Анна Мистунина - Проклятый
– Тому много причин, – буркнул он.
Кар давно привык не замечать дурного настроения учителя.
– Сделай милость, назови их.
– Мы не используем мысленную речь в разговорах с дикарями.
– Разумеется. А еще вы не учите их этому всему, – Кар указал на заваленный книгами стол. – Другие причины?
– Тот, кто не владеет основами магии, не способен на мысленную речь.
– Я говорю с грифоном. И говорил с Сильной Кати на обеде. Почему ты не хочешь признать этого? Есть еще причины, Оун?
– Да! – рявкнул колдун. – Это непристойно! Только близкие друзья и любовники открывают друг другу свои мысли! Я не намерен обмериваться мыслями с тобой, дикареныш, будь ты хоть сто раз одаренным!
– Кати так не думает.
– Считай это прихотью Сильной. Вернее, незаслуженной милостью. И не воображай, будто действительно интересен ей, дикареныш.
– Хорошо, – согласился Кар. – А почему ты не учишь меня магии? Потому что вы не обучаете магии дикарей?
Оун долго сверлил его неприязненным взглядом. Потом вдруг сказал:
– Дай мне твой нож.
Кар с трудом избавился от привычки везде носить с собой нож. Теперь он вместе с мечом висел на стене в спальне. Кар регулярно чистил и натирал оружие драконьим жиром, и каждый раз Оун злился и обзывал его дикаренышем.
Теперь Кар поднялся и отправился в спальню. Вернувшись, протянул магу нож. Оун встал. Отошел к дальней стене комнаты.
– Повернись спиной, – велел он.
Кар молча подчинился.
– Ты чувствуешь мой взгляд? – спросил колдун.
– Да.
– Отчетливо?
– Да.
– Ладно. Теперь следи за мной… Не поворачивайся. Следи мысленно, силой разума.
Что он имеет в виду? Зажмурившись, Кар постарался представить Оуна. Двухсотлетнего колдуна без признаков старения, без седины в черных, как смоль, волосах, в облегающем костюме из драконьей кожи, с аггарским с ножом в руке.
Кар не понял, что заставило его отшатнуться. Нож просвистел мимо плеча – останься Кар на месте, и клинок вонзился бы ему в спину, – лязгнул о каменную стену и со звоном упал на пол.
Кар еще не осознал, что случилось, а тренированное тело само бросилось в атаку. Холодный голос колдуна остановил его на полпути.
– Вернись назад и подними нож.
Кар остановился.
– Что это значит?!
– Ты хотел учиться магии, дикареныш? Так учись, пока я не передумал!
– Это и есть магия? Нож в спину?
Кар поднял нож. Взвесил в руке, мечтая вонзить поглубже Оуну в грудь. Принцу Империи не к лицу бить в спину….
– Почему ты увернулся?
– Что?
– Как ты узнал, что я сейчас метну нож? Я не замахивался, ты не мог заметить движения.
– Не знаю, – Кар подумал. – Я… Просто почувствовал.
– Ты ощутил мои намерения.
– Да… Наверно. Хочешь сказать, это – магия? Разве не любой так сможет?
Было странно видеть улыбку на вечно недовольном лице колдуна.
– Чувствительность – основа магии, дикареныш. Я могу рассказать тебе все о сущности вещей и магических потоках, ты можешь переполниться Силой так, что лопнешь, но ты никогда не сведешь одно с другим, если не умеешь чувствовать.
– Но я сумел, ведь так?
– Да.
– Теперь ты мне веришь?
Нож вырвался из руки Кара и вернулся к Оуну.
– Я верю только своим глазам, дикареныш. А теперь поворачивайся снова и докажи мне, что это не случайность.
Пропитанная магией драконья кожа защищала не хуже аггарских кожаных доспехов, но все же Кар дважды был ранен, правда, оба раза вскользь. Оун с презрительной гримасой на лице дождался, пока пришедшие на зов рабыни промыли и перевязали раны, а затем продолжил урок. Разумеется, маг с легкостью мог эти раны исцелить, но не предлагал, а просить Кару не позволила гордость. Отец был прав. Когда Кар научился с завязанными глазами и заткнутыми ушами уворачиваться от летящего каждый раз с новой стороны клинка, Оун признал в нем будущего мага. А царапины – заживут.
С этого дня Оун начал учить его – действительно учить, ничего не утаивая. Каждый день начинался с небольшого предмета: камень, ветка дерева, кусок серебра. Запомнить все о мельчайших частицах, из которых он состоит – их форма и плотность, движение, разрушение. Потом – закрыть глаза и потянуться, не рукой, разумом, той его частью, что способна проникать в суть вещей. Проникнуть. Понять, запомнить, пропитаться. Только так, созерцая и познавая, обретешь власть над миром материи. Порой казалось, еще немного, и Кар сможет одной силой мысли, одним желанием направить движение частиц, изменить неподвижную форму, и мертвый слиток станет прекрасным светильником, деревяшка – рукояткой ножа. Оун резко прерывал урок.
– Не зарывайся, дикареныш! – рычал он. – Ты Познаешь, а не Воздействуешь, запомни это!
