Господин следователь - Шалашов Евгений Васильевич
– Слышал, о чем вас Егорушкин спрашивал, но я вам точно скажу – не служили вы в армии.
– Так я и не говорил, что служил, – хмыкнул я, хотя и почувствовал себя задетым. Вот был бы я весь такой загадочный.
– Так я не про то. Выправки воинской у вас нет, господин следователь, – сообщил пристав. – По человеку видно – кем он служил, когда и сколько. Нижний он чин или офицер. А я определю – с нижних чинов он в офицеры вышел или после юнкерского училища. Я-то ведь в армии двадцать лет отслужил, еще Крымскую войну застал.
– Крымскую? – обалдел я от услышанного. Крымская война в моем мире казалась неимоверно далекой, да и здесь произошла не вчера.
– А что такого? – слегка удивился пристав. – Я рекрутом начинал, в пятьдесят втором году. А потом, как война началась, с пятьдесят четвертого в Севастополе был. Государь император, в бозе почивший, указ издал – нам всем сроки службы пересчитали, один месяц войны за год службы сошел. А у меня, пока не ранили да в тыл не вывезли, девять месяцев набежало. Так что и служить оставалось всего ничего – каких-то четыре года.
Ишь – каких-то четыре года. А мы ныли, что год долго тянется. Тогда сколько же лет приставу? Если стал рекрутом в одна тысяча восемьсот пятьдесят втором… А ведь не так и много – пятьдесят два, может, пятьдесят три.
– Я после госпиталя в юнкерском училище пятнадцать лет вахмистром отслужил, а уж потом в запас вышел, домой вернулся. А что мне дома-то делать? Я уже и крестьянствовать не умею, и ремесла никакого не знаю. Не в приказчики же подаваться на старости лет? Вот пошел в полицию, в урядники, а потом меня в становые приставы перевели и коллежского регистратора дали. А теперь вот в городе служу.
– Здорово, – только и сказал я, всегда с уважением относившийся к тем людям, которые всего добивались сами. И особенно тем, кто шел с самых низов. А уж участие пристава в Крымской войне, о которой даже в двадцать первом веке вспоминают с печалью, еще больше добавило уважения к Антону Евлампиевичу. Солдаты – от нижнего чина до генерала – сражались достойно, и не их вина, что мы эту войну проиграли. Так и то – победа Европы в Восточной войне очень сомнительна. Пиррова победа. Не случайно же ни Франция, ни Англия с Россией больше воевать не желали.
– Так вот что я вам хотел сказать, господин следователь, – продолжил пристав. – Человек вы молодой, но неплохой, и голова у вас хорошо соображает. Это я к тому, что как следователь вы еще неопытны, но все сделали правильно. И Егорушкина спасли, и злодея утихомирили. А еще – здорово вы нас сегодня умыли. Но голову свою вам надо беречь. Она у вас думать должна. Поняли?
Я только вздохнул. И кивнул.
– Еще раз прошу меня простить, что такие слова вам говорю. Но кому другому бы не сказал. Сует дурачок башку туда, куда не нужно, так и пущай сует. Не обиделись?
– От вас стерплю, – отозвался я. Вспомнив родословную рода Чернавских, сказал: – Моего отца отец, мой дед то есть, на Крымской войне погиб. Только он еще до Севастопольской обороны погиб, в Силистрии. А отец до сих пор переживает, что по возрасту на войну не попал. – Еще немного подумав, добавил: – Я бы вам руку подал, но не положено младшему по возрасту и по опыту старшему первым руку тянуть.
Антон Евлампиевич крякнул и протянул ладонь. Крепко пожимая мне руку, сказал:
– Одно дело делаем, господин следователь. Ну, бог даст, сработаемся.
Глава восьмая
И все на ять
Я стал судебным следователем, значит вошел в коллектив Череповецкого окружного суда. Сам коллектив не особо большой – председатель суда, двое помощников, прокурор и его помощники, а еще два секретаря в статских чинах и два присяжных поверенных. Но, как выяснилось чуть позже, я совершил кое-какие ошибки, о которых, даже не подозревал.
Например, новоприбывший чиновник обязан был на третий день выхода на службу устроить для своих сослуживцев корпоратив. Нет, это слово не использовалось, даже не говорили «простава», а именовали – посиделки, вечеринка. Сумеет ли молодой чиновник, только-только вступивший в службу, отыскать деньги для организации банкета? Ладно я – у меня средства имеются, но ведь простому новичку первое жалованье выплачивают через месяц. Но это никого не волновало. Положено – и все тут.
