Нил Гейман - Сыновья Ананси
Толстяк Чарли посмотрел на листок. Это был чек.
– Две тысячи фунтов. Господи. В смысле, хорошо.
Грэм Коутс улыбнулся Толстяку Чарли. Если улыбка и была победной, Толстяк Чарли был слишком озадачен, слишком потрясен, слишком ошеломлен, чтобы это заметить.
– Добрый путь, – сказал Грэм Коутс.
Толстяк Чарли направился в свой кабинет.
Грэм Коутс небрежно выглянул за дверь, как паук, лениво висящий на паутине.
– Просто ради интереса. Если вдруг, пока ты отдыхаешь и расслабляешься – на чем я положительно настаиваю, – так вот, если вдруг в это время мне понадобится доступ к твоим файлам, не мог бы ты сообщить мне на этот случай свой пароль?
– Я думал, с вашим паролем можно попасть куда угодно, – сказал Толстяк Чарли.
– Вне всяких сомнений, – жизнерадостно согласился Грэм Коутс. – Это просто на всякий случай. Это же компьютеры, знаешь, как бывает.
– Русалка, – сказал Толстяк Чарли. – РУ-САЛ-КА.
– Отлично, – сказал Грэм Коутс. – Отлично.
Рук он не потирал, но вполне мог бы это сделать.
Толстяк Чарли спустился по лестнице с чеком на две тысячи фунтов в кармане, гадая, почему он так недооценивал Грэма Коутса все эти два года.
За углом он повернул к своему банку и депонировал чек на свой счет.
Потом спустился к набережной Виктории, подышать и подумать.
Теперь он был на две тысячи фунтов богаче. Головная боль совершенно отпустила. Он чувствовал себя солидным и преуспевающим человеком. И думал, удастся ли уговорить Рози вместе уехать куда-нибудь. Мысль была короткой, но…
И тут он увидел, как по другой стороне улицы идут, держась за руки, Паук и Рози. Рози доела мороженое, остановилась и выбросила обертку в урну, а потом притянула к себе Паука и стала жадно целовать его липким от мороженого ртом.
У Толстяка Чарли снова заболела голова. И он не мог пошевельнуться.
Он смотрел, как они целуются. Он придерживался мнения, что рано или поздно им все же потребуется глотнуть воздуха, но они обошлись, и, чувствуя себя ничтожеством, он побрел в другую сторону, пока не вышел к метро.
И поехал домой.
Добравшись до дома, Толстяк Чарли, совершенно несчастный, упал на кровать, где еще сохранялся легкий запах Дейзи, и закрыл глаза.
Прошло время, и вот Толстяк Чарли гуляет с отцом по песчаному пляжу. Оба босиком. Он снова ребенок, а возраст отца неопределим.
– Ну и как вы ладите с Пауком? – спрашивает отец.
– Это сон, – отмечает Толстяк Чарли, – и я не хочу это обсуждать.
– Мальчишки, – говорит отец, качая головой. – Послушай. Я хочу рассказать кое-что важное.
– Что?
Но отец не отвечает. Что-то в морской пене задержало его взгляд, он наклонился и подобрал. Пять остроконечных лучей безжизненно повисли.
– Морская звезда, – задумчиво сказал отец. – Если ее разрезать надвое, из каждой половинки вырастает новая звезда.
– Ты вроде собирался сказать что-то важное.
Отец схватился за грудь, осел на песок и застыл. Из песка выбрались черви и мгновенно обглодали его, оставив лишь кости.
– Пап!
Толстяк Чарли проснулся с мокрыми от слез щеками. Перестал плакать. Ему не о чем горевать. Его отец не умер, это просто плохой сон.
Он решил, что завтра вечером пригласит к себе Рози. Они съедят стейк его собственного приготовления. И все будет хорошо.
Он поднялся и оделся.
Двадцать минут спустя, когда он размешивал ложечкой китайскую лапшу быстрого приготовления, ему пришло в голову, что хотя то, что случилось на пляже, было сном, его отец действительно умер.
* * *В тот же день Рози забежала к матери на Уимпол-стрит.
– Я видела сегодня твоего парня, – сказала миссис Ной. Вообще-то ее звали Эвтерия, но тридцать лет ее так никто не звал, кроме покойного мужа, а с его смертью имя практически исчерпалось, и вряд ли о нем еще вспомнят при ее жизни.
– И я, – сказала Рози. – Как же я его люблю!
– Ну конечно. Ты же выходишь за него замуж.
– Ну да. В смысле, я всегда знала, что люблю его, но сегодня окончательно поняла, как сильно люблю его и все, что с ним связано.
– Ты выяснила, где он был вчера вечером?
– Да. Он все объяснил. Он встречался с братом.
– Не знала, что у него есть брат.
– Он прежде о нем не упоминал, они не слишком близки.
Мать Рози щелкнула языком.
– У них там, должно быть, вся семейка в сборе. Про кузину он говорил?
– Кузину?
– Или сестру. Он как-то неуверенно сказал. Хорошенькая – для девицы такого пошиба. Немного похожа на китаянку. Легкого поведения, если ты меня спросишь. Но такая уж у него семейка.
– Мама, ты не знаешь его семью.
– Знаю. Она была утром у него на кухне, ходила там чуть ли не голая. Ни стыда ни совести. Если она вообще кузина.
– Толстяк Чарли не стал бы врать.
– Он ведь мужчина, не так ли?
– Мама!
– В любом случае, почему он не был сегодня на работе?
– Он был! Он был на работе. И мы вместе обедали.
Мать Рози с помощью карманного зеркальца изучила, как легла помада, и указательным пальцем стерла с зубов алые пятна.
– Что еще ты ему сказала? – спросила Рози.
– Просто поговорили о свадьбе, о том, что я не хочу, чтобы его дружка сказал что-нибудь неприличное. Мне показалось, он накануне перепил. А я ведь тебя предупреждала: не связывай свою жизнь с пьяницей.
– Когда мы с ним виделись, он выглядел отлично, – надулась было Рози, а потом сказала: – Ой, мам, у меня был такой чудесный день! Мы гуляли и разговаривали и… Ой, я не говорила тебе, как необыкновенно он пахнет? И у него такие мягкие руки!
– Что до меня, – сказала мать, – от него несет тухлятиной. Вот что, когда снова его увидишь, спроси про эту кузину. Кузина она или нет – я не знаю. Но я знаю, если, конечно, она кузина, что у него в семейке есть воришки, стриптизерши и гулящие девицы, и он точно не годится для романтических встреч.
Теперь, когда мать снова стала наговаривать на Толстяка Чарли, Рози немного успокоилась.
– Мама, я ни слова больше слышать не хочу!
– Замечательно. Я умолкаю. Это не я за него выхожу, в конце концов. Не я выбрасываю жизнь на помойку. Не я буду рыдать в подушку, пока он будет всю ночь пьянствовать с проститутками. Это не мне ждать, день за днем, ночь за ночью, когда он выйдет из тюрьмы.
– Мама! – Рози пыталась возмутиться, но мысль о том, что Толстяк Чарли может очутиться в тюрьме, была слишком смешной и глупой, и она чуть не рассмеялась.
Телефон Рози выдал трель. Она ответила, и сказала «да», и сказала «с удовольствием, это было бы чудесно», и отключилась.
– Это был он, – сообщила она матери. – Завтра я иду к нему. Он приготовит мне ужин. Разве это не мило? Я иду к нему в тюрьму!
