Карен Трэвисс - Остров выживших
— Вот черт! — произнес Дом. — Они размножаются.
У них на глазах водную поверхность прорезала другая черная сигара, рассыпая каскады пены, затем появился узнаваемый черный купол гидролокатора. Это был «Милосердный». К тому моменту, когда он полностью всплыл, Берни увидела, что экипаж уже собрался на крыше, глазея на картину, как и моряки «Фальконера».
— «Зефир», — заговорил Майклсон, — кто вы такие и почему вы потопили этот чертов корабль?
— Капитан Миран Треску, Республика Горасная, Союз Независимых Республик, — ответил незнакомый голос. — Давненько не виделись. Мы можем поговорить, «Фальконер»?
У Майклсона обычно имелся ответ на любой вопрос в любой ситуации, но даже он не сразу смог прийти в себя после этого сообщения; оно произвело эффект разорвавшейся бомбы.
СНР прекратил свое существование после Дня Прорыва. КОГ воевала с ним около восьмидесяти лет, прежде чем наступили несколько коротких, очень коротких недель мира. Горасная. Вот дерьмо, это одна из крошечных республик, населенных чокнутыми, которые отказались прекратить огонь. Никто не воспринимал их всерьез. У них тогда почти не осталось оружия и солдат.
Слово «невероятно» не могло полностью охарактеризовать ситуацию. У них осталась подводная лодка, и они еще считали, что их республика существует.
— У меня к вам нет ничего личного, — наконец очнулся Майклсон. — Но я советовал бы вам побыстрее объяснить, что вы здесь делаете, иначе разговор будет очень коротким.
— Возможно, вы и любите отпускать пиратов на свободу, — сказал Треску, — но мы с ними обходимся жестко, а Жака мы выслеживаем уже несколько дней.
— Мы?
— У нас, конечно, меньше солдат и оружия, чем у вас, но и у нас есть кое-что. Еще раз спрашиваю, можно ли нам поговорить? У меня не меньше вопросов к вам и вашему Председателю, чем у вас ко мне.
Маркус наконец тоже отреагировал:
— Это гребаные инди! Пятнадцать лет прошло после прекращения огня, и они появляются сейчас?
Берни заметила, что один из моряков вышел на правое крыло мостика, чтобы сделать фото. Дом уставился на вражескую лодку во все глаза.
— Это же шутка, да?
— Сынок, я сейчас приму таблетки от морской болезни и залягу где-нибудь в темноте, подожду, пока это утро не кончится, — простонал Коул.
На палубе «Фальконера» наступила полная тишина — почти полная. Единственным звуком, который слышала Берни, было негромкое хихиканье Бэрда.
— Я так рад, что ты считаешь это смешным, черт бы тебя драл! — сказал Маркус. — Потому что у нас только что появилась целая куча врагов.
— Черт, мы все равно собирались передавить Жака и его банду. — Бэрд протянул Маркусу бинокль. — По крайней мере, у нас появилась вторая субмарина и еще канонерка.
— Думаешь, Треску так тебе ее и отдаст?
— А иначе почему он всплыл, вместо того чтобы бежать?
Берни когда-то раздражало всезнайство Бэрда, но сейчас она поняла, что мозги у него действительно работают неплохо и что он способен верно оценивать ситуацию. Треску нужно было что-то еще, кроме сведения счетов с пиратами.
И еще Берни ужасно хотелось выяснить, где же все это время прятались остатки СНР.
«Фальконер» направлялся обратно на Вектес, за ним следовала канонерка, а «Милосердный» плыл почти вплотную за «Зефиром». Это была необычная со всех точек зрения флотилия. Берни пару часов провела согнувшись над столом с картами, пытаясь сообразить, откуда бы мог приплыть Треску, а затем в голову ей внезапно пришла мысль — удивительная хотя бы потому, что ждать ее пришлось так долго.
Джон Мэсси получил свое. И она не чувствовала себя ни виноватой, ни обманутой. Теперь она могла двигаться дальше.
ГЛАВА 18
До тех пор пока мы не построим в нужных местах радарные станции, нам придется полагаться в основном на корабли. Заверьте жителей Пелруана в том, что мы в состоянии обеспечить наблюдение за всей береговой линией на расстоянии шестидесяти километров от побережья. Скажите им, что беспокоиться не о чем — флот здесь.
Капитан Квентин Майклсон, в разговоре с Льюисом ГавриэлемОфис Председателя, военно-морская база Вектес, спустя десять недель после эвакуации из Хасинто, через четырнадцать лет после Прорыва
— С чего мне начать? — спросил Хоффман. — На сегодня у нас чертовски длинный список.
