Петр Воробьев - Разбой
Соседство с поморянской парочкой могло случиться по простому совпадению, но жизнь давно научила Горма, что чем ближе к Сеймуру Харальдссону с одноглазым Ласетом на плече, тем реже всякое совпадение объяснялось просто как падение сов, а зачастую и сами совы оказывались не тем, чем казались. Когда наконец Парлан с Эйно бросили Суурина в динамик, перевернув макрофон и тем дав понять, что устали и больше играть не будут, совместно пережившие катарсис таны, венеды, и представители других племён принялись сбиваться в ватажки, чтоб разойтись по корчмам и харчевням и обсудить услышанное и увиденное с новообретёнными друзьями, а Горм пригласил Меттхильд и Самбора отужинать в Коннахте. В брюхо турболёта кое-как уместились гости, псы, и жёны. Закрыв запоры герметической дверцы за Бевинн, Горм ступил на трап, что вёл к поднятому обтекателю над шкиперским местом. Прежде чем опуститься за штурвал, он обернулся. На лужайке в свете полоски огоньков, обозначавших край взлётной полосы, стояли Сеймур, Психофоро, и Аркил. Выражение длинного лица Психофоро с близко посаженными глазами и очень приблизительно обозначенным подбородком почему-то наводило на неприятные мысли. Дядюшка коротко, но очень драматически посмотрел на Горма, кивнул, двумя пальцами пощекотал перья на животе у Ласета, и шагнул назад в полумрак.
Над Коннахтом ходила гроза, и садиться пришлось на запасной аэродром в Кель Мор, до замка добрались уже за полночь, а потом часа три пили и говорили, вернее, говорил в основном Самбор, обрисовав нужду снять осаду со Щеглова Острога настолько красочно, что не только Бланид, но и Бевинн была доведена до слёз. У самого Горма кровь в жилах не то вскипала, не то леденела, рука самопроизвольно тянулась к мечу, и ему пришлось приложить изрядное усилие, чтобы сохранить трезвый, циничный, и разносторонний взгляд на события, не как звало сердце, а как обязывала должность.
Во-первых, действительно, встречу с Самбором скорее всего подстроил Сеймур мистагог, поскольку важность скорого разрешения острожской проблемы была очень высока для дядюшки, которому не терпелось наконец поднять «Гулльвейг» на эпицикл. Во-вторых, конечно, чолдонское нашествие доставляло неудобство не только дядюшке, срывая расписание строительства космолёта, но и угрожало жизням драйгенских колонистов, а заодно окончательно расшатывало уже основательно затронутую похолоданием экономику Нордланда. Не говоря уже о тех горемыках, кто оказался непосредственно на пути вонючей лавины бритых яков, ведомой рогоносом Мудрилы Страшного. Последнее навряд ли волновало дядюшку (уж так был устроен его ум – силён, но однонаправлен), зато терзало чувствительную венедскую душу Самбора. Самборовы печаль, беспокойство, и стремление что-то сделать отчасти передались и Горму, настолько, что где-то в половину третьего, под смесью воздействия этих смешанных чувств и нескольких чарок уисгебы с зовом собственного долга Горм не на шутку задумался о последствиях продолжения беспорядков на материке для Ралланда, и пришёл к довольно неутешительным выводам. Итак, в-третьих, скорее рано, нежели поздно, разорение центрального Нордланда варварами должно было икнуться ростом цен на островах, нежелательным возобновлением их зависимости от Энгульсея, и опасностью в который раз скатиться в распри и усобицы… Запахи снеди, принесённой Меарой и двумя её помощницами, временно отвлекли Горма от мыслей. Взбитые сливки, спасённые от бездарного нанесения поверх сладкой овсяной каши, были смешаны с ранней земляникой. В