Джей Эм - Убийца теней
– Это я пока, до комнаты донести. Потом найду получше место. А вы идите по своим делам, за меня не беспокойтесь, не надо.
Вместе вышли они в коридор. За дверью комнаты толстяка было тихо. Неужели, как ему велели, успокоился? Обычно потруднее бывает такую падаль успокоить.
* * *Побывав на месте гибели Вейра Дарна, Воллет вернулся в обитель и не медля отправил брата Эйлола в герцогский дворец с поручением. Как только откроется дворцовая канцелярия, Эйлолу надлежало записать первого священника на аудиенцию к Хосвейну Лореттскому. Непременно на сегодняшний же день – для такого посетителя, без сомнения, сделают исключение, в конец очереди не поставят. Да, ему нужна именно личная аудиенция. Когда герцог является в советный дом, вокруг вечно или старшины, или Хосвейновы придворные, ни о какой конфиденциальности речи нет.
Теперь надо было ждать. Но дожидаться в обители Воллет не смог, не вытерпел, отправился во дворец прежде, чем возвратился брат Эйлол.
У будничных дворцовых дверей – парадные открывались только по особым случаям – уже кучка народу собралась, тоже на аудиенцию рассчитывают. Но для этих пока и будничные двери закрыты. Воллета же через канцелярию провели в покои, где ожидали обычно не простые, не рядовые посетители. Сегодня из таких он оказался единственным.
Заставляя себя рассматривать лепные узоры на потолке, первый священник мысленно возносил молитвы Творцу мира с просьбами о терпении. Раньше чем в половине четвёртого дневного часа герцог приём не начинает. Только раз в неделю, да и то не каждую, а когда настроение есть, изволит он рано подниматься, чтобы на заседание городского старшинства попасть. В остальные же дни спит, сколько душе угодно. Особенно долго, если накануне был какой-нибудь бал – а балы часто случаются. После пробуждения – бесконечно долгая процедура одевания с помощью многочисленных слуг. Но это в случае, если герцог не вообразит, что ему нездоровится и не решит вовсе с постели не подниматься и приём отменить. В такие дни посетители уходят ни с чем, и их в атласную книгу аудиенций на другой день записывают. Можно только надеяться, что сегодня блажь по поводу собственных хворей Хосвейну в голову не взбредёт…
Да, в последнюю очередь стоило бы обращаться с серьёзными проблемами к такому никчёмному человеку, как лореттский герцог. К такому взбалмошному и вздорному дураку… Почему Творец покарал этот несчастный город таким правителем?
Но… всё ли так плохо? Как раз вздорность Хосвейна и даёт некоторый шанс, возможность повлиять на него. Это единственный выход, потому что на Кейра, главу старшинства, рассчитывать не приходится. Он вечно с тупым упрямством держится своих мнений и не желает прислушиваться к разумным доводам. Так же и с нынешним этим делом, по которому Воллет к герцогу пришёл. У-у, проклятые суеверия, накрепко застрявшие в людских головах!.. Суеверия насчёт этих сумеречных охотников, убийц духов, которые якшаются с ними и сами делаются подобными им… В этом Кейр ничуть не лучше последнего тёмного крестьянина: свято уверен, что только охотница избавит Лоретт от зверя. Заблудшая душа… все, все, кто думают так – заблудшие души. Неужели они не понимают, что не в сумеречном охотнике их спасение? Теперь-то истина открылась ему, Воллету, полностью, до конца. И он изумился своей прежней слепоте. Чтобы прозреть, понадобилось увидеть этого несчастного погибшего, Вейра Дарна, увидеть пролитой человеческую кровь, кровь невинной жертвы…
Во всём виноват отступник, Талвеон Эйрский. Он принёс с собой в Лоретт проклятие. Даже удивительно, почему левобережный дух явился истреблять горожан только сейчас, год спустя. Радует одно: избавиться от проклятия можно немедля, одним ударом. Ударом, который выбьет подставку из-под ног еретика и заставит его качаться на виселице.
