Андрей Попов - Солнечное затмение
-- Хватит! -- капитан рявкнул, его кулак случайно задел несколько клавиш, и по экрану монитора поползли длинные скучные цифры. -- Так можно договориться до чертиков в глазах! Мы будем приземляться!
Вайклер резко повернул голову. Черные как смоляные бечевки волосы хлестнули его по лицу. Глаза были широко распахнуты, и из них торчал похолодевший взор. Далее он задал вопрос, глупее которого ничего в мире не существовало:
-- Куда, если не секрет?
Планета своим синим, абсолютно безжизненным сиянием заняла собою весь главный экран. Едва различимые пятна материков ровным счетом ни о чем не говорили. Во-первых, их контрастность была сильно размыта. А во-вторых, радиосканирование давало лишь рельеф поверхности, и ничего более. Мертвая многотональная синева была тождественна смерти. Словно по всей планете кто-то пролил кровь из человеческих вен.
-- Дай запрос на посадку, согласно инструкции!
Вайклер не стал спорить. Он еще раз влез в наушники. Еще раз попытался вникнуть в лишенные смысла шумы вселенной. И лишний раз убедился, что лишены они не только смысла, но и последней надежды.
-- Молчание, капитан.
-- Инструкция предписывает повторить запрос.
-- Капитан, ты дурак! -- штурман зло щелкнул переключателем. -- Но специально для таких как ты, я запрос повторю.
Джон поднялся со своего кресла. Оно еще пару раз провернулось вокруг собственной оси и тревожно замерло. А капитан, не давая своим действием никакого объяснения, покинул каюту Манипуляций. Даже слова не произнес.
Бледные, безмолвные каюты жилого отсека походили на мир со сломанным временем. Когда-то в этих стенах бурлила жизнь, а вместо скучного неонового света сияли надежды на легендарное будущее... Вот за этим столом они с Павлом играли в шахматы... Последнюю партию так и не довели до конца. Джон улыбнулся, вспомнив как глупо он потерял свою ладью... Еще вспомнился голос Павла: "если на планетах Проксимы обнаружим жизнь, сразу женюсь -- прямо на той планете, где ее обнаружим". Они грезили, что своим подвигом потрясут весь мир. Они мечтали, что в честь их прибытия салюты будут бить до самого Марса. Они слишком обожествили свою миссию и слишком вжились в роль богов. Поэтому становиться вновь людьми так болезненно. Поэтому осознавать, что их подвиги никому теперь не нужны так невыносимо.
Джон слышал только поступь собственных ботинок. Даже эха не было. Его проглатывала ненасытная звуками тишина. Два счетчика, соревнующиеся в марафоне времени, продолжали свое бессмысленное соперничество. Повсюду стояли пустые столы, небрежно валялись скафандры, чья-то одежда. Стены жилого отсека источали тоску. Капитан принялся мучительно вспоминать: однажды в жизни он уже испытывал точно такое чувство... Ну да! В юности! Ему было, пожалуй... лет пятнадцать. Или чуть больше. Он забрел в старый родительский дом, где провел свои младенческие годы. Дом был ветхим, заброшенным и абсолютно пустым. Под слоем пыли еле просматривалось его былое великолепие. Семья покинула его, когда малышка Джон еще только научился читать. Сейчас он не помнил, что же конкретно он там увидел, но зато в памяти на всю жизнь осталось неповторимое чувство, которое довелось ему испытать. Джон попал в заросшую паутиной сказку своего детства. Он плакал, рассматривая свои игрушки. Все они были мертвы и неподвижны, потому как он -- дающий им жизнь -- покинул их навсегда. И посеревшие комнаты, где некогда переливался его детский смех -- даже те не признали его за хозяина.
Сказка умерла. Ее персонажи стали тряпочными куклами. Капитан прошел в каюту Павла. Там на столике была шахматная доска с расставленными фигурами. Джон играл белыми. И они поклялись друг другу, что, если оба удачно выйдут из эскапического сна, первым делом доиграют эту партию.
Джон несколько минут размышлял над позицией. Потом взял ладью и переставил ее на противоположный конец поля.
-- Паша, если ты хорошенько не подумаешь, то через три хода тебе будет мат... Ты пораскинь мозгами, а я пока доложу на Землю о нашем возвращении.
Он развернулся и вышел. И в тот же момент ясно осознал, что свой космический дом видит последний раз в жизни.
-- Все готово к посадке, друзья мои? -- капитан улыбался, на его просветлевшем лице даже веснушки -- и те помолодели. -- Как мне хочется увидеть свою дочь Эмили! Она так скучает по папочке! Эдрих, автоматический поиск места приземления, будь любезен! И почему я не слышу музыки? Где радость на ваших лицах?
