S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I (СИ) - Перваков Тимофей Евгеньевич

Света не было, и это — единственное, что давало людям хоть какое-то преимущество. Заражённые видели в темноте лучше, чем человек, но неабсолютно — без минимального светового шума они теряли часть пространственной ориентации. А люди видели мир с помощью линз и Эйки.

Марк оглянулся — их прежний вход в тоннель, всего несколько минут назад казавшийся безопасным, теперь наполнялся всполохами и урчанием. Путь назад отрезан. Оставалось двигаться только вперёд. И времени почти не осталось.

Белая бусина света вдалеке — тот самый спасительный выход в конце тоннеля — внезапно дрогнул. Её ровное свечение стало пульсировать с тревожной ритмикой, словно сердце человека, умирающего от инфаркта. Свет то гас, то вспыхивал, рвался, захлёбывался в себе. Не требовалось объяснений — в проём, один за другим, уже врывались заражённые. Их силуэты раз за разом бегущие внутрь колебали перспективу остаться в живых.

Мужчины поняли это одновременно.

Горгон, стиснув рукояти клювов, резко мотнул головой. Он не произнёс ни слова — лишь рванул вперёд с хищной решимостью. Марк и Оскар устремились следом, разгоняясь со всей скоростью, на которую были способны в замкнутом пространстве, забитом ржавыми откосами, свисающими проводами и кучками бетона. Их шаги слились в ритмичный дробный топот, усиленный акустикой тоннеля.

Позади уже слышались слаженные удары когтей и обшаркивающих конечностей — заражённые сползались со всех концов тоннеля, будто вода под уклон. Впереди оставался единственный шанс: прорваться насквозь, прежде чем вход окончательно захлопнется телами и клыками.

Горгон ещё не мог выбивать из строя самых ретивых тварей, расстояние между ними было пока слишком велико.

Тем временем Эйка, анализируя окружающую обстановку, выводила Марку и Оскару маршрут — линию движения, рассчитанную с точностью до миллиметра. Тоннель, хоть и казался беспорядочным, на деле был решёткой паттернов: там, где арматурные стержни создавали ловушки, где своды давали акустическое преимущество, где остатки пластика могли зацепиться за ногу Эйка заранее предупреждала о том, куда лучше всего двигаться каждому из них.

На их линзах вспыхивали стрелки, прорисованные контуры теней, замедленные траектории движения противника, словно сама Эйка стала невидимым командиром, ведя их сквозь хаос.

— Быстрее, иначе не успеем — прохрипел Горгон, больше себе, чем остальным.

И они побежали быстрее, чем когда-либо прежде.

Первыми людей достигли несколько бегунов.

Они неслись, протягивая к людям свои руки с утолщёнными ногтями, порой спотыкаясь, падая, но не теряя плотоядного настроя, а, напротив, ещё больше возбуждаясь от запаха собственной крови. Но Горгон, как и в поезде, был остриём — наступающего на заражённых человеческого «копья». Он врезался в первых мутантов с нечеловеческой скоростью и мощью, не давая им срезать даже за волос его бороды. Он разил набегающих тварей короткими и точными ударами, подсекая суставы, ломая кости под коленями, выворачивая позвоночные дуги резкими скрутами клювов. Хруст сопровождал каждое его движение. Не убивал — но сбивал с ног, замедлял, превращал нападающих в затор, через который вынуждены будут перешагивать те, кто мчится сзади.

Это и было нужно — создавать заторы из тел в «узких горлышках» их пути.

Марк и Оскар шли за ним, выступая как заточенные кромки. Быстрые, почти незаметные в тенях, они добивали тех, кто подползал, кого лишь задело краем удара Горгона. Один метил в глаза, другой — в основание шеи, в споровые мешки. Порой достаточно было одного точного удара, чтобы обездвижить заражённого навсегда. По возможности они опрокидывали за собой всё, что было возможно опрокинуть, чиня препятствия и формируя временные баррикады, замедлявшие движение наиболее ретивых тварей. Также двойка не забывала про арбалеты, расстреливая по бегущим сзади бегунам оставшиеся магазины.

