Ксения Баштовая - Проклятые огнем
– Барса?
– Значит, видели, – кивнул наемник. Подбирать слова приходилось с трудом. А выговориться хотелось. – Я был ребенком, когда случайно поймал саламандру. Монахов поблизости не было, в Борн они редко заходят, родителям пришлось обратиться к дертонжским пограничникам. Я… Не знаю, как и почему так вышло, но саламандру изгнать не удалось. Она оказалась запечатанной внутри. Потом родители отдали меня в храмовое училище. Сейчас я понимаю, что они надеялись, что так я научусь владеть собой, а тогда… В общем, в шестнадцать лет я сперва, когда они приехали меня навестить, устроил скандал, заявил, что я не хочу быть монахом… А потом просто сбежал из училища. Так что… Монахом я не стал, но основы знаю… Больше вопросов нет?
Он подозревал, что ответ будет однозначным. В самом деле, какие вопросы, если, в принципе, ответил на все. Ошибся, как оказалось.
– Это вы были в Бруне?
Тихий грустный смешок.
– К несчастью… Я надеюсь, та Селинт мертва? – Вопрос был немного не в тему, и Мадельгер это прекрасно понимал, да и вопросы сейчас задавал не он, но больше всего наемник сейчас хотел раз и навсегда уяснить для себя, закончился ли тот кошмар.
– Помощница Аурунд?..
И сердце пропустило удар. Наемник молча кивнул и услышал тихое:
– Да… А Селинт Шеффлер жива.
– Я рад, – хмыкнул наемник и с удивлением понял, что он не врет. Он действительно был рад тому, что эта наивная сероглазая дурочка не была выжжена саламандрой вместе с той, другой Селинт. Рад тому, что расчет относительно двух личностей оказался верен.
– Правда… Тут возникает другой вопрос, – задумчиво протянул Адельмар. – Вы ведь знаете, что Храм требует отправлять на виселицу тех, кто присваивает духовный сан?
Ландскнехт фыркнул:
– А вы знаете, что Храм требует отправлять на эшафот тех, кто помогает колдунам или сам заподозрен в колдовстве?
Он блефовал. Отчаянно блефовал. Жизнь его, это понятно, наверное, даже идиоту, сейчас находилась в руках лорд-манора. Но с другой стороны, если бы его действительно собирались повесить, так зачем все это лечение?
Кажется, Адельмар Сьер подумал о том же. По губам мужчины скользнула легкая улыбка.
– Я слышал об этом. И решил, что оптимальный вариант – оплатить вам изгнание саламандры по тарифу, предусмотренному Певкинским договором, отец Мадельгер.
Лорд-манор просто-напросто решил купить его молчание. Впрочем, разноглазый не собирался спорить. Ну, разве что самую малость.
– По двойному тарифу, сын мой, – сладко протянул он.
– Почему?!
– Так саламандр ведь было две…
Адельмар усмехнулся:
– Пусть будет по-вашему, отец Мадельгер.
Лжемонах медленно кивнул, вскинул руку, осеняя правителя Ругеи Знаком Единого. В грудь толкнулась легкая и знакомая воздушная волна…
…В воскресенье весы так и не доставили. В понедельник тоже. Лишь во вторник, на рассвете, удалось решить вопрос с запертыми в темнице двумя спорщицами. Взвешивание благополучно показало, что обе они больше ста фрисских трой-фунтов[4], а значит, метла их не поднимет и ведьмами они быть не могут. В принципе, Адельмар так и предполагал – достаточно было глянуть на пропорции обеих дам, но для успокоения души…
Взвещивание проходило публично, во внутреннем дворе Лундера, все с интересом наблюдали, как толстые тетки взбираются на чаши весов, а потому никто не заметил, как из замка выскользнул, неодобрительно покосившись на разгромленную крышу женской половины замка, сухощавый монах в длинной рясе. Низко надвинув капюшон, он уже вышел за ворота, когда его догнала светловолосая девушка.
– Отец Мадельгер, подождите!
Монах что-то зло буркнул себе под нос, но остановился. А когда он повернулся к обращавшейся, по его лицу и вовсе разливалась благостная улыбка:
– Да, дитя мое? Что ты хоте… Скримслова пучина!
Это была Селинт. Разглядеть цвет глаз было невозможно, но Мадельгер искренне надеялся, что они будут серыми. Еще одного общения с голубоглазой ведьмой он бы просто не пережил.
Девушка замерла, озадаченно уставившись на него:
– Простите?
Для начала стоило изобразить вежливость и обходительность:
– Вы… Ты что-то хотела?
– Да, отец Мадельгер… Я… Простите, я не знала, что вы монах, а ваша одежда… Поэтому я и считала, что вы ландскнехт… – Кажется, ей и самой было неудобно в нынешнем платье. Сейчас на девушке был наряд, достойный если не дворянки, так богатой горожанки точно: длинная юбка была расшита цветами, а корсет украшен кружевом. И, судя по всему, Селинт не совсем была уверена, что этот туалет ей подходит, – девушка нервно теребила рукав рубашки и стыдливо опускала глаза. – Я… Хотела сказать… Спасибо за изгнание саламандры! – выпалила она и замолчала, опустив глаза.
