Александр Афанасьев - Битвы волков
– Ты точно знаешь?
Вместо ответа Рашид кривится, он налетел на руль и, возможно, поломал ребра. Но сейчас не до этого.
– Двинули!
Идем вперед. Страшная картина – оставленный жильцами, пострадавший от бомбежек и обстрелов дом. Мы все выросли в Советском Союзе в таких вот многоквартирных домах. И их строили совсем не для того, чтобы вот так вот…
Я иду третьим, и как раз мне-то и удается услышать и увидеть движение на лестничном марше этажом ниже. Думать некогда – дергаю чеку и бросаю хаттабку вниз. Взрыв, пыль, крики…
– Аллах Акбар!
– Башар Акбар! – с этим криком вниз отправляют еще одну хаттабку.
Меня толкают в спину – прикрытие займется. Мы заходим в квартиру – я, Али, Рашид. На лестничной площадке все двери настежь – грабили…
– Куда?
– Надо с той стороны выйти.
– Ты точно знаешь?
Али педант. Этим он похож на немца. В бою ничего нельзя знать точно.
– Идем, – говорю я, – здесь нельзя останавливаться…
Идем вперед, втроем. Первый – Али. С той стороны, где нам надо выходить, здание внешне не повреждено. Али выставляет автомобильное зеркало на длинной ручке, смотрит какое-то время. Потом выдыхает – чисто!
Первым выходит на балкон – и тут же раздается… хлопок… не хлопок, не знаю, что это. Мерзкий звук, короче. Верхняя часть Али – буквально взрывается в кровавом тумане, он падает – и мы падаем на пол вместе с ним.
Снайпер. Скорее всего пятидесятый калибр.
– Я-лла! Я-лла! – причитает Рашид.
– Заткни пасть! – ору я.
Не поднимаясь, затаскиваю Али внутрь. Помочь ему ничем нельзя – руку оторвало, точно пятидесятый калибр. Эта чертова война вообще война снайперов с пятидесятым калибром. Они везде. Исламисты в своих мастерских делают примитивные снайперские винтовки из запасных пулеметных стволов. Кучность ужасная, но им много и не надо, это не снайперские винтовки в обычном смысле этого слова. Это оружие поддержки для мелких групп, от него требуется всего лишь пробивать стену и броню БТР, разбивать бетонные блоки постов, пробивать мешки с песком и земляные брустверы. Дальше чем на четыреста метров из них не стреляют. Но на четыреста – живых не остается…
– Ла иллахи… – с трудом говорит Али. – Илла Ллагъ…
И умирает с шахадой на устах. Умирает, как мусульманин, от рук тех, кто также считает себя мусульманами, но их ислам имеет с истинной верой не больше общего, чем законный брак с изнасилованием. Еще пророк Мухаммад строго-настрого запрещал обращать в ислам насильно. Хадисы полны описаниями того, как люди принимали ислам, пораженные мужеством и в то же время великодушием воинов пророка. И век назад имам Шамиль, помня об Аллахе, не стал требовать от русских пленных солдат принять ислам под угрозой отрезать голову, а всего лишь сказал им выбрать себе попа и построить место для молитвы.
Христианской молитвы.
Мне бы тоже помолиться, но нет ни времени, ни сил, да и обстоятельства не те.
В комнату кто-то вбегает – и тут же здание сотрясает страшный удар. Со стен сыплется бетонная пыль…
– Али мертв!
– Рашид тоже… – недовольно говорит гвардеец, – сын собаки…
– Что произошло?
– Пытался убежать…
Вот и ищи правду на войне. Что произошло – то ли струсил, то ли он сознательно завел нас в ловушку – черт его знает. Здесь ничего и никого не разберешь, некоторые переходили с одной стороны на другую несколько раз. Другие дуют и нашим и вашим, потому что война рано или поздно закончится, а им еще тут жизнь жить…
На улице хлопают минометные разрывы, это уже наши. Ставят заградительный огонь. Миномет не слишком большого калибра, восемьдесят два миллиметра, но для того, чтобы отбить у боевиков мысль перемещаться по улице, его хватит.
– Надо дождаться танков…
– Нет времени. Они начали нас крыть крупным калибром. Здание сейчас сложится…
– Шайтан…
Крупный калибр – это, скорее всего, самодельная осадная мортира. Либо катапульта, стреляющая очень распространенными здесь газовыми баллонами, набитыми вытопленной из неразорвавшихся снарядов взрывчаткой. Либо захваченная у иранцев осадная ракетная установка калибра триста миллиметров – в ее основе наши наработки еще времен ВОВ. Но это я так… говорю, чтобы сдержать липкий, берущий за горло ужас. Если здание сложится, то мне будет по фигу, чем именно в нас попали…
Выходим в коридор. Я как-то обыденно принимаю командование – никто не против, Сирия – это одно из немногих мест на земле, где русских реально уважают…
– Нужно прорываться! Здание сейчас сложится!
