Проклятие пикси (СИ) - Берестова Елизавета

— Мия, тогда как раз горничную отчитывала, чтоб той не вздумалось болтать про госпожу и пикси. Я кофе сама наверх отнесла. Госпожа тогда опять по мужу убиваться принялась. Твердила, что его забрали, теперь за ней пришли.

— А вы что сделали? — чародейка отметила в блокноте, что кухарка недолюбливает компаньонку, хотя и не особо демонстрирует этот факт, не верит в пикси, хозяйке сочувствует.

— Как обычно. Что в такие моменты делают: посоветовала не убиваться так по покойнику. Ему там на небесах от наших слёз только горше будет. Ты что творишь! — последняя фраза относилась к фамильяру чародейки.

Череп любимой трёхцветной кошки самозабвенно вылизывал чашку призрачным фиолетовым язычком.

— Тама! Тама, немедленно прекрати, негодница! — Рика встала и ловко поймала пытавшегося улизнуть к потолку фамильяра, — она когда-то была кошкой, — объяснила девушка, дунула на череп, и тот исчез с глаз, — всё никак не может забыть, что раньше ловила мышей и слизывала взбитые сливки с моего кофе. Особенно она любила траву кошкин хвост. Только где учует — сразу ныряет.

— А у графини в чашке что позабыла? — Сэра с отвращением двумя пальцами взяла чашку, отправила её под струю воды и принялась с остервенением оттирать края тряпкой.

— Действительно, странно, — задумалась чародейка, — это точно чашка леди Элеонор?

— Точнее не бывает, — кухарка тщательно вытерла чашку полотенцем, — сама в неё кофе наливала.

Ни кофе, ни корица не вызывали интереса у Тамы ни при жизни, ни после смерти. В виде фамильяра её вообще интересовал только один запах — запах травы кошкин хвост. Чародейка не считала себя особым специалистом в травничестве, её интересы простирались всё больше в сторону ядов, но кошкин хвост она знала. Вроде бы безобидная травка. Лечат настойками хвоста болезни сердца, снижают кровяное давление и прописывают людям, которым трудно заснуть.

— Госпожа графиня принимает лекарства? — спросила она и протянула руку над чашкой, чтобы проверить на остаточную магию. Ничего.

— Про лекарства ничего не скажу, — покачала головой кухарка, — это у Мийки спрашивать надо. Но вообще, хозяйка редко болеет, да и то — простудами.

— Про траву кошкин хвост слышали?

— Это вонючие корешки что ли? Слыхала, как же, матушка моя в старости от бессонницы пила.

— Графиня Сакэда случайно микстуру от бессонницы не принимает?

— Утром? Из кофейной чашки? Сильно сомневаюсь! Но на всякий случай уточните у компаньонки.

Эрика покрутила в пальцах карандаш.

— Странностей в поведении хозяйки вы в последнее время не замечали?

— Нет, — твёрдо ответила кухарка, — всё как обычно, если не считать дурацкой шумихи с мукой на полу.

— Понятно, — чародейке стало ясно, что от кухарки больше ничего не узнаешь. Она поблагодарила Сэру Монси и попросила позвать мужа. С садовником тоже нужно было побеседовать. Хоть садовник и находится от хозяйки ещё дальше, чем кухарка, порой, самые неожиданные свидетели могут дать ключ к разгадке. Так по крайней мере говорилось в детективных романах.

Дабы не терять время зря, Эрика опять отправилась в комнату графини.

— А, это снова вы, — графиня Сакэда поглядела на чародейку поверх пенсне, она просматривала утреннюю газету, — по-моему я всё я всё самым обстоятельным образом рассказала Вилли. Если он сочтёт нужным, посвятит вас во все подробности.

Эрика уже начала закипать. Она не переносила, когда с ней разговаривали снисходительно и свысока, но грубить человеку, обратившемуся в Службу дневной безопасности и ночного покоя за помощью, было бы верхом непрофессионализма. Поэтому коронер его королевского величества произнесла с максимальной вежливостью:

— Мы с господином Окку делаем общее дело, и я бы очень высоко оценила, если бы вы выделили мне толику своего бесценного времени и ответили на несколько вопросов.

Графиня Сакэда одобрительно кивнула, отложила газету и сняла пенсне.

— Присаживайтесь, госпожа ...

