Александр Афанасьев - Битвы волков
Мысли плавно переползают на Аишу. У нее никого нет, и у меня тоже никого. Наш резидент в Дамаске, генерал Толстопятов ухмыляется – много лет назад он тоже был здесь советником. В восемьдесят втором. Из-за смешения кровей и господства здесь французов в межвоенный период – сирийки очень красивые, и считают своим долгом подарить ночь любви шурави, который уходит в бой за их страну. Но мне бы не хотелось думать, что у нас с Аишей все так.
Я с самого начала сказал, что перспективы нет. Она сказала, что все понимает. Но все равно ни о чем не жалеет.
Нет здесь места для жалости.
– Справа. Один человек.
Другое направление просматривает Муса, один из телохранителей…
Он?
Для встречи у нас здесь другой магазинчик, разбитый и выгоревший. Дальше по галерее.
– Один?
– Один…
Надо идти.
В дальней стене пролом в соседний магазин, там все выгорело. Выбрав момент, я выбираюсь перекатом. Привычная тяжесть дюффеля не давит на плечи, и без него я ощущаю себя голым. Под ногой хрустит битое, закопченное стекло.
Иду по галерее, чуть сгорбившись. Люди, идущие навстречу, как сомнамбулы, они уже устали бояться и на автомат в мои руках не реагируют.
Так…
По договоренности, если контакт возможен, агент должен оставить отметку мелом на стене, на повороте. И все бы хорошо, да только ни хрена не видно тут в темноте! Вроде есть. Ну не будешь же фонарик включать. Это привлечет внимание…
Старая точка встречи была ближе и лучше приспособлена для такого рода встреч. Но там уже сирийская армия…
– Марша вог’ъила, – говорю я приветствие по-чеченски.
– Салам…
Агент – ждет меня в магазине, в руке – редкий здесь «Байкал», пистолет Ярыгина. Им только недавно начал вооружаться сирийский спецназ, самые элитарные части.
– Где взял пистолет? – спрашиваю, чтобы завязать разговор.
– Где взял, там уже нет. Принес?
– Сначала – товар.
Агент протягивает флешку.
– Что там?
– Записи.
– Ты установил?
– Мой человек.
Записи, имеется в виду записи в штабе сопротивления. Адам туда допущен, с американцами он знаком еще с Чечни, когда американцы ставили в горах станции радиоразведки, работавшие по всему югу России.
– По газовой атаке что знаешь?
– Там есть…
– А словами?
– Джабраил был очень недоволен. Говорил, что он встал, чтобы защищать народ, а не убивать его. Муса сказал, что там в основном шииты подохли, потеря невелика.
То, что и следовало ожидать.
– Вот, держи.
Я даю свою флешку.
– Что это?
– Там есть ноутбуки?
Адам кивает.
– Вставь флешку в любой компьютер и подержи секунд десять. Если захотят проверить, можешь отдать, не бойся. Там только видеозаписи.
Наушник в ухе разражается трелью – сигнал тревоги.
– Что там?
– Несколько человек. Вошли в галерею. С оружием.
– Сколько.
– Семь… восемь.
Хреново…
– Ищут что-то?
– Идут. Быстро.
Я быстро прикидываю, что к чему.
– Несколько человек идут с восточной галереи.
Адам моментально вскидывается, пистолет направлен на меня.
– Деньги давай!
Я левой рукой бросаю пачку, правая – в кармане.
– Уходи. Я тут останусь.
Не прощаясь, Адам выскальзывает в галерею. Я остаюсь наедине с темнотой…
Бежать в таких случаях – не самое правильное решение. Бежишь – значит, виноват. Остается шанс, что они не начнут проверять все подряд, и вряд ли они знают нужный магазин. Тогда они просто пройдут мимо. Если же не пройдут… в левой руке у меня длинная, болгарская граната, переделка из «ВОГ-17» – это «хаттабка», только фабричного изготовления. Катнуть такую в проход – хватит всем. Дальше очередь из автомата – и ходу…
Треск, словно новогодний фейерверк. Перестрелка!
Слоновий топот… бегут по переходу. Я выдергиваю чеку из гранаты…
Мимо! Пробежали мимо. Ну, и что мне теперь делать с гранатой?
Отправляю ее на проход и, дождавшись гулкого хлопка, из-за угла опорожняю магазин автомата. Можно было бы их пропустить? Можно. Но, во-первых, может, я подарю хоть какой-то шанс Адаму, во-вторых, вот эти уж точно никого не убьют. В-третьих, если это засада, то они окружили или окружают рынок…
Бегу назад. На полпути вспоминаю, что так можно и пулю в грудь получить. Решение приходит мгновенно – я бегу и ору «Башар акбар! Башар акбар!» Может, и не пристрелят…
Гвардейцы у магазина ждут меня. К счастью, не пристрелили.
– Go! Go!
