Джей Эм - Убийца теней
Обзор книги Джей Эм - Убийца теней
Джей Эм
Убийца теней
© ЭИ «@элита» 2016
* * *О маленькая девочка со взглядом волчицы!
«Крематорий». «Маленькая девочка»Есть пламя, которое всё сжигает.
«Аквариум». «Маша и медведь»1. За белыми стенами
Небольшая туго набитая матерчатая подушка маячит перед лицом. Разворот – сначала бедро, потом плечо. Кулак врезается в пружинящую поверхность. Подушка отскакивает чуть в сторону и возвращается на прежнее место.
– Меньше замах! – командует отец.
Подушка надета на его ладонь. Поэтому и от удара едва-едва отлетает. У него руки ой какие сильные.
Ярла хочет сдуть со лба прядь волос. Выбились из косы, в глаза лезут. Но сдуть не получается: прилипли волосы, пот по лбу ручьями течёт. Вытирает рукавом.
И снова – разворот, удар.
– Кулак разворачивай! Запястье жёстче!
Ярла бьёт ещё, ещё, и напоследок – не кулаком уже, а локтем. Вот теперь сильнее откачнуло подушку. Локтем раза в два мощнее удар, чем кулаком. И разворачивать его проще. И запястье…
– А, хитрюга! – отец в шутку легонько толкает Ярлу в плечо подушкой-«лапой». Сейчас можно ему пошутить, а ей – отдышаться. Перед следующим заданием.
– Локтем – оно, конечно, сильнее, – уже серьёзно говорит отец. – Только опаснее: ближний бой.
Садится на скамейку с резной спинкой, новую – недавно её под яблоней взамен старой, рассохшейся и потемневшей, поставил. Ярла косится недовольно сперва на отца, потом на деревянное завитушечное «кружево». Шлёпается на скамейку рядом и теперь уже только на свои худые руки, одна с другой сцепленные, смотрит.
Отец Ярлины мысли угадывает – про эти самые худые руки, про то, что им таких вот узоров по дереву никогда не вырезать: сил не хватит. Берёт отец её ладони в свои. Ярла хмурится. Вот ведь, точно: его один кулак – как её два, и запястье у него, как если её оба вместе сложить. Ему хорошо «жёстче»…
– Ты на природу-то не дуйся, – советует отец. Спокойно так, без насмешки. Если бы иначе – вскочила бы Ярла и в дом убежала, или наоборот, со двора прочь, на улицу. Но он её характер знает, давно выучил.
– Так уж оно есть, что чаще женщина слабее мужчины. Но, кроме одной силы, скорость существует. Тренировка, умение. Оружие, опять же. А в повседневной жизни тебя ещё и дар наш всегда обережёт. Были и до тебя среди видунов женщины, были и есть, не меньше их, чем мужчин. Были и такие, кто охотой занимались. – Отец достаёт из кармана длинную полоску плотной ткани, начинает туго бинтовать Ярле запястье и кисть. – Вот этим, когда к серьёзному делу готовиться будешь, не пренебрегай. Вроде, тряпка, а правильно намотаешь – крепкость дополнительная.
Свободной ладонью Ярла трёт нос.
– Оружие – вот и учил бы больше с оружием. Я, что ли, ларвов на честный поединок с пустыми руками буду вызывать?
Отец усмехается, качает головой.
– А я, что ли, тебя не учу с оружием-то? Сама знаешь: нам всё уметь надо. Даже если нашим делом решишь не заниматься, научить я тебя всему должен, что самому известно. Хотя бы для безопасности твоей. Потому что дар даром, но и угроза в нём… А ты в свой черёд своих детей научишь, если будут.
С левой рукой закончено, Ярла пересаживается от отца по другую сторону, чтобы ему удобнее было правую бинтовать.
– Что ты всё заладил: не станешь да не станешь нашим делом заниматься… Стану.
– Воля твоя. Это ведь мы сами, наш род, да ещё некоторые решили когда-то, что такой путь выбираем. Никто не приказывал, не заставлял. И не за всех потомков решили. А так – каждый сам решает за себя.
– А много тех, которые решают не охотой жить, а другим чем, как люди обычные?
– Много не много, а есть. И среди мужчин, и среди женщин. Женщина-видунья, случается, сама не охотится, а сына, если пожелает он, какому-нибудь воину на обучение бойцовскому искусству отдаёт. А прочие знания, помимо воинской науки, сама передаёт ему – вот и получается сумеречный охотник.
– А я так не хочу. Я сама хочу, как ты, охотником быть… – встаёт Ярла со скамейки. – Всё, отдохнула, давай продолжать.
– Давай, продолжай, – отец указывает на мешок с песком, подвешенный к толстой яблоневой ветке. – С разворота, по сто раз каждой ногой.
Ярла морщится:
– Сам же говорил, что с разворота удары в настоящей драке не годятся. Даже с людьми, а уж…
– В драке не годятся, если в совершенстве не научишься. А координацию неплохо развивают.
