Господин следователь - Шалашов Евгений Васильевич
Вот это да! А девушка-то очень умна и проницательна. Мне такие нравятся.
– Как вы догадались?
– Сложно сказать, – пожала плечами гимназистка. – Возможно, по вашим интонациям, а может – по вашему взгляду. К тому же я несколько раз встречалась с Александром Ивановичем, и он мне не показался человеком, готовым отправиться в деревню, а уж тем более учить там детей. А Танька сейчас прибежит домой и станет рыдать и требовать у отца ответа. Она же мечтает, что после гимназии переедет в Санкт-Петербург или в Москву.
И как гимназистка собирается там оказаться? В мое время девчонка после школы поехала бы поступать в столичный вуз. А сейчас? Впрочем, у нас имеются какие-то курсы для женщин, может туда.
– Хорошо, я не стану спорить – немного жестоко. Но это урок не для вашей подруги, а для ее папаши. Признаюсь, я действительно допустил некоторые ошибки, но есть некая корпоративная этика. Титулярный советник Виноградов не должен был обсуждать ошибки своих коллег даже в кругу семьи. Понимаю, ему приятно осознавать, что унизил своего молодого коллегу, но, унижая другого, сам не возвысишься. Но и ваша подруга хороша…
– А что с ней не так? – спросила Елена, остановившись.
– То, что ваша подруга, узнав от отца некую… скажем так, конфиденциальную информацию, немедленно принялась об этом болтать. В сущности – она принялась распускать сплетни.
– Иван Александрович, даю вам слово, Таня никому об этом не говорила, кроме меня, – принялась защищать подругу Елена Георгиевна. – Уж кто-кто, но она точно не сплетница.
– Но это и есть самое ужасное, – покачал я головой. – Какое мне дело до остальных? Что мне до того, что о моей безграмотности узнают какие-нибудь Сони или Зины? Но Татьяна пыталась меня унизить в присутствии девушки, которая мне очень понравилась. Девушки, в которую я готов влюбиться.
– Иван Александрович, как же так можно? – вскинула вверх изящный носик Елена. – Мы с вами видимся в пятый раз, а вы – понравилась, да еще и влюбиться?
– В пятый? Я думал, что только во второй. Первый раз я вас встретил в церкви, а во второй здесь, десять минут назад. Когда еще?..
Елена смущенно потупила бровки.
– Я видела, как вы бродите возле гимназии. И очень рассчитывала, что вы ищете встречи со мной, а не с кем-нибудь из других девочек.
Чуть было не сказал – если видела, то могла бы и сама выйти, подойти, но промолчал. И у нас-то не каждая девушка решится первой подойти к молодому человеку, а уж здесь-то, в девятнадцатом веке, это вообще моветон.
Зато Елена Георгиевна, внимательно посмотрев на меня, многозначительно сказала:
– И вот еще что… Если мне понравится какой-то мужчина, то мне будет все равно – образован он или не очень.
– Значит, у меня имеется шанс? – обрадовался я.
– Шанс на что? – сделала девушка вид, что не понимает вопроса. Может, она и на самом деле не поняла?
– На то, чтобы вам понравится. И на то, чтобы вы в ближайшее время позволили называть себя не по имени-отчеству, а просто Леной.
– Я подумаю, – кокетливо сообщила девушка. Оглянувшись по сторонам, сказала: – Конечно же, у вас имеется шанс. А мне бы хотелось, чтобы и у меня появился такой шанс.
Вот здесь уже я захлопал глазами.
– В смысле?
– В том смысле, чтобы и я вам понравилась.
– Так я сказал, что вы мне ужасно понравились.
– А я просто захотела услышать это еще один раз.
Ох уж эти девушки! Семнадцать лет, а уже умеют кокетничать. Их этому где-то учат или врожденное?
– Иван Александрович, а вы не прочтете еще что-нибудь из незнакомого?
Из незнакомого? Так у меня из того, что ей знакомо, лишь Пушкин с Лермонтовым. Еще Некрасова вспомню, из Тютчева про Россию, которую аршином не измерить. Прочту ей Эдуарда Асадова. Он моей маме очень нравится.
– Прекрасные стихи. И опять вы скажете, что поэт неизвестен? Иван Александрович, а не вы ли автор стихов?
А если взять да и присвоить себе чужие лавры? Асадов еще не родился. Некоторые попаданцы из книг так и делали. И романы Пикуля себе присваивали, и стихи какие-то. Но я не стану.
– Увы, Елена Георгиевна, не я. Если бы я написал такие строки, хвастался бы об этом на каждом углу.
Я хотел еще о чем-нибудь поболтать, но Елена, превратившись из кокетки в строгую девушку, твердо сказала:
– Иван Александрович, мне пора домой. Тетушка станет сердиться.
– А за что сердиться? – слегка удивился я. – Вы возвращались домой, я вас немного проводил.
– Ага, немного, – улыбнулась девушка. – Мы наш дом уже три раза обошли, а тетушка в окно смотрит.
Беда с этими тетушками. В окошко, видите ли, она смотрит! А я собирался девушку в щечку поцеловать. Чисто по-дружески. Или пока нельзя?
Проследив взглядом, как за кареглазой гимназисткой закрылась дверь, я пошел на свою квартиру, думая думы. Интересно, если сделать девушке предложение, она его примет? Или у родителей руку и сердце просить? Нет, рановато. Не мне рановато, я на этой девушке хоть сегодня жениться готов, а Лене еще гимназию заканчивать, подождем. Придется ухаживать. А как здесь ухаживать принято? Кафе здесь нет, в ресторан или трактир барышню не поведешь. Можно ли дарить цветы, конфеты? И есть ли в сентябре какие-нибудь цветы? Что-то в палисадах растет, выясню. В лавки схожу, посмотрю на здешние конфеты и шоколадки.
Радужные мысли мигом вылетели из головы, когда я увидел семенящего в мою сторону Михаила Артемовича.
– Нашел! – радостно вопил канцелярист.
От возбуждения у старого архивариуса очки сползли на кончик носа, но он этого не замечал.
– Все отыскал, выписки сделал.
Не на улице же деловые вопросы решать. Придется ненадолго превратить свою квартиру в служебный кабинет.
Глава девятнадцатая
Удивительный зверь по имени Кот
Птица обломинго, как известно, прилетает нечасто, но всегда не вовремя. С утра пораньше я заявился к господину исправнику с просьбой об оказании помощи при аресте подозреваемого, но не успел рта раскрыть, как узнал, что почти весь личный состав городской полиции отправлен в Луковец, за восемь верст от Череповца.
Облом-с.
Село Луковец – второй по значимости населенный пункт нашего уезда. Если верить городским легендам, основали его по приказу княгини Ольги, которая создавала на Руси погосты – места для сбора дани [13]. Теперь это село, а раньше Луковец считался городом. Да и сейчас производит впечатление: домов больше ста, народу около тысячи. Две церкви и часовня, церковно-приходская школа, несколько лавок, включая «Торговлю колониальными товарами».