По крайней мере, сейчас все встало на свои места. Можно было не опасаться, что перед ним стоит та, другая Селинт. А это значит и еще одно – что можно выдавить слащавую улыбку и елейно протянуть:
– Все в порядке, дитя мое. Очень часто мы все – не те, за кого себя выдаем.
Девушка улыбнулась в ответ, а потом вдруг протянула на ладони сплетенный из шерстяной нити узелок:
– Возьмите, отец Мадельгер.
– Что это?
– Науз… Ой! Вы не подумайте, я не ведьма, честное слово! Оно не колдовское, совсем нет, оно просто так, на удачу! Я не ведьма, честно!
Монах усмехнулся и, осенив спасенную Знаком Единого, осторожно принял из ее рук подарок.
Расколотое бревно отлетело в сторону, и Росперт потянулся за следующим.
– Однако… Не ожидал увидеть тебя здесь. – Этот голос он узнал бы из тысячи.
Шварцрейтар оглянулся. За то время, пока он не видел Мадельгера, ландскнехт умудрился раздобыть новый костюм – такой же петушиной окраски, как и старый, – и обзавестись широкополой шляпой с перьями. Довершал наряд кацбальгер[5], украшенный по рукояти и ножнам золотой гравировкой.
Обнаженный до пояса рейтар бросил колун на землю.
– А что остается? Тебя нет целый месяц, деньги на нуле, приходится отрабатывать хлеб, чтоб хоть из «Серой лани» не выгнали.
– Дожили, – насмешливо фыркнул в ответ разноглазый. – Представитель благородной, якобы дертонжской, фамилии Барнхельм рубит дрова на трактирщика.
– Ну, не всем же происходить из захолустного Борна! – горделиво возразили ему. – Кому-то надо и в Дертонге родиться. Вот, например, когда я был маленьким, моя матушка, чтоб ей на том свете Тот, Кто Рядом, пятки чесал да подобрал сковородку похолоднее, всегда мне говорила: «Робертино…» – а она обращалась ко мне именно так. Так вот, она говорила: «Робертино…»
Мадельгер взвыл:
– Росперт, я уже сто раз тебе говорил! Твоя матушка – не знаю, кто она была такая, но наверняка святая женщина, раз смогла вытерпеть тебя! – так вот, она не могла называть тебя Робертино!
– Это еще почему?! – возмутился мужчина.
– Да потому что тебя зовут Росперт!
– И? По-дертонжски это «Роберт»!
– Роберт и Росперт – это два разных имени! Росперт происходит от слов «Рос» – «лошадь» и «Берат» – «светлый»! А дертонжское имя Роберт происходит от нашего «Хродеберт» – «Светлый славой». Это два разных имени! – Одиннадцать лет храмовой школы рвались наружу и требовали установления истины. – Твоя матушка, пусть ей легонько икнется, никак не могла называть тебя «Робертино»!
– Одуванчик, завянь, – вежливо посоветовали ему. – Я, как вижу, твой последний найм удался? Где такой контракт умудрился откопать?
Неизвестно, чем бы на этот раз завершился разговор наемников – Мадельгер уже был готов высказать все, что он думает по поводу «Одуванчика», – если бы на задний двор трактира не выглянул мальчишка:
– Хозяин спрашивает, где дрова… Ой, господин Мадельгер, вы вернулись!
– Привет, Кайо, – ухмыльнулся разноглазый ландскнехт. – Вернулся. Позови хозяина, пора с ним рассчитаться.
Надо признать честно, хозяин «Серой лани» решил попросту нажиться на наемниках. Создавалось такое впечатление, что раненый Барнхельм каждый день и каждую ночь устраивал в трактире гулянку с разбиванием о головы всякого пьющего люда лавок, столов и посуды. К счастью, Мадельгер смог уменьшить сумму долга почти втрое, сунув трактирщику под нос кацбальгер и вежливо поинтересовавшись:
– Чем пахнет?
Лошадь, как оказалось, Росперт все-таки продал как раз перед тем, как согласился идти рубить дрова. Иначе было не на что даже просто купить кусок хлеба для Кайо. Так что сразу после того, как приятели расплатились, пришлось им идти покупать нового скакуна для шварцрейтара…
За то время, пока наемники добрались до рынка, Оффенбах проклял все: Барнхельм успел сто раз пожаловаться, как он тосковал по своему скакуну, продавая его. Кажется, он даже не горевал так, продавая год назад свою старушку Гретту.
Впрочем, уже через час, увидев статного каурого жеребца, рейтар забыл о своих печалях. Восемь геллеров и рейтар обзавелся новым скакуном. После недолгих раздумий, полюбовавшись, как Росперт обнимает за шею свою покупку, разноглазый ткнул пальцем в чалую кобылу:
