Мотель Отчаяния (СИ) - Красавин Иван
Я это всё к тому, что отец Вуйковича, разумеется, был идиотом, но его телевизионный угар можно понять, если на секунду забыть о том, как на смену TV-мэна пришёл WEB-мэн. А у его сынка явно начали плавиться микросхемы, поскольку (вот же блять!) телевизор оказался не вечен. Может, сейчас он ещё и остаётся владельцем Мотеля, но это не долго — рано или поздно сгорит изнутри от своего желания всё контролировать.
Необходимые столбцы я заполнил быстро, а остаток речи Вуйковича старательно пропустил мимо ушей, кропотливо обводя буквы и разглядывая краем глаза остальных посетителей Мотеля. По правую руку от меня за одним из столиков сидел нервного вида бородатый мужчина, замотанный в несколько слоёв отдающих античностью тряпок, старательно перемешивающий карты, резко жестикулируя и время от времени поправляя спадающие с переносицы очки. Его лысая голова слегка блестела, то и дело вздрагивая, пока он шептал сам себе что-то под нос.
Неподалёку от него из угла в угол шатался мрачного вида парень с длинными черными волосами, скрывающими его бледное лицо. Держа тонкие руки сцепленными за спиной, он с подозрением оглядывался на меня, мерил спокойным шагом расстояние от одной тени к другой и, поджимая губы, с нескрываемым презрением окидывал взглядом остальных гостей.
Чаще всего он метал молнии в сторону развалившегося по левую руку от меня мужчины, разодетого в пёстрый, словно украденный на каком-то карнавале наряд. Беззаботно закинув ногу на ногу, он откинулся на спинку диванчика и поглядывал на меня с любопытством, улыбаясь краешком ярко-красных губ. Глаза его как будто смеялись, весело мерцая в тени широкополой шляпы гранатового цвета. Спутанные локоны красиво обрамляли заострённые черты слегка вытянутого лица.
За его спиной сидела, подперев голову рукой, уже не очень молодая девушка, скрывающая свою пышную фигуру в сиреневом платье. Вздыхая полной грудью, она с томной тоской смотрела в окно, разглядывала свои руки или мечтательно закатывала глаза, чтобы расплыться в улыбке, после чего вновь окунуться в одну только ей известную дрёму. Всё происходящее, казалось, лишь вызывало в ней скуку.
Между столиками иногда проскакивала одетая в мешковатую кофту фигура кудрявого юноши. Он держался в стороне ото всех, избегал любого зрительного контакта, вечно краснел, обливался потом и смущённо глядел себе под ноги, прижимая руки к телу, словно оловянный солдатик. Лишь иногда он останавливался, чтобы пощупать собственное лицо, придирчиво поправить причёску, скривив при этом рот, или закатить рукава.
Но более всего мой глаз цеплялся за сидящую в полумраке женщину, лениво курящую тонкие сигареты. Она сидела одиноко за столиком, смотрела сквозь меня куда-то перед собой, практически не шевелясь, иногда стряхивая пепел или переставляя ноги, частично скрытые под длинным чёрным платьем. Я пытался внимательнее разглядеть её лицо, но каждый раз мои глаза словно теряли фокус и видели лишь перламутровый круговорот постоянно сменяющих друг друга лиц, образующих смутный калейдоскоп воспоминаний. Как бы я ни пытался сосредоточиться, у девушки не было её настоящего, постоянного лица — лишь переливающийся всеми цветами радуги клубок висел над шеей, приманивая мой взгляд. Эти призрачные черты казались одновременно и такими знакомыми, и такими чужими, что я никак не мог оторваться.
Я проследил за тем, как незнакомка потушила сигарету, бесшумно поднялась, прошла лёгкой походкой мимо барной стойки к столику, за которым странного вида бородатый мужчина разговаривал с картами. Остановившись, она скрестила руки на груди и замерла, с любопытством наблюдая за действиями чудака. Как только бумага угрожающе заскрипела под моим пером, я вырвался из транса и развернул бланк к Вуйковичу. Тот внимательно пробежался по ровным столбцам, после чего нахмурился.
— Дамиан Кровник. Кровник. Хм… — Вуйкович задумался, разглядывая мои каракули. — Кровник… Я ведь вас откуда-то знаю, верно?
Я равнодушно пожал плечами, разворачивая бланк к себе.
— Кровник, — он старательно помусолил моё имя между зубов. — Нет-нет-нет, постойте, я ведь знаю вас, да! Вы тот самый писатель, верно? Ну который ещё…
— Бывший писатель, — поспешно поправил его я, инстинктивно поправляя ворот рубашки.
— Ой, да как прикажете, — отмахнулся Вуйкович. — Но ведь это вы, я прав? Вы — тот самый Дамиан Кровник, преследующий призраков, всё так?