Разумеется, я догадывался, что мне требуется «влиться» в коллектив, но не знал, как это сделать. Подсказал бы кто, что ли, так нет. Видимо, народ считал, что имеются традиции, существующие десятилетиями, и все вокруг обязаны им следовать.
В свое время, когда я устраивался на работу в школу, потом в университет, никаких «простав» не требовалось. Купил, скажем, тортик и пару килограммов конфет к чаю – вот и все. И было место, где все собирались. А тут все сидят по своим кабинетам. Мне что, отправить служителя в лавку, чтобы тот прикупил водки с шампанским, какой-нибудь закуски, а потом пройтись и позвать всех к себе? Или я должен организовать вечеринку на своей квартире? Или в ресторан вести?
А хрен его знает, как надо.
Коллеги при встрече здоровались со мною сквозь зубы. А я решил плюнуть. Если считают, что сын вице-губернатора пренебрегает общественным мнением, пусть считают. Я уже и так ощутил холодок, исходивший от прочей чиновничьей братии. И что теперь? Организую вечеринку, так скажут, мол, подлизывается папенькин сынок, желает за своего прослыть, а не устрою – высокомерный гордец. Мажор, блин.
Я в свое время мажоров недолюбливал. Впрочем, не слишком-то с ними и сталкивался. «Золотая» молодежь жила в своем мире, а мы, «простые смертные», обитали в своем и практически не пересекались.
Еще раз повторюсь – я решил плюнуть и заниматься своими делами. А дело по обвинению крестьянина Николая Егорова Шадрунова далось мне большой кровью. Не в том даже смысле, что мне пришлось огреть подозреваемого по башке, а в другом. И не возникло проблем с доказательствами. Шадрунов не запирался, на допросе он честно рассказал, что давно собирался убить любовника жены, но не решался. Кузнец, несмотря на свой рост и внушительные габариты, был добрым человеком. Да и жену Николай сильно любил. Да так любил, что не просто прощал измены, а когда узнал, что Тимоха его супругу бросил, а та горюет, решил наказать неверного любовника. Чтобы набраться смелости, решил выпить. А в трактире обнаружился и сам Тимоха. Ну чего бы с ним и не впить? Выпили, показалось мало, но денег при себе не было, а идти домой за деньгами – так жена ругаться станет. Приказчик сам предложил ему сходить за город, добавить еще немного. У Тимохи в деревушке Миленьево, что за Макаринским ручьем, жила знакомая баба, у которой всегда можно было заполучить бражку.
И вот прошли они три версты от Череповца, и тут Николай понял, что сама судьба дает шанс – вокруг ни души, Тимоха идет впереди. Ну как же тут не поддаться искушению? Поэтому Шадрунов попросту взял своего соперника сзади за шею да и сунул мордой в ручей. Подержал там немного, а осознав, что приказчик мертв, пошел домой.
О том, что на него может пасть подозрение, кузнец не подумал. А дома вытащил из заначки рубль, пошел и купил себе водки.
Я слушал и записывал показания подозреваемого. Даже не стал комментировать слова кузнеца о том, почему тот решил убить Тимоху! Да тут романы впору писать, а не протокол допроса подозреваемого. Впрочем, любовь – штука злая.
Так что я, как положено, открыл уголовное дело, подшил в картонную папочку судебно-медицинский акт (у нас это называлось бы протоколом осмотра места происшествия); рапорт господина пристава 1-го участка, коллежского секретаря Ухтомского (это фамилия моего нового приятеля, но к княжескому роду он не имеет никакого отношения), где докладывалось о факте обнаружения трупа; справку от врача, в которой говорилось, что «смерть наступила вследствие захлебывания водой и перелома шейного позвонка», и протоколы допросов. Отдельно шли рапорта городовых, свидетельствующих о «сопротивлении при задержании».
Опыта проведения следствия у меня никакого, но, на мой взгляд, в нашем мире одного только признания подозреваемого для доказательства совершенного преступления было бы маловато. Бьюсь об заклад, что от меня потребовали бы свидетельских показаний о том, как кузнец и его жертва вместе пили, а потом ушли за город.