Один из немногих минусов у крупнокалиберных осадных установок – они перезаряжаются долго, от нескольких минут до получаса. Так что время есть, но немного.
– Можно пройти улицей… – выдвигает предложение один из бойцов.
Улицей – это он хорошо сказал. Но и выхода особого у нас нет, в любой момент может прилететь новый «чемодан», а здание ранено смертельно, я это чувствую.
– Идем!
Пробиваемся вниз – боевики в подъезде уже подавлены хаттабками и сейчас выжидают, но проходя мимо них, каждый машинально стреляет. Живучие гады… один выжил, совсем обгорев, и подорвал гранату… было дело.
– Дым и вперед.
Дымовые шашки – летя на улицу, мы бросаем весь дым, какой у нас есть. Я достаю ракетницу, проверяю цвет – зеленый. Это чтобы обозначить наше местоположение и дать знать о готовящемся прорыве.
– Пошли!
Взлетает ракета – и тут же по стене начинают щелкать пули. Мы выстраиваемся в цепочку, густо стреляем на прикрытие. Но продвигаемся…
За спиной глухо, утробно ахает, раздается грохот и треск – ни с чем не сравнимые звуки обвала здания. Но это нам в плюс – там пылища сейчас, от огня в спину мы на какое-то время полностью прикрыты…
Ничейка! Ничейная земля, она совсем рядом, за забором с пробитыми дырами – забор знакомый, бетонный, совсем такой, как в воинских частях. Изрытая минами дорога, чуть подальше – горелая БМП. Интересно, как она тут оказалась, надо быть полным отморозком, чтобы пытаться прорваться по этой дороге.
– Готовность!
Шум моторов.
– Технички справа!
Пикапы. Чертовы пикапы, с пулеметами, часть – с боевиками, кустарно бронированные, здесь уже научились резать броню, вырезая куски из подбитых машин и усиливая гражданскую технику. Не один.
Бум-бум-бум!
Крупнокалиберный пулемет бьет точно по нам, но выше, раскалывая бетон своими огромными пулями, куски бетона и бетонная крошка валятся на нас. Они лишь немного не рассчитали – пулеметчик ведет огонь через кабину пикапа и не может опустить ствол так, чтобы реально достать нас. Но ему и не надо – запереть нас на месте, пока штурмовая группа пройдет к нам по развалинам и забросает гранатами…
Пулемет внезапно смолкает. Через дыру в бетоне, подняв голову, я вижу, как машина стоит с разбитым лобовым, пулемет молчит, а рядом с машиной лежит еще один, не успевший добежать до спасительных развалин. И только треск автоматов говорит о том, что кто-то еще уцелел…
– Сменить магазины! На прорыв! Вперед!
Аиша. Она все-таки достала – сначала водителя, потом стрелка, несмотря на бронежилеты и кустарное бронирование. А бронежилеты там точно были – их полно у боевиков, с каждым месяцем становится все больше и больше. Нелетальные поставки, мать твою.
Проскакиваем – и уже видим собственный пулемет, ведущий огонь на прикрытие со второго этажа здания.
– Башар Акбар! – орет кто-то от радости.
И в этот момент я слышу звук… непередаваемый звук раздираемого воздуха. Такой издает крупнокалиберный снаряд или самодельный фугас, запускаемый с помощью катапульты.
– Ложись! – ору, и снаряд бьет совсем рядом, накрывая нас ударной волной. По сравнению с которой мы – букашки, подхваченные ураганом…
Вы чье, боевичье…
Я, кажется, уже говорил, что на войне не стоит искать правду – пойдешь за правдой, сотрешь ноги до задницы. Но иногда этой правды хочется. Хочется до жути, до боли, до зубовного скрежета…
Хотя своим контуженным мозгом я понимаю – бесполезно. Бесполезно и бессмысленно. Это все равно, что говорить со стеной. Западный мир, когда ему надо, поразительно равнодушен. Он не видит, не слышит, не понимает. Западные СМИ – вовсе не образец правды и свободы, они рисуют картинку, которую должны усвоить зрители, и в этих картинках нет полутонов. Черное или белое. И если кто-то назначен черным, то вся информация подгоняется под шаблон, тем, кто назначен черным, отказано в каком-либо понимании вообще. Передовицы многих западных СМИ похожи на заголовки «Правды» сталинских времен, ни о каком «альтернативном мнении» не может быть и речи. Мне иногда кажется, что западные СМИ и околомедийная тусовка – это четвертая власть, по своей мощи не уступающая, а то и превосходящая три остальных. Я не верю, что вот этим корреспондентам, ведущим, экспертам платит правительство за пропаганду. Скорее наоборот – это они рисуют картинку, где надо, замалчивая неудобную правду, где надо, передергивая – для того чтобы создать нужное общественное мнение и, опираясь на него, заставлять политиков действовать.
