Шимун Врочек - Питер
Молодец, подумал Иван. Следующий по…
И тут из рюкзака у Миши вывалился компас и начал падать. Иван (чертова скорость реакции) видел, как старый металлический компас летит на бетонку… Удар, подскок! Звон стекла.
Казалось, треснул не только циферблат, но и окружающая тишина.
Блин, подумал Иван.
Краем глаза он заметил движение. Повернулся. Взгляд сквозь прорезь автоматного прицела. Ничего. Только серый туман… изгибается? изгибается. Что-то крупное там прошло, между корпусами.
Не нравится мне вон тот кустик, подумал Иван. Совсем не нравится. Или перестраховываюсь? Тяжесть в затылке стала невыносимой. Ну же… решайся.
Иван вскочил. Резкими жестами показал: вперед, вперед, бегом!
Уберфюрер кивнул и побежал. Миша обернулся, посмотрел на Ивана — даже его противогаз выглядел виноватым. Вперед, показал Иван, бегом. Потом будем разбираться. Вперед! Бегом!
Миша наконец понял. Вскочил и побежал за скинхедом. Мандела пристроился за ними. Иван подождал Седого и побежал синхронно с ним.
Опять движение. Иван повернул голову. Чертовы окуляры, сужают поле зрения.
На мгновение ему показалось, что он видит, как гигантская, несоразмерная с окружающими зданиями фигура идет в тумане. Медленно, почти плывет… как во сне.
Дальше он уже бежал. Дыхание хрипело в фильтре.
Достигнув угла здания, Убер повернулся — дальше куда? Иван на мгновение прикрыл глаза, вспоминая схему. Так, туда жилые корпуса, сюда мед блок… вон туда третий блок РБМК. «Третий блок», — сказал тогда Энигма.
Будем надеяться, что старый диггер еще не совсем впал в маразм, когда это говорил.
Туда — Иван показал рукой.
Они побежали. Давление на затылок сначала чуть-чуть ослабло, затем стало еще сильнее. Да что за черт?
Сапоги и ботинки гулко стучали по серому асфальту. И, черт возьми, скоро совсем рассветет.
Быстрее!
Иван увидел, наконец, вход в корпус третьего блока. Огромное серое здание, символ атома на фасаде. Слева от входа — каменный бассейн, оттуда торчат гранитные блоки, как обломанные зубы. И что-то подходить туда — ну никак не хочется.
Металлические двери. С уцелевшими стеклами, что интересно. Кое-где стекла заменены досками и фанерой.
Высоченная труба, уходящая верхушкой в туман. На ней полосы — бордовые и серые.
Дыхание в противогазе стало натужным.
Окуляры запотели. Сквозь затуманенное стекло Иван видел качающуюся серую землю, далекий бассейн, гранитный парапет. Кажется, чертов бассейн щербато улыбается. Над серым зданием навис густой туман.
Вдалеке виднелись размытые силуэты гигантских толстых труб, похожих на короткие лапы гигантского животного. Из-за тумана казалось, что серый слон стоит над ЛАЭС, а туловище и голова его спрятались в низких облаках.
— Быстрее! — давление на затылок стало невыносимым.
Словно палец, упершийся туда, с бешеной силой и упорством толкал Ивана вперед. Подальше от того, кто шел за ними в сырой пелене.
Или, наоборот, к тому, что ждало их там, в третьем блоке ЛАЭС?
Позади он слышал тяжелую поступь. Седой начал вдруг тревожно озираться, словно тоже что-то почувствовал.
Неудивительно.
Иван прибавил ходу. Кто бы их ни преследовал, этот кто-то был уже совсем близко.
Тот серый человек?
Топая сапогами, они взбежали по ступеням.
Иван рванул дверь на себя. Закрыто! Черт, он бросился к следующей.
Уберфюрер с размаху ударил ногой — алюминиевая дверь сотряслась, но выдержала. Звякнуло треснувшее стекло.
Седой присел на колено и приставил своей недокалаш — «сайгу» к плечу.
Убер ударил еще. Бух!
Но должен же быть вход?! Зар-раза. Н-на! Иван прикладом выбил стекло, просунул руку. Постарался нащупать замок. Ни фига. Да где же ты там?! Пальцы наткнулись на что-то округлое и холодное, переходящее в другое округлое и холодное. Цепь, не сразу сообразил Иван.
Кузнецов вдруг подбежал и забарабанил по двери. Грохот.
— Помогите! — закричал он. Из-за противогаза звук получался «Пагите!». Пагите!
Что он делает?
Уберфюрер повернулся. Показал за плечо Ивана и потом себе на глаза. «Вижу цель». Иван кивнул.
Кажется, все. Отбегались на сегодня. Он поднял автомат к плечу, поставил предохранитель на одиночные. Вгляделся. Вдалеке мелькнула тень — быстро. Исчезла. Где же ты, сукин сын? Покажись.
