Алекса Марина - Бегство от Бессмертия
Меня это сильно задело:
– А если бы умерла я? Ты бы тоже так отмахнулась: мы ошиблись! И все? А я бы была мертва!
– Успокойся, с тобой бы ничего не случилось. Гаюс долго тебя искал, мы все искали и нашли…
Она вдруг поняла, что сказала что-то лишнее и замолчала, отвернувшись к окну:
– Дели, все будет хорошо, просто не думай об этом…
***
Вампиры Высшего уровня приветствовали нас, стоявших в центре многоугольной залы. Мы – уже двое вступающих в свои кланы по чистоте крови, будущие наследники и правители. Мы были одеты уже в одежды своих кланов, у меня на шее красовалось древнее колье рода из изумрудов и алмазов.
Перед нами, так же, как и в первый день сидели Высшие. На высоком помосте стояли семь тронов с высокими спинками, в изголовьях которых были выгравированы гербы кланов. В самом центре сидел Аарон изучающее глядя на нас, исследуя степень нашей прозрачности. Перед ними на бархатных черных подушках лежали орудия кланов участвующих в инициации, Меч-бастард Ирландского клана и Меч клана Аарона. Клеймор Аарона показался мне самым красивым. Его острое жало блестело золотом в свете факелов, затмевая искры драгоценных камней рукояти. На лезвии в окружении веток вереска была выгравирована буква «А» с крыльями летучей мыши.
Мы стояли лицом к Высшим, а за нами вдоль стен, на высоких стульях расположились представители наших родов, в окружении хранителей. Представителей клана Палермо не было, они покинули замок с наступлением сумерек.
Вот по залу пробежал ропот, и поднялся Аарон, он оглядел нас, зрителей и произнес громовым голосом:
– Обращенные Сердцем Дьявола, перед нами юные кандидаты, кто разделит с ними свою кровь, кто возьмет их под свою опеку?
Первый сделал шаг темноволосый юноша из ирландского клана. Стоявшая сзади него Белатрисс Глава клана, подошла к Высшим, поклонившись, произнесла:
– Клан Трилистника из Ирландии делит свою кровь с вновь обращенным и берет его под свою опеку и будет отвечать перед Высшими за действия обращенного.
После этого развернувшись к юноше, вытянула вперед левую руку и надрезала ее мечом-бастардом, «Священным оружием Ирланлского клана». По руке потекла темная кровь. У новообращенного загорелись глаза, и он с жадностью припал к руке своего поручителя.
Следующая очередь была за мной, со мной стоял Гаюс. Я повернулась, чтобы увидеть улыбку моей наперсницы и будущей матери Ядвиги и почувствовать ее поддержку, но вместо нее рядом оказался Филипп. Мы не виделись со времени моего бегства, он, как и обещала мне Ядвига, не приближался ко мне.
Он сделал шаг вперед по направлению к старейшим и произнес:
– Клан Первого бессмертного делит свою кровь…
От неожиданности я развернулась всем корпусом к нему и уставилась во все глаза. То, что за меня выступил глава не нашего рода, а наследник самого могущественного клана, удивило не только меня. По залу пробежал ропот. Я поискала глазами Ядвигу, она одобрительно улыбалась. Гаюс был серьезен, но не мрачен. Я снова повернулась к Высшим, как раз в то время, когда Филипп произносил фразу про опеку и обращенного. Глядя мне в глаза, он провел мечом по руке и поднес ее к моему лицу. Я уставилась на порез: его кровь была густой и темной, она не текла ручьем, она медленно выплывала из пореза и собиралась бугорком. Рука пододвинулась еще ближе, прямо под самый мой нос, вдохнув ее запах, я почувствовала, что глаза мои зажигаются, в желудке, и самое главное, в голове образуется вакуум. Желание попробовать кровь было настолько сильным, что мне казалось, я умру, если не выпью ее всю. Я сжала руку моего пор учителя и коснулась губами, очнулась, когда он, другой рукой упершись, мне в плечо оттолкнул меня. Его лицо выражало крайнее удивление. А мне хотелось слизать все капельки и с моего лица, и даже с манжет его рубашки. Необыкновенное чувство наполняло меня, казалось весь мир входит в меня. Сила земли, небес и солнца течет по моим венам. Мое тело наполнялось мощью…
В этот момент, обращенный вампир из ирландского клана начал судорожно хватать воздух, его лицо пошло черно-фиолетовыми пятнами, тело свела судорога. Его небесно-голубые глаза стали черными, потом белыми, как при первом испытании. Он рухнул на колени к ногам Белатрисс, смотревшей на него со страданием на лице, и замер.
В зале наступила такая тишина, что если бы за десять миль от нас пошел дождь, то он показался бы грохотом.
