал предельно доброжелательным. — И Антон часто говорил, какие ценные эти фигурки. Он-то имел в виду, что они достались ему по наследству... Но тупой человек мог неправильно понять эти слова.
— Какой тупой? — воскликнула ливанка.
— Успокойся, — жалостливо сказала Марианна. — Антон говорил, что они бесценны, но совсем в другом смысле.
«Это мои божки... — вспомнила я. — Никогда с ними не расстанусь! Вот божок Раста. Вот божок Корда. Вот божок Лена — самый толстый из всех божков!» — Нет, не «толстый», а «жадный», да — «самый жадный из божков». При этом он как-то так трогал эти фигурки, что казалось, будто они кивают ему головой. Правильно, голова была крышкой — ее можно было открывать и закрывать, потому так и казалось. Три божка. Не четыре...
Ливанка уже плакала. Возмущенная обвинениями, кухарка вдруг часто задышала.
— Между прочим, — обратилась она к пожилому следователю, — ее муж, — презрительный кивок в сторону Марианны, — звонил Елене в тот день. У них был очень неприятный разговор.
— Что еще мы узнаем за день до передачи дела в суд? — кисло спросил пожилой, ни к кому конкретно не обращаясь. — Вы не могли рассказать это еще позже? — Теперь он повернулся к кухарке.
— Я думала, это не мое дело. Но теперь ее нападки кажутся мне подозрительными.
— Давай-давай! — насмешливо подбодрила ее Марианна.
— Мне показалось, что ее муж, — опять кивок, — предлагал Елене какую-то нечестную сделку.
— Ай-я-яй! — Марианна осуждающе покачала головой. — Какой нехороший!
— Вы не могли бы без комментариев? — попросил ее пожилой.
Она послушно закрыла рот ладонью.
— Да, — твердо сказала кухарка. — Речь шла о полумиллиарде.