Из окна офиса Прескотта он мог видеть субмарину инди, реальную, черную и предвещающую неприятности. Появление этой лодки из глубин истории произвело своего рода сенсацию. Моряки и солдаты столпились на пристани, чтобы поглазеть на нее.
— Давайте начнем с частной войны Майклсона, — произнес Прескотт. — Мы предоставили ему свободу выбирать методы борьбы с пиратством. Мне безразлично, сколько пиратов он потопит. Но я хотел бы получить больше сведений насчет того, что нам может встретиться в море: например, о каких-то неизвестных нам островных сообществах. Мы уничтожили Хасинто не для того, чтобы развязывать очередную войну. Мы сделали это для того, чтобы спасти последние остатки человечества. Нам нужны люди — как можно больше людей.
— Он говорит, что в этом и заключался его план. «Милосердный» не атаковал Даррела Жака.
— В настоящее время главное — получить реальную картину. Со временем, разумеется, мы решим, что делать с пиратами дальше.
Для человека, принявшего решение уничтожить большую часть Сэры, Прескотт время от времени рассуждал на удивление ханжески. Хоффман заскрипел зубами. Председатель, видимо, забыл о том, что на этом идиллическом острове цепляются за жизнь последние оставшиеся в живых граждане огромного города. Большая часть этих людей по-прежнему обитала на кораблях или в тесных бараках в порту. Хоффман считал, что несколько банд могут подождать до тех пор, пока он не разберется с более насущными проблемами.
Это был не гигантский подводный червь. Остальное не имело значения. Несколько забытых инди мало волновали его.
— Значит, эта подлодка инди — сюрприз только для меня? — Хоффман не ожидал ответа, но все равно спросил об этом снова, подавляя естественное желание хорошенько постучать Прескотта головой об его чертов письменный стол. — Если у вас имеются еще какие-нибудь секретные материалы, сейчас самое время их рассекретить, потому что никто больше не знает, что важно, а что — нет.
Прескотт медленно покачал головой, видимо копаясь в памяти:
— Ничего не приходит в голову.
Хоффман решил, что отныне он свободен от обязательства быть с Прескоттом откровенным. Это была не обида, не месть — просто он уже устал стараться в одиночку поддерживать нормальные отношения. Он еще помнил, как расспрашивал об уродливых формах жизни — предках — и других диковинных находках, сделанных тогда «Дельтой» на материке. Он был уверен, что не одинок в своем раздражении, потому что Маркус Феникс почти наверняка испытывал те же чувства по отношению к своему отцу и его связям с Саранчой. Но теперь все это было в прошлом.
«Если бы мы с Маркусом встретились за кружкой пива, стал бы он обсуждать это со мной?»
Хоффман вдруг понял, что снова мысленно называет его «Маркусом», а не «Фениксом». Это было показателем состояния их взаимоотношений.
— Итак, доктрина сухопутных вооруженных сил сменяется военно-морской, — заговорил Прескотт. — Как вы к этому относитесь?
«Я знаю, что ты с радостью столкнешь нас с Майклсоном лбами, даже не понимая, что делаешь, ублюдок ты этакий. Ну отдай ему мою работу, если хочешь. Он хороший человек. А я чертовски устал».
— Мое отношение к этому не имеет никакого значения, господин Председатель. — Хоффман по-прежнему рассматривал «Зефир», стоявший рядом с «Милосердным», и поражался живучести всяких бессмысленных идей. Ну какой идиот будет стараться поддерживать на плаву субмарину столько лет, тратить на нее драгоценные ресурсы и труд — ведь без военно-морского флота она бесполезна. «А может, этот идиот просто надеялся, что в один прекрасный день найдет свой флот?» — Мы колонизируем свою собственную страну. Нам необходимо будет охранять топливо и минеральные ресурсы на материке, а потом перевозить их сюда, и не важно, остались там черви или нет. Это морская операция.
— Значит, вас это не пугает.
— Нет, я просто сознаю, что солдатам придется приспособиться к плаванию по морю.
— Возможно, «пугает» — неудачное выражение, — сказал Прескотт. — Я хотел сказать, что эта перемена несколько тревожит нас всех.
— Я сторонник любых перемен, которые позволят моим солдатам выспаться и снова прийти в норму.
— Вы выражаетесь более дипломатично, чем доктор Хейман. — Прескотт оглядел Хоффмана с головы до ног, словно искал течь. — Она говорит, что травматический шок уже стал нашим образом жизни и наше малочисленное общество уже превратилось в «культуру аномальной психики». Иногда она, конечно, употребляет вместо этого выражение «чертовы психи». Сейчас, когда нам приходится общаться со сравнительно… нормальными людьми, мы вынуждены принимать это во внимание.