Внезапно загремела цепь, бам — дверь распахнулась. Иван на рефлексе развернулся туда. Обошли, сволочи…
— Сюда! — крикнули оттуда. — Быстрее! Ну же!
Глава 18
ЛАЭС
— Мы из Кронштадта, — сказал Уберфюрер. Иван покачал головой — опять какая-то непонятная шутка.
— Добро пожаловать, — глухо сказал старик. Противогаза на нем не было, только белый небольшой респиратор. С одной стороны респиратор был отстегнут и висел на одной лямке. — Я вас уже давно жду.
Иван поднял брови.
— Нас? — он оглянулся. Мандела, Убер, Кузнецов, Седой. Сам Иван. Действительно. А кого еще старикану ждать, как не нас…
— Ну, если нас, то мы пришли.
Старик кивнул. Провел их в глубь здания, потом в комнату, отделанную светлым металлом. Еще не открыв следующую дверь, Иван понял, что там будет — и не ошибся. Душевая — огромная, каких Иван вообще никогда не видел. Голоса диггеров отражались от кафеля, покрывающего стены — бледно-желтого, впечатанного в серую штукатурку. Гулкое мокрое эхо. Старик показал, как включать воду — из заржавленных сифонов хлынула бледными струйками вода… теплая, почти горячая. Иван встал под душ прямо в противогазе. Оглушительно забарабанили капли по голове, по плечам, по спине. Окуляры стали мокрыми.
Диггеры вставали под струи душевых.
Вода лилась, смывая с них радиоактивную пыль.
Санобработка, ага. Иван вспомнил, как сидел с Катей в санпалатке на Василеостровской. Сто лет назад это было, не меньше.
Хлюпая резиной и капая водой, прошли в тамбур, затем в раздевалку — по стенам здесь находились железные шкафчики, выкрашенные в зелено-серый цвет. Один из шкафчиков был раскрыт, там висело старое полотенце.
— Можете снять противогазы, — сказал старик. — Здесь стерильно.
Закончив с переодеванием, Иван посмотрел на старика.
— Кто вы?
— Бахметьев моя фамилия. Федор. Я, если хотите… — на лице у него появилась странная, словно мышцы лица отвыкли, улыбка. Но вполне искренняя. — Я — водитель реактора.
До Катастрофы Федор Бахметьев работал на станции ведущим инженером управления, ВИУРом, ответственным за загрузку и эксплуатацию активной зоны реактора. В день Катастрофы вернулся в зал над активной зоной, потому что забыл там ключи от дома (ирония судьбы, верно? — сказал Федор), и, когда автоматические системы защиты станции сработали, он оказался взаперти. Со всяким могло случиться, сказал Федор. Мне вот повезло. Мда.
Сначала, когда двери начали закрываться, он решил, что это конец.
А вышло, что самое начало.
— Не буду рассказывать, как мне жилось, — сказал Федор. — Это долго и не слишком увлекательно… Главное — выжил. И продолжил работать. По специальности, хе-хе. Я и сейчас работаю. Реактор — капризная штука, но вполне надежная при должном уходе. Зато благодаря ему у меня есть электричество, горячая вода, душ, освещение, музыка, кино…
— Завели себе костерок, — уважительно протянул Уберфюрер.
— Именно.
* * *— Раньше на ЛАЭС приходили люди, — пояснил Федор. — Но жили недолго, сами понимаете. К ним нельзя было даже подходить — такие дозы радиации у каждого, жутко просто. Однажды забрела беременная женщина… — старик потер лоб, словно воспоминание было не из легких. — Марина. Я по хоронил их за станцией — ее и младенца, — он помолчал. — Простите.
Молчание. Что тут скажешь? «Все истории разные — и все очень похожи». Катастрофа безжалостна.
— Вообще, конечно, самое удивительное, что станция уцелела… Я сам иногда не верю, — сказал Федор.
Иван кивнул. Про что-то такое говорил Водяник.
— Я слышал, Сосновый Бор — первоочередная цель в случае атомной войны.
Старик вздохнул.
— Боюсь, это все-таки была не атомная война. А если атомная, то ученые явно сели в лужу с оценкой ее последствий. Вот на такие последствия они рассчитывали? — он ткнул пальцем в мертвый пейзаж за окном с изогнутыми черными деревьями. — Или вот на такие?
— Мы слышали шум воды, — сказал Иван. — Это где-то здесь, на ЛАЭС? Неужели канализация все еще работает?
— Нет, — Федор покачал головой. — Это водосброс реактора. Станция забирает воду из моря для охлаждения реактора, затем отработанную воду сбрасывает обратно в Залив. Вклад в местную радиоактивность. Впрочем, очень незначительный — по сравнению с тем, что уже есть.
— Другими словами, — Иван помедлил. — Реактор все еще работает, вы хотите сказать?
