Мотель Отчаяния (СИ) - Красавин Иван

Передо мной стоял верхом на передвижной тумбочке весьма громоздкий телевизор, а с его слегка затянутого сепией экрана на меня глядело загорелое мужское лицо с глубокими морщинами.

— Не желаете ли выпить? — настойчиво, но добродушно повторила говорящая голова человека. — Не стесняйтесь, вся выпивка за счёт заведения. Я ведь знаю, как сюда бывает тяжело добраться.

Я перевёл взгляд с лица мужчины за его… «спину», где на полках, тесно прижавшись друг к другу, громоздились разноцветные стеклянные бутыльки — богатый ассортимент бара.

— Нет… — нерешительно ответил я, всё ещё прикованный к выпивке. — Как-нибудь в другой раз.

— А я и не тороплю, — хохотнула голова в телевизоре и расползлась в искренней улыбке. Над его губами висели до неприличия пушистые усы. — Я не закрываю бар даже на ночь, знаете ли. Возьмёте буклетик?

Я проследил за его взглядом — на дальнем конце стойки стоял позолоченный кувшинчик, внутри которого торчал букет тоненьких брошюр.

— Или как насчёт выпить? — глаза черноволосого мужчины блеснули детским озорством. — Бренди, тоник, джин, что желаете? Налью столько же, сколько капель пота помещается сейчас у вас на лбу.

— Да чего вы прицепились ко мне с этой выпивкой? — не выдержал я, утирая пот тыльной стороной ладони. — Сказал же — не хочу. Кончайте с этими трюками, я и так знаю, чего вы тут наливаете.

На самом деле я ещё как хотел залить себе в глотку чего погорячее. Проблема была только в том, что в баре Мотеля Отчаяния нет никакого алкоголя.

Здесь подают только яд. Но, стоит отметить, лучший из лучших — отправит на тот свет почти мгновенно, без боли. Прекратит всякие страдания и даже не заставит расплачиваться за свою шалость кровавым фонтаном изо рта. А потому нет смысла даже выбирать бутылку — они все до горлышка наполнены одинаково смертельной амброзией. Количество — это так, показухи ради, чтобы создать впечатление смерти в ассортимент. Как будто у тебя здесь есть выбор, как прикончить себя.

— Жаль, — причмокнула голова с досадой. По выражению его лица я понял, что ему действительно жаль. — Нынче никто не хочет выпить.

— Неужели? — театрально удивился я. — Мне казалось, что в такое-то время ваш товар должны сметать с полок.

— Вы из породы остряков, да? Ваша правда, признаю. Но попытаться-то стоило. Раньше сюда заезжали только для того, чтобы пропустить стаканчик. Поставить точку в задорном дорожном турне, понимаете? Стефан Вуйкович Третий — владелец этого чудесного места, — он слегка захрипел, как будто попытался протянуть мне несуществующую руку. — Что привело вас в Мотель Отчаяния?

— Вы и так знаете, — ответил я. Мне не хотелось вдаваться в терапевтические подробности своего решения, перечисляя все те мерзости, которые довели меня до предела. — Достаточно выглянуть наружу, чтобы понять.

— А, так вы тоже бежите? — голос Вуйковича сменился на вкрадчиво-доверительный тон, словно он сейчас начнёт вытягивать из меня все секреты, а затем играть ими в гольф с самим собой. — Сдаёте все фишки, чтобы закончить партию?

— Или начать новую полным банкротом, пока не решил.

— Понимаю, каждый спасается как может, — он мечтательно обвёл взглядом помещение. — Хотя мало кто решается вернуться в игру после того, как растратил все накопления. Сейчас это место имеет репутацию сравни той, что носит эвтаназия — большинство людей, которые приезжают сюда, ищут стратегию выхода, а не грандиозного возвращения…

— Оставьте при себе эти истории и лучше дайте мне ключ от номера, — я прервал его поток рефлексии, зная, куда всё это идёт и как долго может продолжаться. Как уже было сказано выше — Мотель Отчаяния возникал на моём пути и раньше, в былые времена до Апокалипсиса.

Пелена спала с глаз Вуйковича. На мгновение он растерялся, прежде чем указать мне взглядом на лежащий рядом размеченный бланк, над которым я тут же поспешил согнуться и начать орудовать пером.