— Автографы не даю.
— Ха, я знал! Я так и знал, что это вы! Кажись, я видел одно ваше интервью на CBS. Года два назад это было, не так ли?
— С вашим положением было бы забавно, если б вы его не видели.
Он пропустил мой подкол мимо ушей.
— Дамиан Кровник, автор цикла «Преследуя призраков», — Вуйкович закрыл глаза, захрипел и попробовал повторить дикторский голос. — Скандальный писатель, национальный автор, идущий по стопам мёртвых подростков, документируя последние дни их жизни перед роковым выбором. Смельчак, глядящий в глаза самой смерти, без страха срывающий покровы с табуированной болезни под названием «подростковое самоубийство» — нашей новой эпидемии. Его книги стали бестселлерами, исследующими природу добровольного отказа от жизни, публика его обожает и требует больше грязных подробностей, а обеспокоенные родители ненавидят, считая самым равнодушным куском дерьма, который лишь наживается на семейном горе, продавая красиво написанную и порой приукрашенную трагедию ради хлеба и зрелищ. Сегодня мы дадим ему слово, чтобы узнать о содержимом его груди — остались ли у охотника за призраками человеческие чувства? Или же их полностью поглотила циничная жажда наживы и погоня за славой по мосту из детских костей?
— Вы очень внимательно смотрели программу, — сухо произнёс я, пытаясь вытащить остатки своей гордости из-под завалов этих регалий.
— В мои обязанности входит помнить множество разных вещей, — усмехнулся Вуйкович и предложил мне взять ключ от комнаты.
В действительности я не очень-то горел желанием вспоминать то интервью и вообще что угодно, связанное с моей прошлой жизнью. Тогда его брала симпатичная шатенка, обещавшая до записи не задавать мне никаких спорных вопросов, а лишь напомнить о выходе пятой книги, сделать мне такую журналистскую рекламу под соусом комплементарного интервью. Сидя в гримёрке, я решился пригласить её на свидание, но она лишь улыбнулась и покачала головой, видимо, прокручивая в голове те вопросы, которыми она планировала меня задушить.
Эта дотошная сука не слезала с меня, постоянно давила настолько провокационными вопросами, что мне оставалось лишь притвориться мешком с картошкой и слиться с красным креслом, иногда судорожно хватая ртом воздух и думая о том, какую взбучку мне потом устроит главный редактор накануне старта продаж. А он устроит, поскольку, знаете ли, держался я как полный идиот, то и дело запинаясь, когда ведущая осаждала мой словесный понос цитатами из прошлых книг, ловила на противоречиях и всячески старалась заставить меня сказануть чего свыше.
Прогнав эти мысли, я склонился над барной стойкой, заметил висящие на крючках бронзовые ключи и схватил первый попавшийся. Взглянул на номер — 2211.
— Добро пожаловать в Мотель Отчаяния, — с присущим ему официальным пафосом сказал Вуйкович, как только ключ от комнаты спрятался в кармане моего пиджака.
Особой радости от этих слов я не испытал.
— А вот скажите, раз уж вы заскочили сюда, — Вуйкович заговорщически зашептал, стоило мне начать слезать со стула, — как вы это делали? Как находили новые истории? Как собирали материал и вот это всё?
Я засомневался, что нам стоит обсуждать то, что уже давно сгорело в пламени надвигающегося Апокалипсиса.
— Но это ведь жуть как интересно! — заискрился Вуйкович. — Вы ведь были тогда всё равно что рок-звезда телевидения, как такой детектив судеб, Шерлок Холмс, копающийся в грязном белье несчастных детишек…
— Здесь вы правы — по своей сути это и было копание в грязи, — вздохнул я и, достав из кармана зажигалку, принялся мусолить её гладкий металлический корпус в руке, чтобы успокоиться. — Сам я никогда не видел в этом ничего рок-н-рольного. Ну, не считая аванса за каждую новую книгу — вот там уж действительно цифры заставляют почувствовать себя Элвисом. Роешь, словно свинья, корни гнилых деревьев и пытаешься извлечь как можно больше вкусностей для публики. Особенно записки, письма или дневники жертв — вот это прям крупная находка, можно хоть целиком публиковать, людям всегда интересно такое. Иногда везёт наткнуться на свежак быстро. А иногда приходится перебирать варианты в поисках чего-то, с чем можно работать, чтобы раздуть историю на 300 страниц. Издательству не нужны, знаете, скучные самоубийства, повседневности и рядовые случаи, когда кто-то себя просто повесил, просто зарезался, просто вынес себе мозги… В таких делах всегда должна присутствовать драма, трагедия, крючок, чтобы зацепить читателя.