У штурмана стала медленно отвисать челюсть. Антонов попытался было возразить:
-- М-может, для начала пошлем на разведку зонд? Если и вправду: полнейшее отсутствие жизни?
Джон уселся в свое законное капитанское кресло и пристегнул ремень безопасности.
-- Зонд пошлет Андрей. Сейчас должны подойти Павел и Майк. Майк, кстати, сказал, чтобы ты, Эдрих, отдал ему какую-то дискету. Я его только что разбудил.
Антонов в ужасе посмотрел на Вайклера. Тот был напуган не меньше.
-- Эдрих... Он тронулся. И это не блеф.
Вайклер схватился за голову и прямо-таки звериным рывком скинул с себя мерзкие наушники.
-- О, Господи! Один из троих спятил! И все из-за какого-то пустяка: погиб почти никому не известный мир...
Джон словно и не слышал ни той, ни другой реплики. Он неспеша достал сигарету, вставил ее в самодельный мундштук и смачно затянулся. За всю свою полулегендарную жизнь он так и не научился пускать дым кольцами. А сейчас... Сейчас по воздуху поползли медленно тающие серые круги. Они, как угасающие волны на воде, расширялись, теряли свою силу, затем и вовсе исчезали.
-- Алекс, -- Джон беззаботно посмотрел ему в глаза, -- забыл тебе сказать. Твоя жена Лена только что...
Антонов вскочил с кресла и взял его за грудки.
-- Капитан! Очнись же! Что ты несешь?!
Два взаимоисключающих взгляда воткнулись друг в друга. Один был безумен от того, что изумлен. Другой напротив -- изумлен по причине безумства. Александр потряс массивное тело капитана, надеясь, что болтающаяся в нем душа, наконец, очнется.
-- Одну минуту, -- Вайклера посетила некая идея, и он спешно покинул каюту.
Вернулся тут же. В руках у него была емкость с ледяной водой. Не долго думая о причинах и следствиях своего поступка, он выплеснул все содержимое емкости наголову капитану. Потом добавил еще пару смачных пощечин. Джон широко открыл рот, с недоумением посмотрел на свою мокрую одежду, глотнул воздуха, как рыба, вынырнувшая из речки, и произнес:
-- Что... что это было? -- Далее в мимике его лица произошло почти магическое преображение. Морщины скривились, глаза сверкнули потаенной злобой. -- Ах ты сволочь... Ты на кого руку поднял?!
Резкий выпад ноги, и Вайклер, сложенный вчетверо валяется в противоположном углу каюты. На обильный поток крови из его носа никто не обращает внимания. А капитан, выжимая влажные волосы, что-то уж слишком раскомандовался.
-- Я, кажется, отдал приказ о посадке! И мне плевать на оба ваших мнения! Это мой мир, и я не хочу сдыхать ни в каком другом месте!
Эдрих вытер ладонью кровь, облегченно вздохнул и произнес:
-- Кажется, мы его вернули. Слава какому-нибудь богу...
-- Ты долго будешь валяться в своем углу?! Садимся, я сказал!
-- Урод! Хоть бы сказал спасибо за то, что ввернули разболтавшийся в твоих мозгах шуруп!
"Безумец" плюнул в пространство робкими язычками плазмы и медленно пошел на сближение с планетой. В разряженных слоях ионосферы лед на его обшивке начал подтаивать. Здесь заканчивался холодный, лишенный жизни и ее смысла, космос. Появлялась хоть какая-то материя. Планета словно и не узнала собственного пасынка. Ее поверхность излучала сонное равнодушие. Будто и не было этих двух тысяч лет. Будто не было горячих слез прощания и клятв о новой встречи...
-- Будто не было ничего абсолютно. -- Антонов вздохнул. -- Слышь, капитан... Давайте предусмотрим все варианты. Включая и самый пессимистичный. Если полнейшее отсутствие жизни? Даже примитивной органики...
-- Я могу сказать вот что. -- Джон стряхнул пепел. -- Докуриваю последнюю сигарету и перерезаю себе глотку. -- Жизнь в пустой вселенной меня не привлекает. А медленная смерть от голода и истощения: совсем не в кайф.
-- С чего ты взял, что вселенная пуста? -- Вайклер попытался искренне изумиться. -- С тобой ведь еще два веселых придурка. Почти что святая троица.
-- Можете властвовать над этим миром, я вам его дарю. Только пищи у вас, товарищи боги, осталось месяца на два.
Топографические пятна на главном экране медленно расползались, меняя оттенки синевы. "Безумец" падал на безликую поверхность, как в космическую черную дыру. Его обшивка стала уже раскаляться, появился красноватый шлейф. Вот таким безжизненным синтетическим теплом встречала его Земля.