– А руки зачем бинтовал? – не рассчитывая на перемену задания, из одного упрямства приводит последний довод Ярла.
– Поработаем ещё и руками.
И вдруг всё это – летний вечер во дворе, красно-золотой с лиловым отсветом закат, скамейка под яблоней – начинает истончаться, таять, развеивается туманом. Последним тает отцовское лицо, такое знакомое, такое родное лицо в обрамлении курчавых волос и короткой бороды. Суровая складка губ, глаза, которые умеют, когда надо, холодом сверкнуть. Но на неё-то он смотрит не так. На неё – всегда по-доброму, и улыбается часто…
Растаяло, ушло. Открыла Ярла глаза – небо над головой. Хмурое небо и косой белый парус фелуки, как птица с подбитым крылом. Вот это уже не сон, это настоящее.
Рядом сидело человек десять или больше народу, но Ярла была уверена, что её пробуждения никто из них не заметил. Потому что никто и не знал наверняка, задремала она или просто полулежала, привалившись к своему заплечному мешку и веки смежив. А проснулась тихо, без всяких потягиваний и зевков. Уж в таких-то пустяках собственное тело её не подводит.
И всё-таки в лодке не стоило спать. Пусть попутчики с виду люди мирные: купцы, по одежде судя – из середнячков не богатых и не бедных, без большой поклажи, не по торговым делам плывут, по личным. Потом ещё двое ремесленников с коробами, в которых кожаные ремни, кошели и другие вещицы разные. Пожилая дородная крестьянка, укутанная в непомерных размеров вязаную шаль. Женщина помоложе, в городской одежде, с ней ребёнок. Старик в коричневой рясе служителя веры Двух Берегов. Парень с котомкой, из которой угол толстой книги виднеется. Может, в лореттскую учёную общину направляется юнец.
Обычные люди. Вот разве с одним из купцов де́ла никому бы лучше не иметь… Присмотришься – и сразу догадка царапается: нечист на руку. Есть в нём то неуловимое, что видуны «замутнённостью» зовут, или «затемнением». Замутнённость эта не глазами различается, а внутренним чувством, внутренним зрением, которому имени нет. Но с этим купцом однако не так ещё плохи дела, чтобы скаредность его совсем заела. Пока – не так.
А остальные попутчики и вовсе без всяких оговорок, без догадок. А Норола – не такая широкая река, чтобы до берега не доплыть, если в воде окажешься. Даже если бы внезапно это… Ну, если вообразить, представить: вдруг взяла и потонула фелука. И все за бортом. Не на воде, а под водой – ведь захлестнуло бы с головой, потянуло ко дну вслед за лодкой. Но она, Ярла, вынырнула бы, выплыла, и сомневаться нечего. Но всё равно днём-то спать не надо в пути. Не от попутчиков опасность, не от кораблекрушения, так мало ли от чего ещё. Такая уж у видунов жизнь, что всегда нужно начеку быть.
Это всё качка виновата, от неё клонит в сон. Да плеск воды за бортом мерный, монотонный. И погода какая-то тяжёлая, сонная – может, дождь будет к вечеру.
Почему приснился ей этот сон? Не настоящий сон, путаный и неясный, а сон-воспоминание. Воспоминание десятилетней давности, почти не искажённое кривым зеркалом сновидений, которое обычно всё с ног на голову переворачивает. Запястья-то теперь у неё потолще тогдашних соломин стали… Но всё же тонкие, женские. Поэтому отцовским советом насчёт бинтов Ярла не пренебрегает.
Скучает она по отцу, в этом всё и дело, весь секрет сна. Давно с ним не виделись. Скоро полгода, как ушёл Ольмар Бирг с караваном в Тар-Ниин, нанялся охранником. Великая пустыня Алнаара, которую торговые караваны на пути в эту восточную страну пересекают, небезопасна. И не хищных зверей, не львов да пустынных волков опасаются купцы. Большую часть времени приходится идти по землям племени тайфет, а за ним издревле дурная слава тянется. Народ чёрных колдунов. Боятся путники встреч с ночными духами, с вернувшимися к жизни мертвецами, которых своими заклятиями тайфеты якобы к жизни пробуждают. Вот и нанимают купцы в охрану не только таких дюжих молодцов, которые стреляют хорошо да кулаками махать горазды, но и сумеречных охотников. А им, охотникам, видунам то есть, от этого выгода одна: торговцы платят хорошо. Порадоваться можно, что веками это суеверие о племени тайфет живёт. Откуда взялось оно?.. Да кто ж его ведает. Ну, может, и было что-то когда-то. Совпало так, что несколько караванов подряд натолкнулись в землях тайфет на особо кровожадного упыря или зверя-оборотня. И пошла молва бродить через расстояния, через века. Но кому, как не видунам, знать: не чаще в тайфетском краю такие вот случаи, такие столкновения, чем в любом другом. В больших-то городах что тут, на западе, что на востоке, пожалуй, побольше свободных ларвов появляется, чем возле тайфетских деревень, далеко одна от другой разбросанных. Но молва – она молва и есть. Верят ей.
