Ксения Баштовая - Проклятые огнем
Пограничник кивнул:
– С утра проверим ваши бумаги, потом вас примет маг, и, думаю, вы сможете…
– Мы не можем ждать до утра.
– Таковы правила.
– У меня сын умирает, а вы говорите о правилах?!
Пограничник покачал головой:
– Даже если я сейчас подпишу все бумаги, перейти границу у вас не получится – маг спит, а по законам попасть на территорию Дертонга, к нужным вам лекарям, можно будет лишь после того, как вам поставят Знак Единого.
– Да к Тому, Кто Рядом, все ваши бумаги! Мне нужен именно маг!
От крика барона проснулся ребенок. Завозился в пеленках, всплакнул на руках у отца… И вдруг по телу младенца прошла судорога. Он бился и извивался, словно пытаясь вырваться. Уголок ткани, прикрывавший детскую мордашку, слетел, и перед лицом барона заплясали языки пламени, опаляя брови и скручивая колечками ресницы. Стоящая рядом женщина всхлипнула и отчаянно вцепилась в руку мужу. Барон скрипнул зубами от боли, но лишь крепче прижал к себе крохотное тельце, не обращая внимания на жар, пробивающийся сквозь пеленки.
– Мне. Нужен. Маг. Мой сын умирает.
– Так везите его к своим монахам!
– Монаха поблизости нет. – Мужчина говорил с трудом, буквально выплевывая каждое слово.
Служака колебался. С одной стороны, законы запрещали ночной переход границы, а с другой – на весах была жизнь ребенка…
Неизвестно, чем бы все кончилось, но у баронессы не выдержали нервы. Женщина рванулась вперед, к столу, разделявшему супругов и пограничника, упала на колени:
– Прошу вас… Нам нужен маг… – По ее лицу бежали слезы.
Покрасневший пограничник поспешил к просительнице, пытаясь поднять ее, но Оффенбах оказался быстрее. Удерживая одной рукой продолжавшего биться в пароксизмах сына, другой мужчина вцепился в плечо супруги:
– Моата, встаньте. – Лицо его заливала неестественная бледность. Пеленка на младенце чуть сползла, пальцы барона случайно коснулись детской кожи, и по руке начало расползаться багровое пятно ожога.
С другой стороны к женщине подбежал пограничник:
– Прошу вас, встаньте, госпожа баронесса!
Моата бросила на него полубезумный взгляд, вцепилась в одежду:
– Помогите моему сыну… Он умирает…
…Разбуженный маг сердито запахнулся в длинную хламиду:
– Вы с ума сошли? Печать Единого служит прежде всего для защиты от саламандр! Да, она их изгоняет, но это дополнительная особенность, а не основная. Я вообще не уверен, что ребенок выдержит Печать. Он может попросту умереть во время обряда!
– Хотите сказать, – горько обронил барон, – сейчас у него есть шансы дожить до совершеннолетия?
Маг молча смотрел на незваных гостей, прервавших его сон. Женщина, молодая, нервно-красивая, с огромными оленьими глазами. Мужчина, ее ровесник, с нитями ранней седины в русых волосах, с чуть подрагивающими пальцами, покрытыми полопавшимися волдырями ожогов, сочащихся сукровицей. И тугой сверток, извивающийся в его руках. Изредка пеленка сползала, и из-под нее полыхало упругой волной жара.
– Я не обещаю, что он выживет после Знака Единого, – мрачно буркнул маг.
…Линии начерченной в специальной комнате пентаграммы перемигивались синевой. В центре фигуры лежал распеленатый ребенок. Судороги прошли, и он молчал и почти не шевелился. Нервно всхлипнула баронесса, застывшая у двери и обеими руками вцепившаяся в камзол мужа, замершего подобно натянутой струне – тронь, и оборвется…
Маг стоял снаружи, у одной из верхушек пентакля, и между его вскинутых на уровень груди ладоней плясала голубая лента, извиваясь, сжимаясь кольцом и вновь растягиваясь, как пружина. А у самого потолка, над центром пентаграммы, как отражение водной магии в кривом зеркале, плясали полосы разноцветного пламени.
Короткий пас, и синяя лента сорвалась с руки колдуна и, влетев в центр магической фигуры, сплелась с огненным сиянием. Полыхнула яркая вспышка…
Младенец закричал. Отчаянно, громко, от боли, от пламени, что рвалось наружу, выжигая плоть и иссушая кровь…
У входа в комнату билась в крепкой хватке мужа молодая баронесса. Слезы высыхали от жара, оставляя на щеках соленые дорожки.