Поток не утихал. Казалось, твари не замечали павших сородичей, продирались вперёд, переламывая их, наступая на искалеченные тела. Лишь медляки сбивались, опускаясь к тем, кто валялся не в силах продолжать свой путь. Они рычали, рвали зубами заживо, с увлечением пожирая собратьев, стоявших ещё секунду назад на ступень выше их на пути развития.

Но бегуны были умнее — шли только на людей. Только на тепло, на ритм сердец. На людей.

И каждая секунда в таком темпе ощущалась целым веком.

За бегунами в тоннель ворвались лотерейщики.

Это нарушало обычную картину поведения заражённых. Обычно такие особи, массивные и быстрые, первыми добирались до цели — проталкиваясь сквозь толпу слабых и не координирующих движение собратьев. Но сейчас они вошли только тогда, когда волна бегунов иссякала, а передовая уже была усеяна телами. Значит, ими кто-то управлял. Кто-то, кто держал всю стаю под контролем.

Горгон понял это мгновенно.

Если это элитник — значит ситуация ужасна. Если заражёнными командует иммунный, с даром управления стаей… то это лишь иной оттенок катастрофы. И в данный момент он даже не знал, что хуже.

Но гадать об этом не было смысла.

Горгон всадил дар в ближайшего лотерейщика. Направление было точным — прямо в область спорового мешка, защищённого рёберным щитом и плотной биобронёй. Но дар применялся на конкретную область, а умозрительный прицел старожила был отлажен с точностью атомных часов: волокна окаменели, мгновенно разорвав связь паразита с телом носителя.

Тварь замерла и ударилась мордой о пол, бездушной марионеткой. Массивное тело сложилось с глухим шлепком. Летящие следом заражённые не успели затормозить — и первый из них, стучащий пятками топтун, запнулся о тушу и рухнул, не удержав равновесия, но сразу же вскочил на лапы, практически не потеряв в скорости.

Однако этой заминки вполне хватило, чтобы превратить в музейную окаменелость паразитический мешок трёхсот килограммового мутанта. Разряд, как и в прошлый раз, вызвал каскадное мышечное смыкание: заражённый затрясся в судороге, как будто кто-то сжал его изнутри и не отпускал. Он рухнул рядом с первым, и сверху на них навалилось ещё двое бегунов, не сумевших среагировать на изменение рельефа из подающих тел.

Дар Горгона работал с устрашающей надёжностью. Каждое применение — гарантированная ликвидация. Но каждый выброс оставлял его чуть более истощённым. Жар пробегал по позвоночнику, сердце вздрагивало от перегрузки, а зрение временами затягивалось поволокой. Он знал, что через несколько применений наступит предел — и тогда... Думать, что будет после этого, не хотелось.

Оскар в это время шёл рядом, след в след, и держал свой арбалет так, будто это был продолжением его руки. В любой момент он был готов пустить болт в ближайшее горло или глазную впадину, и Марк чувствовал это плечом — плотность взаимодействия в их троице была почти телесной. Ни шагу врозь, ни лишнего движения. Оскар знал: стоит допустить прорыв на короткую дистанцию, и арбалет ему уже не поможет. Поэтому он держал свой дар наготове, чувствуя, что сумеет сдержать любую угрозу и подарить отряду драгоценные секунды, но в глубине души надеялся, что дар ему не пригодится.

Они шли словно стрелки часов, выживая в гармоническом такте сработанности их отряда.

Марк уже слышал, как Горгон дышал — тяжелее чем обычно, но также ровно. Он всё ещё бил, всё ещё крушил тварей.

До выхода оставалось чуть больше десяти метров.

И старожил с горечью ощутил: ещё немного — и он будет выжат досуха. Энергии в резерве почти не осталось.

Горгон резко обернулся на бегу, поднял руку и коротко бросил:

— Спек.

Никаких объяснений не требовалось. Все трое знали: это был зов к мобилизации — мгновенной, полной, — мерой последнего шанса. Сигнал, что за этим мясом в тоннеле, за всей этой канонадой рвущихся криков и клёкота, скрывается настоящая опасность. Эйка уже подтвердила: она зафиксировала несколько массивных контуров — по форме и структуре это были явно не бегуны. Крупные заражённые, затаившиеся за искорёженной бетонной кромкой тоннельного устья, между обломков деревьев и руин заброшенной станции, которых ей удалось разглядеть.