Почему-то сирийцы отлично понимают простейшие команды на английском, видимо, это от видеоигр, в которые на Востоке почти что вторая религия…
Выход из темноты торговых рядов – как печь. Вдруг мне приходит в голову, что, выскочив из темноты на свет, мы станем слепыми.
– Стой! Занять оборону!
Али лихорадочно кричит в сотовый, договариваясь о минометном ударе. Рашид рядом с нами, он никуда не сбежал. Держит автомат, готовый на все.
– Есть другой выход?!
Он отрицательно качает головой.
– А с другой стороны?
– Есть лаз…
Я хлопаю по плечу Али, привлекая внимание – и в этот момент, с улицы начинает бить крупнокалиберный пулемет. Техничка! Под ударами пуль разлетается стена, все заволакивает кирпичной пылью.
Кто-то громко, в голос, перекрикивая даже автомат, говорит молитву.
– С другой стороны!
Али кивает.
Начинается минометный обстрел, который одинаково опасен и для нас, поскольку мина может пробить то, что осталось от крыши, и пошинковать в фарш нас. Мы отступаем – Али выбрасывает наружу самодельную гранату с минутной задержкой. Гвардейцы научились их мастерить сами – одна из трех не срабатывает, но сюрприз очень неприятный…
За поворотом, оставляем группу прикрытия и с ходу нарываемся на боевиков, которые заскочили под крышу в поисках укрытия. Начинается перестрелка – дурная и бестолковая…
Конец ей кладет мина! Срывая остатки крыши – она падает как раз там, где засели обстреливающие нас боевики – у самого входа. Сто двадцатая мина разрывается, по центру галереи, разбрасывая смертоносный металл. Мы лежим и падаем, а на нас падают обломки.
Али что-то кричит, хотя слышно плохо. Надо идти…
На улице стоят машины, кого-то заталкивают в микроавтобус… люди с оружием и в черных повязках. Кто-то уже бежит к месту взрыва… никто и подумать не может, что здесь, в Старом городе – бойцы республиканской гвардии. Наше появление становится полной неожиданностью.
Желтые повязки! ССА! Свободная сирийская армия, у ваххабитов повязки зеленые и черные.
Обе стороны открывают огонь почти в упор, падает кто-то из наших, но мы готовы были стрелять, а они – нет. Это и решает исход.
Пикап! Пикап в стороне!
Я отрываюсь от остальных, чтобы посмотреть, кто в микроавтобусе. Водитель на переднем лежит, на стекле – кровь. Еще один – у открытой двери.
Так и есть. Адам.
Быстро обшариваю карманы, забираю пачку денег и мобилу. Меня хватают и начинают тащить. Все правильно…
Трогаемся…
Нас всего несколько человек. И у нас всего одна машина. Чтобы вы понимали, дорога, по которой мы идем, – это зона свободного огня. К тому же машина трофейная. По нам могут стрелять все без исключения – ССА, боевики Исламского государства, снайперы Шабихи[13], наконец, наше собственное прикрытие. Здесь никто не разбирается, что к чему – стрелять начинают сразу. Все просто пытаются выжить, а правило для выживания одно: убей, пока не убили тебя.
Впереди – что-то типа блокпоста. Сюда уже сообщили – по укрытиям разбегаются боевики. Скорее всего, там есть и крупнокалиберный пулемет…
Рашид, который за рулем, направляет машину на скорости в какой-то проулок, и почти сразу мы встаем – обвал! Обстрел или бомбежка разрушили здание, и дальше не проехать – целая гора обломков перекрывает узкий проезд. Машина с ходу влетает в этот завал и останавливается, нас бросает вперед…
– Из машины! Живо!
Пулемета нет. В смысле – по нам не стреляют. Возможно, он у них есть, просто направлен в другую сторону, а чтобы развернуть крупнокалиберный пулемет на сто восемьдесят, нужно время, это не «ПКМ». Высота кузова пикапа и то, что осталось от здания, позволяют нам забраться сначала на кабину, потом на второй этаж – сразу. Это хорошо – на первом этаже обычно бывают растяжки, а разминировать некогда. Лезем в то, что осталось от окна…
Я уже внутри, когда сзади гремит автоматная очередь…
– Куда? – Али не пострадал, глаза сверкают.
– Туда… – Рашид держится за грудь.
– Ты точно знаешь?
Вместо ответа Рашид кривится, он налетел на руль и, возможно, поломал ребра. Но сейчас не до этого.
– Двинули!
Идем вперед. Страшная картина – оставленный жильцами, пострадавший от бомбежек и обстрелов дом. Мы все выросли в Советском Союзе в таких вот многоквартирных домах. И их строили совсем не для того, чтобы вот так вот…
Я иду третьим, и как раз мне-то и удается услышать и увидеть движение на лестничном марше этажом ниже. Думать некогда – дергаю чеку и бросаю хаттабку вниз. Взрыв, пыль, крики…