— Таками, — подсказала чародейка, более чем уверенная, что бывшая придворная дама обладает прекрасной памятью на имена, — королевский коронер Эрика Таками к вашим услугам. Скажите, леди Элеонор, вы принимаете лекарства?

— Это имеет значение? — ровные брови графини сдвинулись к переносице в недовольной гримаске, — вам надлежит защищать меня от маленького народца, а не задавать вопросы о моей частной жизни.

"А вам надлежит отвечать на вопросы офицера Кленовой короны при исполнении,"— про себя подумала Рика, а вслух сказала:

— Чтобы мой отчёт господину Окку был полным и всесторонним, мне, как это ни прискорбно, приходится вторгаться в частную жизнь людей.

— Я не принимаю никаких лекарств, разве что иногда пью пилюли от головной боли. Делаю я это весьма нечасто, строго по необходимости.

Чародейка записала ответ.

— Касательно трав: вы используете отвары, тинктуры, вытяжки?

— Никогда! — отчеканила графиня, — все травники — шарлатаны. Они обещают чудодейственное средство, а на деле вы получите толчёные листья да сухие ягоды, толку от которых будет не больше, чем от чашки чая или просто горячей воды. Мой врач, господин Фарлинг, он ещё моего незабвенного Чарльза пользовал, категорический противник траволечения.

— Спасибо, ваш ответ исчерпывающ, — Рике порядком надоело слушать про недостатки лечения травами, — вы можете мне описать подробнее, какие голоса вы слышали? В какое время и при каких обстоятельствах?

Бывшая придворная дама с явной неохотой начала рассказывать. При этом она легко отвлекалась на посторонние уточнения, перескакивала с одного на другое, увязая в ненужных подробностях.

Из этого путаного повествования чародейка вычленила следующее: голоса звучали в первой половине ночи, вскоре после полуночи. Как раз в это время графиня только-только засыпала. "Жизнь в Кленовом дворце привычки человека до конца дней меняет,"— пояснила она. Описывала графиня голоса как тонкие, писклявые, весьма раздражающего и неприятного тембра. На вопрос чародейки, откуда они раздавались, пожилая дама пожала плечами и заявила, будто голоса заполняли всю комнату, это только подтверждало подозрения Рики, что голоса пикси звучат в голове леди Элеонор. То, что пикси иногда вполне разборчиво угрожали и запугивали, а иногда лишь неразборчиво бормотали на своём языке, тоже лило воду на гипотезу о неумеренно развитом воображении. Тем более, что графиня Сакэда никак не могла определить, были эти голоса мужскими или женскими.

— Видите ли, звук голосов был настолько нечеловеческим и раздражающим, что определить пол говорившего не представлялось возможным, — леди Элеонор скривилась. Казалось, само воспоминание причиняет ей беспокойство.

Эрика решила перевести разговор на следы. Следы на муке графиня описала подробно, сравнив их размер с фалангой большого пальца. Она утверждала, что пикси танцевали босиком, и обе ноги у них одинаковые: в смысле, правую нельзя отличить от левой. Сколько их было, леди Элеонор сказать не могла. Может один плясал, может — несколько. На зеркале красовались отпечатки рук — эдакие маленькие ладошки, совсем как у грудного младенца, но с очень длинными пальцами. И походило это на заглядывание с обратной стороны зеркала.

— Вас не смутило, что размеры рук и ног не соответствовали друг другу? — спросила чародейка, завершив набросок ладони с оттопыренными длинными пальцами, — у обладателей ступней в дюйм руки должны быть гораздо меньше.

Вопрос ничуть не смутил графиню.

— Я не утверждаю, будто все следы оставили одни и те же существа. Мы ничего не знаем о представителях Неблагого двора и устройстве их общества. Если бы ваши коллеги-маги избавились от шор предубеждённости и со всей серьёзностью взялись за изучение того, что голословно отрицают, мы бы сейчас располагали более подробной информацией.

— Благодарю вас, леди Элеонор, — поклонилась чародейка, — ваши ответы очень помогут мне.

— Милочка, хоть вы и носите амулет бога смерти, врать вы не умеете совсем, — усмехнулась графиня, протягивая руку к пенсне, — вы ведь ни на грош мне не поверили. Считаете меня ненормальной, которой повсюду мерещатся голоса?