Роман Караваев - Инверсия
Прямо от Перинной линии Клюев переместился в подъезд дома на Салтыкова-Щедрина, сотворил роскошный букет роз, торт из «Метрополя» и бутылку шампанского, а потом нажал на пуговку звонка. Когда дверь открылась, и молодая красивая женщина окинула его вопросительным взглядом серых глаз, у Макса запершило в горле, и он неловко кашлянул. А кто бы удержался? Во-первых, мама была моложе сына, в такой ситуации и у более закалённых, чем Клюев, людей мог случиться приступ мигрени, а во-вторых, хозяйка квартиры очень походила на Настю Хлопову, просто одно лицо — сейчас он видел его воочию, а не умозрительно, — и это обстоятельство вызвало некую раздвоенность сознания. — Простите, вам кого? — спросила женщина.
— Здравствуйте, — растерянно улыбаясь, выдавил Клюев. — Вы ведь Елена Фёдоровна? — И протянул цветы.
— Ой, спасибо! — Она удивилась, но букет приняла.
— Меня зовут Максим. — Экс-пилот кое-как справился с волнением. — Я коллега Александра Наумыча. Он уже дома?
— Да вы проходите, — облегчённо вздохнув, сказала мама, видимо, незнакомцы не часто посещали этот дом, оно и понятно, госбезопасность старательно ограничивала контакты Реутова. — Что ж мы на пороге-то разговариваем. Саши ещё нет, он так рано не появляется, но вы можете его подождать.
— А я вас не стесню? — Клюев вдруг ощутил непонятную робость.
— Нет-нет. Тем более что гости у нас бывают нечасто.
Больше Макс колебаться не стал. Он сделал решительный шаг и оказался в уютной прихожей, обставленной с несомненным вкусом и достаточно просторной. Переобулся в мягкие тапочки и последовал за хозяйкой в гостиную. Поставив на журнальный столик торт и шампанское, он с интересом огляделся. Вдоль одной из стен высились книжные шкафы, за стеклянными дверцами которых поблёскивали корешками раритетные издания. Названий Клюев прочесть не смог, но по внешнему виду определил, что книги действительно старые, в основном начала века. У второй стены стоял диван с двумя креслами и напольные часы с боем, у третьей — телевизор на подвижной тумбе. Над телевизором висела картина, изображавшая какой-то пейзаж. Окно, выходившее во двор, прикрывала тюлевая занавесь, обрамлённая портьерами в тон обоям. Ни одной фотографии Макс не увидел. Заметив его любопытство, Елена Фёдоровна как-то виновато улыбнулась и развела руками.
— Саша — большой любитель антикварных изданий, — произнесла она. — Мне кажется, все букинисты города знают его в лицо. Кроме работы книги — его единственное увлечение. Всё это, конечно, здорово, но уж очень много от них пыли. А у нас ребёнок маленький. Вы знаете, у ленинградских детей повышенная склонность к аллергии.
— Но вы же как-то с этим справляетесь? — нерешительно спросил Клюев.
— Да, — подтвердила мама. — Я стараюсь, чтобы Захарка в этой комнате не появлялся. В основном он у себя в детской или мы гуляем с ним на улице. Ой, извините, — спохватилась она, — я сейчас чай поставлю. Вы тут посидите пока. Я быстро.
— А может, мы вместе посидим на кухне? — предложил Макс. — Что я тут один буду.
— Ну-у-у, в общем-то, я не возражаю. Если вам так удобнее…
Они прошли на кухню, очень уютную и чистенькую. Пока Елена Фёдоровна хлопотала у плиты, Клюев расположился за столом и всё время украдкой посматривал на неё. Странные он сейчас испытывал ощущения. И совершенно нереальные. Подсознательно он называл эту женщину мамой, потому что в том заключалась святая истина, а вот обратиться к ней так он бы не смог. Ну в самом деле, какая она мама, если моложе его лет на пять? Они принадлежали к разным временам, и совмещению эти времена не поддавались. Считать такую прелестную женщину подругой — ещё куда ни шло, но вот испытывать к ней сыновние чувства — за гранью возможного. И тем не менее в нём сейчас пробудился маленький мальчик, которому ужасно хотелось теплоты и ласки, хотелось забраться на мамины колени, прижаться щекой к мягкому и успокаивающему, закрыть глаза и надеяться, что это будет продолжаться вечно. Да что с ним? Совсем расклеился, испытатель? Клюев мысленно взял себя за шкирку и хорошенько встряхнул. Подействовало.