ергач, Меара добавила успевших слегка перебродить перед перемолкой бобов теобромы, распространявших нежное благоухание. – Ммммм, дело! – сказал Самбор. Пока Горм сдабривал свой ергач мёдом и корицей, поморянин уже успел опустошить первую кружку дымившейся тёмной жидкости, и тут же налил из кувшина вторую. – Нелёгок твой труд, сын Рагнара, – заметила Меттхильд, серебряным ножом-лопаткой отрезая до прозрачности тоненький ломтик яблочной коврижки. – Зато и кормят тебя неплохо. – А всё-таки, как тебя угораздило из Кильды оказаться в Ралланде? – поморянин навалил в миску примерно поровну марога, земляники, и ореховой чесницы[291]. – Твоя работа про энергосистемы им приглянулась? Горм усмехнулся: – Нет, ралландцы использовали другие критерии. – Какие? – Им непременно нужен был потомок Тадга Крюка и Гуннхильд Матери Конунгов. – И всё? – Всё, – подтвердил Горм и тут же покачал головой. – Что, кстати, значит, что у меня Кнутлинги и с отцовской, и с материнской стороны, и как у заводчика, несколько вязок в моей собственной родословной вызывают у меня большие сомнения. – Да брось ты, – Самбор махнул рукой. – Когда это было, Тадг, он родился вообще в тёмные века. – Осторожность нужна, – объяснил Горм, одновременно продолжая восстанавливать в слегка затуманенной уисгебой памяти подробности ночного разговора. – А то выйдет, что родословное древо не ветвится, а там беды не оберёшься. Взять к примеру энгульсейских борзых. Если верить хозяевам, их порода гораздо аристократичнее Кнутлингов там, или Годничат каких-нибудь. Вот этих борзых уже до того друг с другом доскрещивали, что сбоку собака видна, а стоит ей повернуться к хозяину лицом, и борзая пропадает, примерно как золото из ралландской казны. – Так о золоте, – тоже припомнил Самбор. Чего Горм терпеть не мог, так это обманывать чужие надежды, но даже первая дева Фрамиборга может дать только то, что у неё есть. Что толку ходить кругами вокруг неприятной правды? Так решив, он рубанул воздух рукой: – Золота на «Гулльвейг» я вам не дам. Лица Самбора и Меттхильд мгновенно приобрели детски-разочарованное выражение: «Дедушка Один не принесёт мне на зимнее солнцестояние пони, о котором я так просил». – Я всё понимаю, невозможно что-то сделать одновременно качественно, быстро, и чтоб в смету уложилось, – смягчил удар Горм. – Но Ралланд – остров бедный, и в казне не то что золота, восьмушки серебра нет, а если и появляется, мы её тут же вкладываем в школу, больницу, или дорогу. Зато с другим может получиться… Вместо «Я не получу пони, уыыыы», нездорово заострённые, но оттого не менее выразительные черты Самбора мгновенно телеграфировали «Мне подарят барабан»! – Проблема только в одном, – поспешил тут же добавить Горм. – Мы на острове. Можно бы, конечно, перевезтись с дружиной на материк на айсберге, но этот айсберг надо месяцы ловить, а потом месяцы сюда тащить, к следующей весне разве что успеем. Осада может столько и не продержаться. Чолдонцы осадили Щеглов Острог, потому что там продовольственные склады, так ведь? А у них с запасами еды не очень? – Так, и так, эти девятиреченцы потороченные что саранча, – согласился венед. – Только несколько обозов с зерном и они захватили, как перешли Дикое Поле. – До следующей весны ждать нельзя, – сказала Меттхильд, насупив светленькие бровки. – У кого с запасами ещё хуже, так это у колонистов на Драйгене. Отец надеется на теплицы, но у них в помине нет ни стекла, ни плёнки, чтобы построить достаточно, семян мало, да и что вырасти успеет? Там Сунна в полдень светит, как у нас в сумерки!