– Энцьян… Гери… Сыночек… – Сил кричать уже не было, голос упал до шепота…
На крошечном запястье младенца отпечатался Знак Единого, а в разноцветных глазах медленно затухали багровые отблески пламени…
* * *Пять лет назад
Винтар сам не мог сказать, что заставляет его раз за разом спускаться в темницу, к пленникам. Точнее, к одному, совершенно конкретному пленнику. Вроде бы и разговаривать с ним особо было не о чем. Вроде бы и раздражал этот лекарь с перепуганными глазами, постоянно торчащий в камере, но ведь все равно почему-то шел…
Нет, в том, что Шмидт не покидал пленника, была вина и самого ледяного колдуна – в конце концов, кто потребовал, чтобы Бертвальд вылечил раненого? Сам приказал, значит, сам и виноват…
Но ведь что-то заставляло раз за разом спускаться в темницу… Хорошо хоть камера была не так уж далеко от входа – не приходилось бродить по коридорам в сопровождении тюремщика. Можно было попросту отобрать у того ключ, пройти в нужную камеру, закрыть за собой дверь и вновь и вновь заговорить о таких бессмысленных и почему-то таких важных вещах…
В тот вечер разговора не вышло. Сперва – разлетевшийся по Бруну слух о ландскнехте, напавшем на огненного помощника Аурунд, а потом – стоило перешагнуть порог камеры и найти глазами сидевшего на полу пленника и рядом с ним испуганного лекаря, как перед глазами все потемнело. Внутри – словно лопнула туго натянутая струна, ударив оборванными концами по всему телу. Боль прошила с ног до головы, ядовитой змеей вонзив зубы в сердце, опалив кожу, выжигая плоть…
На несколько долгих, очень долгих мгновений весь мир сжался до одной точки, пульсирующей с каждым ударом сердца и агонией проходящей по телу. Не было ничего. Была лишь боль. Была лишь тьма…
В губы ткнулась плошка, чья-то ладонь осторожно приподняла голову, помогая сделать глоток.
Живительный нектар, отдающий горьковатым ароматом розмарина, потек в горло… Винтар медленно открыл глаза, с трудом сел. Стоящий перед ним на коленях Бертвальд испуганно отдвинулся подальше и тихо попросил:
– Милорд, передайте сумку. Теперь нужен анис.
Адельмар Сьер потянулся за лежащей у его ног калитой, но ледяной маг хрипло обронил:
– Не надо ничего.
Маг мотнул тяжелой головой. Боль внутри не исчезла. Она лишь затаилась где-то в районе сердца. А в голове все крутились два воспоминания об Аурунд. Единственные воспоминания, оставшиеся от прошлой жизни…
Для того, чтобы встать, пришлось нащупать рукою стену. Перед глазами все плыло и качалось. Казалось, комната пульсировала в такт с биением сердца, в такт с пульсацией боли…
Кенниг перевел взгляд на лекаря и тихо выдохнул:
– Аурунд мертва… Снимай ошейник.
Бертвальд вздрогнул, поднял на него ошарашенный взгляд и дрожащими пальцами начал нащупывать пуговицы на воротнике-стойке.
Короткий взгляд на Сьерра:
– Я думаю, вы знаете, где выход…
Дойти до выхода из темницы удалось с трудом. Слышались крики, кто-то куда-то бежал, спешил, кто-то визгливым голосом объяснял:
– Я не виноват! Я сам был в ошейнике, не убивайте-е-е-е…
Откуда-то из глубины каземата потянуло дымом.
Пару раз на изможденного колдуна налетали спешащие в суматохе люди. Полураздетый ландскнехт, выскочивший из казармы, замахнулся мечом, но выронил его, когда на руке вдруг возникла ледяная перчатка…
Винтар стоял во внутреннем дворе Бруна, мутным взглядом наблюдая за суматохой, хватая ртом воздух и чувствуя, что с каждым мигом ему становится все хуже… Черная кошка, сидевшая неподалеку от ворот, мерила колдуна сочувствующим взглядом.
Сам Адельмар вряд ли бы смог выбраться из темницы – раны до сих пор толком не зажили, а потому идти ему помогал Бертвальд. Но странное дело, вместо того чтобы выйти из Бруна, Сьер направился в жилую часть замка. Лекарь схватил его за руку:
– Куда вы?!
– Я должен найти Селинт…
Девушка скорчилась на полу своей комнаты. Боль, невесть откуда возникшая боль рвала ее тело на части, гадючьим ядом обжигала кровь… Когда дверь отворилась и на пороге возникли двое парней, вопроса, кто виноват, не возникло. Да, она умирает, но заберет на тот свет еще как минимум этого дворянчика… И когда Адельмар склонился над бившимся в корчах телом, ведьма обеими руками вцепилась в протянутую ладонь. Края только начавших заживать ран начали расходиться, выступила кровь…
Побледневший лекарь попытался оттянуть хозяина от Селинт, но та лишь крепче сжимала хватку… Еще несколько секунд, всего несколько секунд, и все будет кончено… По губам ведьмы плясала полубезумная улыбка, бывшая лишь отражением той боли, что терзала ее тело…
Ледяная маска, возникшая на ее лице, полностью закрыла нос и рот, не давая сделать ни вздоха. Ведьма дернулась, выпустила руку уже почти бездыханного Адельмара, попыталась стащить маску, сделать хоть один глоток воздуха, но на ее руках оказались ледяные кандалы…