И Кар начинал снова. Закрывал глаза, и его разум, разум мага, с каждым днем наливавшийся новой силой, проскальзывал за внешнюю оболочку мира, куда нет дороги обычным людям. О, теперь он знал, какая пропасть разделяет магов и дикарей, понимал, почему его народ считает белокожих почти животными!
Учеба давалась легко – даже слишком. Оун прятал удивление за неизменной маской недовольства, но Кар теперь лучше понимал наставника. И знал, что делает успехи, что оказался способней многих чистокровных магов. Есть чем гордиться ему, полукровке!
Он почти не видел отца. Изредка, возвращаясь с прогулки – над вершинами гор, вдвоем с Ветром, когда весь мир принадлежал им двоим, – Кар заставал Сильнейшего беседующим с Оуном. Судя по гордому виду наставника, тот считал успехи Кара собственной заслугой и был рад возможности произвести впечатление на Сильнейшего. Отец выслушивал спокойно. Кивком приветствовал Кара, осведомлялся, не нужно ли чего и уходил. Ни слова о таинственных планах, и чем дальше, тем реже Кар о них вспоминал.
Миновал год – второй год жизни среди магов. Наверстывая двадцать лет слепоты и глухоты, Кар весь отдался учебе. Подчас забывал про еду и сон, и только жалобный зов Ветра мог заставить его прервать занятия. Когда Оун счел его достаточно сведущим в неодушевленных предметах, в ход пошли живые организмы. Птицы, мыши, бараны, драконы и, наконец, рабы. Как упоительно проникать мыслью в тепло живого тела, чувствовать сокращения мышц, наблюдать ток крови в жилах, ощущать работу печени и сердца и знать, что можешь – если захочешь, если позволит Оун – сжать его в невидимом кулаке, решая, отнять или подарить жизнь! Как захватывающе проникать в чужой разум, изучать его устройство, как вино, смаковать укрытые за туманом подчиняющего заклятия страх и надежду, ненависть и любовь!
И пришел день, когда Оун сказал:
– Ты преуспел в Познании вещей больше любого молодого мага. Пришло время учиться Воздействию. И взаимодействию, потому что я больше не буду тебя учить. Ты станешь полноправным учеником и начнешь изучать высокую магию вместе с остальными. Завтра.
Кар и сам не понял, что испытал в большей мере – радость или страх. Дольше двух лет он занимался с Оуном, почти не покидая своих комнат. С другими магами встречался раз от разу, за обедом или во время ухода за грифоном, и так и завел ни с кем дружбы. Он был полукровкой, и полукровку в нем видели чистокровные маги. В особенности – молодые, заносчивые от величия собственной Силы, презирающие в лице Кара всю Империю дикарей.
– Должен сказать, мне не придется стыдиться за тебя, дикареныш, – добавил Оун. – Ты превзошел все ожидания. Продолжай так дальше, и когда-нибудь ты сядешь в Совете Сильных.
– Оун… – Кар сам не ждал от себя такого волнения. Помнится, он ненавидел этого вечно недовольного колдуна? – Я благодарен тебе за все. Ты дал мне столько… Я и мечтать не мог. Спасибо.
«Ты всегда будешь для меня Учителем», – добавил он мысленно и улыбнулся, когда Оун проворчал в ответ:
«Велика честь быть Учителем дикаря!»
«А кто сейчас обещал мне место в Совете?»
«Тебе померещилось, дикареныш. Ты пересидел за книгами».
– А кто же мне эти книги навязал? – Кар не выдержал и рассмеялся. Оун ответил скупой улыбкой.
– Больше я ничего не стану тебе навязывать.
– Есть одно, чего ты мне так и не сказал, – серьезно заметил Кар.
– Разве?
– Да. Ты не сказал мне, зачем ты меня учил. Зачем я нужен отцу. Ведь, по правде, на место в Совете мне рассчитывать не приходится, даже если я сравняюсь в могуществе с Сильными.
Мгновение Оун колебался. Затем прикрыл глаза, и комнату накрыл прозрачный колпак из чистой магии. Теперь никто не сможет подслушать их разговор.
– Разве ты сам еще не понял? – спросил Оун.
– Нет.
– Тогда ты глупей, чем я думал, дикареныш. Чего, по-твоему, может желать Сильнейший?
– Власти? Он и так… Или… Ты говорил, он последний из выживших, но…
Оун кивнул.
– Посмотри, во что мы превратились! Слава нашей Империи достигала звезд. Мы правили миром. Мы были всемогущи, дикареныш, а теперь… – Кар с удивлением услышал в голосе мага неподдельную боль. – Теперь рабы владеют нашей землей. Ничтожества, полуживотные, поселились в наших городах! Они молятся своему божеству в Храме Силы, даже не понимая, что за место оскверняют! Их ничтожные вожди поселились во дворце Сильнейших. Они правят, а мы забыты, мы уничтожены. Их сотни тысяч – нас жалкая горстка. Они плодятся, как мухи – мы ограничиваем рождаемость, потому что больше наша Долина не вместит и не прокормит, а ведь нам нужны еще и рабы! И ты спрашиваешь, зачем ты нужен?