– Потом, чолдонцы, даже как пожрут зерно, ещё по крайней мере полтора месяца смогут кормиться своими яками, – переглянувшись с Меттхильд, добавил Самбор. У него явно уже было какое-то решение проблемы на уме – уж очень не в соответствии с содержанием последней фразы воодушевлённо заблестели глаза венеда. Самбор был не из тех, из кого приходится тянуть слова клещами, так что начало описания этого решения было представлено, хоть и не совсем понятно, зато незамедлительно: – Но всё это неважно, потому что айсберг не нужно ловить! Смотри! Поморянин вскочил, чудом не опрокинув один из подносов с яблочной коврижкой, сливками, и чесницей, и ткнул пальцем в висевшую на одной из стен старинную карту с розой ветров, где Эгир, Погода, и Мананн мак Лир с северо-востока, северо-запада, и юго-запада смотрели на пять островов Ралланда, Ваннен, Энгульсей, Альбу, и кусок трегорландского побережья. Палец Самбора оставил яблочный след на стекле правее резвившейся в волнах стаи морских коров (можно было биться об заклад, что изобразивший их картограф никогда в жизни не видал коровы, ни морской, ни сухопутной). Коровы, впрочем, в любом случае не имели отношения к замыслу поморянина. – Динас Малор! – провозгласил он. Энгульсейский порт действительно лежал на восток от анатомически недостоверных коров.
– И что? – удивился Горм. – Ты не слышал про «Хавсфру», «Фоссегрима», и «Тылля»?! – в свой черёд удивился Самбор. – Плавучие доки? – сообразил Горм. – Так их уже в Мидхаф отволокли? – Кроме «Тылля», он ещё в Динас Малоре! Кромфрид задержал отправление на полмесяца, потому что решил на последний док наморозить лёд по технологии волнореза, чтоб обойтись четырьмя буксирами! – Про задержку я не знал, но нам-то это как помогает? – Смотри! Венед схватил кусок «Агело то Кефалео». Страница повествовала о побоище в Тингеборге с участием атакситов, хризоавгитов, Синих Лезвий, Зелёных Обухов, йомсов, матросов, портовых блудниц, и городской стражи. Все они опять-таки имели не больше отношения к замыслу поморянина, чем ранее морские коровы, потому что Самбор перевернул страницу и принялся чертить на обороте черенком предварительно облизанной от сливок ложки. – Длина ровно четыре гросса саженей, высота четыре дюжины, в этой части волнорез ледяной сплошной, чтоб понизить центр тяжести, здесь холодильные установки, это место пустое… Горм догадался, о чём идёт речь: – Здесь вокруг пустого места стены какой толщины? – Три внизу, одна сверху, сужаются по показательному закону! – Стало быть, даже если принять, что они вообще не сужаются, водоизмещение… Горм перевернул описание ногомячного стояния Бирки и Глевагарда и стал складывать, множить, и делить сажени, полусажени, и пуды на бочку, пользуясь ещё одной ложкой вместо стилоса. Вывод был не до конца обнадёживающим: – Потонуть-то он не потонет, но с такой осадкой его четыре буксира против течения не сволокут. – Так зачем тебе вообще буксиры? У тебя самого паровые турбины есть, так? – Есть, но как ими док привести? – Прямоточный пароводяной водомёт, как на прадедовских кноррах! – Пар? Через лёд? – усомнился Горм. – Так холодильная установка на что? Электричества-то прорва? – не сдавался Самбор. – Такое обсчитать недели нужны, вихревое движение, тепловой погранслой… – А ты по панергическим теоремам! Поток тепла-то можно прикинуть? – Ты знаешь, Горм Рагнарссон, почему за поморянами держится слава совершенно неостановимых любовников? – вдруг спросила Меттхильд. – Впервые слышу! Почему? – Потому, – объяснила заморская дева, глядя поверх очочков. – Что им легче отдаться, чем объяснить, почему это невозможно. Прикидывай. Горм преувеличенно вздохнул, вытащил из-под фототелеграфа ещё один лист, и принялся за термодинамический расчёт. Для этого даже пришлось воспользоваться квенской электросчётной машинкой, печатавшей числовые руны на длинной полосе термочувствительной бумаги. Наконец, он заключил: – Мощности холодильной установки хватит, но как