И эту тишину нарушила я:
– Что?! – взревела я, – сначала выкачали кровь, сожгли на солнце, теперь отравили… Не хочу!
Я закрутилась вьюном, приготовившись к защите. Ко мне бросилась стража, я развернулась еще раз, пытаясь оценить степень опасности, и стража полетела во все стороны. Гаюс, пытающийся остановить меня, отлетел к противоположной стене, снеся по дороге представителя какого-то клана. От волнения я перестала соображать, и в этот момент что-то потащило меня вверх. Я взвилась под потолок и услыхала голос Филиппа. Он обращался к отцу:
– Нет, пожалуйста, она не понимает, что творит! Она напугана, пожалуйста, я – сам!
Неожиданно мой поручитель оказался рядом со мной, присев на потолок, как на пол, потянул руку в моем направлении и зашептал:
– Дели, успокойся, ты в безопасности.
– А почему я здесь? – заорала я.
– Это ты сделала сама, ты волнуешься, еще не можешь управлять собой,… когда ты успокоишься, все станет по-прежнему. Поверь мне, я теперь твой поручитель, я не кому не позволю тебя обидеть, – он протянул мне руку, за которую я схватилась, как утопающий.
Я вздохнула, это походило на правду. Действительно, по мере того, как успокаивалась, опускалась все ниже, пока, наконец, не вернулась на свое место. Но окружающие с опаской отодвинулись от меня. Около меня приземлился Филипп и успокаивающе подтянул меня за руку, к себе.
Аарон торжественно поднялся с трона и произнес:
– Обращение Сердцем Дьявола свершилось!
Его сосед и Высший сидевший рядом с ним переглянулись, и я услышала их шопот:
– А девочка, сильна!
***
Мне жарко, мне безумно жарко. Жар расплавил мои кости, мое тело. И оно растеклось по кровати, как горячее малиновое варенье из таза. Я лежала в темной комнате, окна были открыты, но ни единой струйки прохлады не долетало до меня. Сильно болела голова. А грудь, сквозь которую просачивался лишь раскаленный огонь, не могла дышать. Я попытаюсь вздохнуть, но изнутри поднялась волна боли, затопляя сознание. За окном светало, это мой последний рассвет. Нет, это не солнце. Свет возникший в окне, переместился к моей кровати. Я вгляделась сквозь боль и слабость. Высокий, белый, светящийся и красивый. Он смотрел на меня странно черными глазами.
– Ты ангел? – спросила и потянула к нему руки. – Я умру? Ты пришел забрать меня?
Улыбнувшись и пожав плечами, он положил руку мне на лоб. Рука прохладная, даже холодная. От нее по лбу побежали мурашки, и стало легче. Я почувствовала, как мое измученное тело поднимается вверх, открыв глаза, заметила луну и те же внимательные черные глаза.
– Умирать совсем не страшно, – прошептала я, улетая.
– Не страшно, – согласился он.
***
Я все ещё пыталась спать, но сны становились все реальней и беспокойней. Лучше уж читать. Утро, еще перелистывала справочник диалектов и наречий Северной Африки, данным мне на время преподавателем по религиоведению Александром Николаевичем, заядлым путешественником, когда заспанная Наська выползла на кухню:
– Ты уже встала? Я будильник не слышала. А что чайник не кипит?
– Иди, умывайся, я сейчас…
Налив воду в чайник, поставила его на плиту и полезла в холодильник, в котором мыши вешались от отчаяния и голодухи дважды в месяц, как раз перед авансом и зарплатой. Аванс через три дня. Надо придумать, чем накормить подругу. Запах плавленого сырка мне очень не понравился, правда, была еще сметана на стенках пластиковой банки, но не варить же с утра макароны. Даже уникальных поварских способностей Наськи не хватило бы на то, чтобы приготовить завтрак, извлекая нужные ингредиенты из пустого холодильника. Но нет, я ошиблась. Порывшись в тумбочке, она нашла спрятанную до нужных времен банку сгущенки, а из сумки батон. Смешала сгущенку со сметаной, намазала на хлеб.
– Угощайся, Юлия.
Возможно, бутерброды были вкусны. Даже скорей всего, это было очень вкусно, как и все, что готовила моя подруга. Но я уже не могла есть простую пищу.
– Эй, ты, что?
Настины брови встали домиком.
– Черт, надо было следить за лицом, – подумала я, – возвращая на тарелку надкушенный батон.
– Настюш, я потом доем, ладно, а сейчас просто чаю попью, и, пряча глаза, схватила кружку и сделала большой глоток. Волна кипятка прокатилась по моим внутренностям, которые судорожно задергались, половина чая выплеснулась назад, сжигая губы и подбородок.