— Я буду сильно мешать вам своей болтовнёй? — скорее из вежливости, чем искренне поинтересовался он, пока я искал свободную строку, разглядывая имена тех многочисленных путников, которые заглядывали сюда до меня. Интересно, как много из них выбрали яд по незнанию, с подачи владельца? А как много выбрали смерть осознанно, вот так сразу решив прикончить себя, едва сойдя с шоссе и пересеча порог?

— Валяйте, — вздохнул я, смирившись с тем, что мне придётся слушать этот трёп в который раз. — Что угодно говорите, только дайте зарегистрироваться.

— Кхм, — прокашлялся Вуйкович, наблюдая за мной. — Я ведь не пытаюсь быть надоедливым, вы же понимаете?

Я промолчал. Чем быстрее он выговорится, тем мне будет спокойнее.

— Я просто хотел объясниться, что для меня это лишь дело привычки — раньше мы предлагали кров, крышу над головой и хоть какое-то подобие утешения, а теперь… — он задумался. — Теперь я привык с порога предлагать гостям утопиться в бокале с надёжным ядом. Сейчас уже никто не ищет освобождения или некоего убежища на пересечении старых дорог. Такие постояльцы были редкостью раньше, откуда им браться теперь, м? Мой дед ведь изначально закладывал фундамент в надежде создать такое вот место для всех, кому некуда податься. Конечный пункт, хоспис для утомлённых и разбитых. Он был во многом энтузиастом, который только-только вырвался с юга, перебрался сюда и загорелся идеей создания места, в котором каждый человек способен найти истинное освобождение. Наверное, тогда в нём говорил романтик и филантроп, окрылённый верой в человека. Для его замысла больше подходила церковь, приют, что угодно, но не Мотель, упрятанный в лесах Орегона. А весь этот фокус с баром — задумка отца, конечно же. Нет лучше покоя, чем спокойная и бесплатная смерть, говорил он, когда первые постояльцы падали замертво. Особенно в стране, где даже такие низменные права приходится покупать, чуть ли не залезая в кредит. Конечно, у них было разное понимание покоя — дед строил скорее больницу, чем Мотель, а отец превратил это место в… Ну, в то, чем оно является теперь.

Вуйкович каждый раз выдумывал новую историю того, каким образом он заполучил Мотель и зачем запихал свою голову внутрь телевизора. Как правило, в его рассказе всегда фигурировали дед и отец, но их роли постоянно менялись, то обрастая подробностями, то теряя важные детали.

В одной из вариаций оказывалось, что дед Вуйковича — Стефан Первый — сбежал на север после убийства своего начальника то ли случайно, из-за недоразумения, то ли намеренно, из личных счётов. По прибытии в Орегон, виновного так сильно заели блохи совести, что он поспешно нанял неизвестного подрядчика, чтобы тот возвёл бесплатный хостел — современную церковь нашего одноэтажного мира. Кто раздаёт суп из бычьих хвостов бесплатно — тот и святоша, тому все грехи бог отпускает, видимо.

Своровав часть денег, нанятый рабочий всё-таки воплотил придурь убийцы, построив странный Мотель, который отказывался работать по правилам измеряемой реальности, тем самым постепенно сводя деда Вуйковича с ума. От своей самодурной миссии он, правда, так и не отказался — денег ни с кого не брал, принимал даже самых ободранных прямо с улицы, а ещё каждый вечер читал молитву и засыпал при свечах, вымаливая прощения за свой проступок в прошлом.

Откуда такие расхождения — я не знаю, меня это особо и не волнует. Возможно, Вуйкович постепенно тоже сходит с ума после того, как его отец трансплантировал сознание сына внутрь телевизора в угоду прогресса. Я его не виню — в те времена телевидение правило бал, сопротивляться его шарму было невозможно, особенно когда в прайм-тайм начинали крутить рекламу всякого мусора. Отец нынешнего владельца Мотеля может и не верил в благодетель и некую сакральную миссию по искуплению грехов, но зато он верил в будущее, верил в технологии, верил в TV! Ему казалось, что телевидение — пик эволюции человека, лучшее, что он способен гордо показать инопланетянам, когда те явятся, чтобы расщепить нас всех на атомы. Всё, капут, дальше двигаться некуда. Человека засунули в экран, превратили в чистейшее электричество, научились размножать и передавать везде и сразу — чего ещё желать от науки?