погрузимся-то, чтоб док на дно не сел? – Ну, это совсем просто! – Самбор провёл яблочную полосу по стеклу. – Через пролив, погрузить с берега у Лестницы Великанов, а чтоб не было проблем с осадкой, док сперва подтопить, а при погрузке откачать! А разгружаться на песчаном берегу, что намыл Риназ, у Дорестада! Что ж, не было новостью, что поморянин славился не только везучестью, но и на зависть разносторонней подкованностью в науках. Любимый ученик дядюшки Сеймура как-никак. Горм приподнялся в не более чем на треть ироническом полупоклоне: – Самбор сын Мествина! Не только янтарный дракон тебе благоволит, но и аспидный с померанцевым! Может статься, нам действительно удастся прорваться к Щеглову Острогу! – Сын Рагнара, внук Харальда, я знала, ты не оставишь неотмщёнными слёзы поруганных вдов, прибегнувших к тебе с мольбой о помощи! – таким образом заявила о своём появлении Бланид. – Собери ралландское войско и покарай убийц и поругателей! Ненадолго и привычно, Горм лишился дара речи при виде супруги. Вот уж где и порода, и стать, и безукоризненный природный вкус. Особенно это вроде бы совершенно незатейливое платье из белого коннахтского льна-долгунца, перехваченное золотым пояском. Хотя технически, с мольбой (если «Это рука судьбы! Ты просто должен нам помочь!» определить как мольбу) к Горму прибегнул Самбор, пусть и много претерпевший, но тем не менее биологически навряд ли способный быть вдовой, однако, зачем портить высокую драму такими мелкими придирками? Горм молча поднялся с места и не преминул воспользоваться совершенно законным предлогом заключить Бланид в объятия, одновременно стараясь удержаться в рамках приличия. Тут же подоспела и Бевинн, та не в ралландском наряде, а в этлавагрском, тоже подпоясанном, но с боков не сшитом, и примкнула к приветствию, тем продлив Гормову бессловесность: вся кровь отлила у него от мозга. – Тебя не только кормят неплохо, сын Рагнара, – заметил Самбор, для разнообразия, вроде бы почти совсем не поддевая. – Сестра моя, возрадуйся! Быть войне, литься рекам крови! – провозгласила Бланид. Слегка прийдя в себя, Горм в очередной раз подивился, как в такой прелестной головке могут уживаться такая доброта с такой кровожадностью, осторожно и не без сожаления выпутался из страстных двойных объятий, и подошёл к телефону. – Бхеаннайг, соедини меня с Энгульсеем. Вызвони в Динас Малоре верфь, где строят плавучий док, а там пусть позовут самого Кромфрида Щуку! Повесив трубку обратно на крюк, он несколько менее уверенно продолжил: – Не очень понятно, правда, с какой стати Кромфрид отдаст нам свой док… – Ну, не отдаст, а одолжит, – тоже не очень уверенно сказал Самбор. – Нет, это-то как раз понятно, – Меттхильд постучала по облезлой мамонтовой шкуре переплёта «Ландслага». Свод законов в полтора аршина на аршин и в пядь толщиной не поместился бы ни на одну полку, и потому хранился на особенных резных козлах. Не без усилия, Меттхильд взгромоздила книгу на полку сбоку козел, расстегнула застёжки, и, перелистав несколько страниц, прочла: – «Далее, если по вине зложелателей или расточителей случается такая беда, что наступает враждебное войско на наши владения в каком-либо месте, или даже на земли, платящие дань или союзные, в таком случае мы не должны отказывать нашему конунгу в полном ополчении воинов с кораблями»… Меттхильд многозначительно оглядела слушавших. Самбора настолько распёрло от гордости за супругу, что ему даже временно пришлось прервать поглощение яблочной коврижки. Бевинн шепнула: – Будь он не поморянин, а поросёнок, я б сказала, его легче забить, чем прокормить. Оказалось, что эта возмутительная сатира – ещё полбеды, поскольку затем обольстительница решила засунуть в Гормово ухо язык. Стараясь сохранить самообладание, Горм принялся слушать дальше: – «И оружием, если он и мудрейшие мужи видят в этом большую необходимость. А если меньшая в том есть нужда, примем с благодарностью, если отпустит». – Кого отпустит? – не понял