Герцог глуп. Но в руках этого глупца немалая власть. В отдельных случаях он может решать вопросы наперекор совету старшин, он ведь как-никак наследный господин Лоретта и близлежащих земель. Но слишком уж часто его дурацкие увлечения мешают ему пользоваться этим правом и принимать действительно разумные меры. Значит, придётся ему помочь…
Не чересчур ли несговорчив в последнее время стал Орвен Кейр? Не побеседовать ли с Хосвейном заодно и о нём?.. Есть города, которыми наследные владетели земель правят единолично, без всяких старшин. Хосвейн вполне мог бы своей волей изменить форму правления в Лоретте… Но нет, его не хватит на такой решительный шаг. Он просто размазня. Гораздо больше, чем городские дела, его интересуют беседы с придворными звездочётами об устройстве неба да заботы о нарядах. Да уж, наряжается он не хуже чем ронорская придворная дама. Вечно весь в кружевах – вместо штанов юбку на себя осталось нацепить. Стыд и позор…
Но эти отрезвляющие мысли не помогли Воллету совсем отвлечься от мечтаний. Представился город, которым правят непутёвый герцог и его разумный советник, первый священник. А другие мечты?.. О, если бы удалось выбить покаяние из проклятого еретика… Тогда – Норвейр, благосклонность Первого из первых, а может, и илленийского князя… И на что ему тогда Лоретт? Пусть живёт, как хочет… Да только вот, похоже, не будет его, покаяния. И ждать больше нельзя. Блестящим будущим придётся пожертвовать ради них, ради жителей Лоретта. Что ж, он смирится и пойдёт на эту жертву.
Полёт Воллетовой мечты – а точнее, падение её с заоблачных высот – прервало появление одного из многочисленных герцогских камердинеров, который объявил, что день сегодня приёмный, и пришло время аудиенций.
Слава Творцу!.. Конечно же, он, Воллет, войдёт первым. Все эти людишки у будничных дверей подождут ещё немного. Кто они такие? Какие-нибудь торговцы, надоедающие герцогу со своими глупыми тяжбами, недовольные решениями суда и надеющиеся, что Хосвейн Лореттский рассудит справедливее. Или безумные полунищие жалобщики, которые рассказывают, что соседи рвут у них в огороде репу. Надо бы эту всю чернь вообще не пускать на аудиенции – кто завёл такой глупый порядок, чтобы принимать в герцогском дворце всех, кому взбредёт в голову записаться на приём?
Двери в покои Хосвейна отворились, и Воллет увидел герцога восседающим на бархатном кресле с высокой резной спинкой, в окружении клеток с птичками и собачонок заморской породы. Ну да, к птичкам, всем известно, Хосвейн питает особенную слабость, не зря же сам на пёстрого попугая похож. Развёл зверинец… А за собачонок этих, небось, целое состояние отдал – вот на что городская казна идёт. А интересно, есть ли города, где ни герцогов, ни старшин нет, а единоличный правитель, пусть без наследственных титулов, но зато умный, строгий и справедливый?..
Усилием воли заставил себя Воллет отвлечься от этих помыслов, спрятать их глубоко в сердце, и негромко, с должной почтительностью поприветствовать Хосвейна Лореттского.
– С чем вы сегодня пришли ко мне, отец Воллет? – ответив на приветствие, осведомился герцог.
– Знаете ли вы, ваша светлость, что прошлой ночью оборотный зверь убил ещё одного человека? – без лишних объяснений перешёл к делу первый священник.
– Да… важные доклады советник зачитывает мне, едва я проснусь… если, конечно, я в состоянии их выслушивать. – Герцог страдальчески поморщился. – Это всё так ужасно… Говорят, это… м-мм… существо перегрызло бедняге шею?
Произнося последние слова, Хосвейн Лореттский заметно вздрогнул, как будто опасность грозила ему самому.
– Да, всё так и было, ваша светлость. Я видел погибшего своими глазами.
– Ах, какой кошмар! Нужно обладать большой смелостью, чтобы отважиться смотреть на такое страшное зрелище.
– Творец посылает мне мужество, ваша светлость.
Хосвейн так долго сидел, возведя к потолку глаза, что у Воллета возникло искушение нарушить тишину, прервав это исполненное возвышенного ужаса витание в облаках. Но первый священник его поборол, дождавшись, когда герцог сам спустится с небес на землю.
– Так что вы хотели сказать, отец Воллет?.. – изрёк наконец Хосвейн. – Что-то об этом демоническом звере?
– Да. Если точнее – о звере и об отступнике Талвеоне Эйрском. Не страшный ли грех, ваша светлость, что мы, лореттцы, уже год как сохраняем жизнь этому недостойному человеку?
– Но вы сами говорили, что следует добиться от него покаяния и отречения…
– Есть закоренелые еретики, от которых не добиться ни покаяния, ни отречения, и этот Талвеон, как стало мне ясно, как раз из таких. Его душу не спасти. Поэтому нам надо позаботиться о своих душах. Мне было откровение, ваша светлость. Я долго молил о нём, и сегодня на рассвете, прямо там, на месте этого страшного преступления, Творец сподобил меня окончательным пониманием. Едва стало известно о первом злодеянии оборотня, я сразу понял, что это кара нам за грех. Но теперь я знаю, за какой именно грех. Творец гневается на нас за то, что еретик Талвеон до сих пор жив.
