Господин следователь - Шалашов Евгений Васильевич

Никто не пострадал, документы целы, но теперь надо ремонтировать печь, что-то поменять, приколотить, подбелить, вставить пару стекол, выбитых в суматохе. Работы дня на два, много – на три.

Велено разойтись по домам, мы и расходимся. Но дома-то что делать? У Натальи Никифоровны свои дела, французский у нас вечером. Пообедав, решил прогуляться по городу, заодно зайти в фотоателье, заказать обещанную матушке фотографию.

Опасался, что усадят в кресло, стиснут затылок обручем и придется мне сидеть неподвижно. Обошлось тремя минутами.

Решил зайти к архивариусу, опять его потрясти, но отчего-то пошел к Мариинской гимназии. Оказывается, не зря. Моя кареглазая незнакомка сама шла навстречу.

Как здесь полагается знакомиться с девушками? Я и в своем-то мире на улице не знакомился. С теми барышнями, с кем имел дело (до встречи с Ленкой!), заводил знакомство либо в универе, либо еще где-то. У кого-то из друзей или в кафе. Не подбежишь же к кареглазой, не скажешь: «Девушка, разрешите с вами познакомиться?» А тут она не одна, с подругой. Эх, была не была. Подойду. Как говаривал поручик Ржевский: «Чем я рискую, кроме того, чтобы получить по морде?» Подруга – это даже и хорошо. Девчонке будет не так страшно. В процессе придумаю, как нам избавиться от подруги.

– Здравствуйте, барышни, – заступил я дорогу двум гимназисткам. Приподняв фуражку над головой, представился: – Чернавский Иван Александрович. Позволите проводить вас до дома?

– А вы кого намерены проводить? Обеих сразу? – поинтересовалась подруга моей кареглазой незнакомки – толстенькая барышня с румяными щечками. Кажется, я ее где-то видел. Судя по лукавому взгляду, брошенному на подругу, прекрасно понимает, кого бы я проводил, а теперь просто прикалывается.

– Милые барышни, мне бы для начала ваши имена узнать, – ушел я от прямого ответа. – Я же не могу сказать: желаю проводить очень красивую девушку или просто очень красивую? Мне бы хоть имя знать. Или приличным девушкам не положено знакомиться на улице? Если это так, то я сразу уйду.

– Нет, господин Чернавский, – слегка насмешливо сказала моя кареглазка. – Вы уж определитесь, кого вы хотите проводить и с кем желаете познакомиться?

– Разве это мужчина решает? – сделал я умные глаза. – Общеизвестно, что выбор всегда остается за женщиной.

Девчонки, слегка удивившись, переглянулись, а я процитировал:

Не так много стихов я помню наизусть, но эти запомнил. Еще бы! Я же их специально учил, чтобы произвести впечатление на Ленку. Произвел. Авось и тут не прогадаю.

– А что за поэт? – поинтересовалась кареглазая гимназистка. – Я всех поэтов знаю, но таких замечательных строк никогда не слышала.

– Знали бы вы, уважаемая незнакомка, сколько существует на свете замечательных поэтов, – нарочито грустно вздохнул я.

– Елена, – представилась-таки кареглазка. Не успел я удивиться совпадению, как она добавила: – Елена Георгиевна Бравлина.

Вот тут я едва не запнулся за камень, выпиравший из булыжной мостовой. Запнулся бы – точно грохнулся и испортил свое реноме в глазах девушек. Ведь моя Ленка тоже Елена Георгиевна Бравлина.

– Елена… Елена Георгиевна, а вашу матушку, случайно, не Оксаной ли Борисовной зовут?

– Нет, с чего вы взяли? Мою маму зовут Ксения Глебовна.

Опять совпадение? Оксана – это же вариант имени Ксения. Борисовна… Хм… Тоже имеются ассоциации – Борис и Глеб, первые русские святые.

– А меня Татьяной зовут, – представилась полненькая подружка. – Меня можно попросту, без отчества. Если обратитесь по отчеству, стану думать, что я старуха лет тридцати.

Слышали бы слова девушки мои ровесницы из Москвы! Задушили бы девчонку собственными руками.