Самбор. – Ну вы, мужи, как дети, – перегнувшись над книгой, Меттхильд хитро глянула на Горма с Бевинн, а поморянина потянула за воротник. – Ты, – она потрепала Самбору волосы. – Принёс ему, – она указала на Горма. – Весть о вторжении враждебного войска. Теперь всё, что сыну Рагнара и внуку Харальда осталось сделать, это послать в Динас Малор ратную стрелу! Он же сейчас единственный на весь Северный Союз конунг! Вели резать стрелу, Кнутлинг! «Если я конунг, почему мне все только и делают, что приказывают, кому помочь, кого покарать, и что резать»? – подумал Горм, вслух же сказал: – Для порядка, давайте только сперва дело с мудрейшими мужами обсужу, всё равно на полдень уже встреча назначена. Ответ «мудрейших» на предложение сплавать на материк с кем-нибудь сразиться не вызывал никакого сомнения, как и их сугубая стратегическая, тактическая, и логистическая бесполезность в предстоявшем походе. Закон законом, но вряд ли «ратная стрела» от конунга из Ралланда потянула бы на созыв сколько-нибудь приличного ополчения из высокомерных и изнеженных энгульсейцев, ни в ломаный обол не ставивших западных соседей. С энгульсейскими эстетами, однако, дело шло не о сборе войска, а всего-то о том, чтобы на месяцок-другой одолжить чужой плавучий док, уже выплаченный Винетой, в обмен на годы и годы исключительного права на самовосхваление. Прибавить к этому возможность почти совсем без драки попасть в большие забияки[292], и можно было уже предугадывать заголовок первой полосы завтрашнего «Боды»: «Мощь энгульсейской технологии в очередной раз спасёт Северный Союз». Нажав другую кнопку на телефоне, Горм вновь поднёс к уху трубку. – Здесь Идан! – Идан, готовь отключение от энергосистемы и переход на автономию! Готовность два часа! – Есть готовность два часа! С четвёртым обменником что делать? – Если деионизированной воды недостаточно, пусть пришлют из Кель Мора поездом, да чтоб до без четверти двух пополудни здесь была! Одной из немногих положительных сторон ралландской верности обычаям было, что если конунг чего просил (особенно воды на болоте, или там жёлудей в дубняке), отказать ему значило опозориться. Горм довольно огляделся по сторонам. Сам себя он, к счастью, не видел, а остальная обстановка без какого-либо приукрашивания вполне тянула уже не на заголовок дённика, а на историческое полотно: «Ралланд приходит на помощь Нордланду». Буколический вид с холмами, развалинами, и овцами в окне, две рыжеволосых красавицы с румянцем праведного гнева на щеках, облачённые в ладно облегавшие их роскошные формы лёгкие домашние платья, стройная иноземка, сквозь очки на породистом носике изучающая свод законов, и пришедший издалека за помощью воин со скорбными складками недавних лишений на челе, в диковинном венедском наряде… Венедский воин в диковинном наряде выбрал именно этот исторический миг, чтобы приняться жрать, как не в себя, марог, макая куски в сливочный варенец. Горм глотнул ергача, сдобренного теобромой, корицей, и мёдом, и вновь выглянул из окна. К полудню, назначенному вождям, телескопическим башням предстояло опуститься, а ошипованным металлокерамическим бронелистам по периметру замка воинственно встопорщиться, являя дневному свету дюжины гусеничных тележек на гидравлической подвеске, каждая больше, чем тяжёлый пятибашенный бронеход. «Мудрейшие мужи», окутанные облаками макубного дыма и химических паров веществ, хронически недоокислённых в ходе расщепления их организмами мёртвой воды, должны были опоздать на встречу примерно на час. Горм не имел излишне высокого мнения о своём риторическом искусстве, но и вожди не славились взыскательностью, тем более если речь шла о драке, вдобавок, на материке, да ещё и против кочевников с несметными стадами скота. За счёт последнего обстоятельства, где-то в половине второго надлежало ждать ещё похмельного или уже пьяного мычания клятв, обнажения мечей, и многоголосого прорёвывания боевых кличей «Мусклайге ан тиаранн!» и «Коннахт абу»!