Похоже, между девушками промелькнула искра недовольства. Вон тутошняя Ленка, что прикидывается пока Еленой Георгиевной, с недовольством посмотрела на подругу.

– Таня, если я тебя старше на полгода, это не повод иронизировать, – мягко сказала кареглазая.

Ох ведь, старушки какие! Одной, как я полагаю, шестнадцать, а вторая немного постарше.

Елена Георгиевна шла молча. Заметно, что девушка стесняется. А вот ее подруга была куда бесцеремоннее.

– Мы про вас наслышаны, господин Чернавский, – хихикнула Татьяна. Видимо, девушкам известно о храбром следователе, вступившем в единоборство с преступником. Но дело оказалось хуже.

– Мой папенька говорит, что ему все время приходится возвращать вам бумаги из-за ваших грамматических ошибок.

Какая сволочь о том болтает! Покажите мне, я этому гаду сделаю то же самое, что Герасим сделал Муму. Я даже догадываюсь, что это за сволочь. Не зря же мне показалось, что эту толстушечку я где-то видел. Ошибся, но не слишком. Татьяну я нигде не встречал, зато часто вижусь с ее папенькой – господином Виноградовым. Копия батюшки своего. И язык такой же поганый.

– Да, вы правы, – горестно вздохнул я. – Грамматика – это мое слабое место. Представляете, я до сих пор делаю четыре ошибки в слове из трех букв.

– Как это возможно? – вытаращились на меня обе девчонки.

– Да очень просто, – любезно пояснил я. – Я пишу слово «еще» как «истчо».

Надеюсь, девушкам из Череповецкой женской гимназии Ведомства учреждений императрицы Марии не довелось читать письма императрицы Екатерины II. Скорее всего, они пока даже не опубликованы.

– А еще, уважаемая Татьяна, мне приходится делать ошибки, потому что ваш батюшка – милейший человек, – продолжал я, думая про себя, что удавил бы эту скотину. Припомнилось, как Виноградов утащил с банкета бутылку водки. Но дочери о том говорить не стал, да и не стану. – Я делаю ошибки исключительно ради его дальнейшего будущего.

– Не понимаю вас, – настороженно сказала Елена Георгиевна. – Зачем делать заведомые ошибки?

Дочка помощника прокурора ничего не спросила, но выглядела озадаченной. Ладно, сейчас я вас еще больше озадачу.

– Все очень просто, – начал разъяснять я. – Ваш батюшка мне признался, что собирается оставить карьеру государственного чиновника, подать в отставку и переехать в деревню. Жить среди первозданной природы, среди крестьян. Петушок поет поутру, коровки ревут, на пастбище просятся. Но что станет делать в деревне бывший помощник прокурора?

– Да, а что там станет делать мой батюшка? – захлопала глазенками толстушечка.

– Вот в том-то и соль! – поднял я вверх указательный палец. – В деревне нужны врачи, ветеринары и учителя. Из Александра Ивановича выйдет прекрасный учитель, но ему необходима стажировка. Поэтому мы, его коллеги, приносим бумаги с орфографическими и пунктуационными ошибками, а господин Виноградов их с удовольствием исправляет. Подождите-ка, – спохватился я. – А разве Александр Иванович не поведал домочадцам о собственных планах?

– Н-нет… – проблеяла дочка помощника прокурора. – Ни мне, ни маменьке батюшка о своих планах не говорил.

На бедную Танечку было жалко смотреть. Видимо, она пыталась представить себе деревню. По моему разумению, жизнь в Череповце мало чем отличается от жизни в деревне. Нет ни водопровода, ни канализации. И по утрам, пока хозяйка не протопит русскую печку, в доме холодно. А ведь у нас еще только сентябрь. Что дальше-то будет?

– Наверное, Александр Иванович хотел вам сделать сюрприз. Да, точно! Он говорил, что ждет, покуда дочь завершит обучение в гимназии.

Татьяна прикусила губенку, а потом резко рванула вперед, бросив на ходу:

– Ступайте без меня.

Мы какое-то время шли молча, потом Елена Георгиевна спросила:

– Это не слишком жестоко?

– Что именно? – не понял я.

– То, что вы, Иван Александрович, ввели Танечку в заблуждение. Проще говоря – вы соврали.