Потом они пили чай с тортом, и Лена взахлёб рассказывала о своём муже, какой он у неё заботливый и талантливый. Она потребовала называть её Леной, а то как-то неудобно получалось, он — Максим, а она — Елена Фёдоровна, хотя он старше её и, наверное, умнее, иначе не попал бы в коллеги к Саше. Клюев согласился, и стало намного проще. И вот теперь он выслушивал, изредка вставляя собственные реплики, замечательные подробности из жизни Реутовых и тихо радовался, что всё так хорошо складывается, что не нашёл он здесь, прибегнув к тщательной проверке, никаких следящих устройств, иначе Ленины слова могли бы выйти ей боком, что чай заварен именно так, как он любит, и что свет от бра падает на скатерть золотистым кругом, придающим обстановке дополнительный уют и очарование.
Ненадолго их беседа была прервана. В детской захныкал малыш, и Лена, извинившись, вышла, чтобы покормить ребёнка, и вернулась лишь двадцать минут спустя, а за это время Макс испытал новый прилив странных ощущений, ведь мама отлучилась к его старшему брату, которого здесь звали Захар и который для него до недавнего времени являлся строгим мастером-наставником, пусть и заботливым, но всего лишь другом, сейчас же все прежние взаимосвязи рухнули, а взамен них родились новые. Лена принесла малыша с собой, и Клюев попросил подержать, а когда она легко согласилась, он, замирая от неведомой раньше нежности, прижал маленькое тельце Никиты к груди и долго стоял так, любовно баюкая и вглядываясь в розовое личико. Мама тоже молча смотрела на него с каким-то новым, острым любопытством, а потом вдруг сказала: «Как вы похожи с Сашей!», и от этих слов Макс вздрогнул и едва не открылся. Сдержался всё-таки. Передал засыпавшего брата Лене, и она унесла Захара обратно в детскую. Клюев с силой провёл рукой по лбу и постарался успокоиться.
Вечер пролетел незаметно. Они снова пили чай, болтали о незначительных мелочах, рассуждали о сложностях нынешней жизни, говорили об удушении свободомыслия и перспективах на будущее, сетовали, что Александр Наумыч задерживается. Когда часы в гостиной пробили одиннадцать, Макс окончательно понял, что папу он не дождётся, и с сожалением откланялся. На прощанье он галантно поцеловал маме руку и испросил разрешения позвонить, если злодейка-судьба не даст ему шанса пересечься с доктором Реутовым. «Конечно, звоните», — сказала Лена.
Они так и не встретились. Ни завтра, ни послезавтра. Папа оставался вне зоны досягаемости.
13
— Ты вообще соображаешь, чему ты их собираешься научить? — Пономарёв сердито насупился. — Огребем ведь все от Евгения Кузьмича. А когда до Ди-Эм дойдёт, она ещё мастеру-наставнику расскажет. Вот тогда будет стыдно. Никита перестанет обращать на нас внимание.
— Не боись, камерад! — бодро успокоил его Пысин. — Все объяснения я возьму на себя. Подумай сам, какая лихая комбинация получается. Это же прикольно!
— Я тоже не вижу ничего криминального, — поддержал его Юрка. — Всё укладывается в схему.
— Ладно, авантюристы! — Шурик всё ещё сверкал глазами, но эмоций уже поубавилось. — Только давайте подстрахуемся. После пробного запуска проверим результат на совпадение.
— Конечно, проверим! — заверил Пысин. — Раз ты такой упёртый. К тому же мне самому интересно.
— Ну, всё! Побежали! — поторопил их Саков. — Консенсус достигнут, а мелюзга заждалась.
— Не гони волну! — Пономарёв с достоинством поднялся с травы и отряхнулся. — Успеем ещё наиграться. Далеко не факт, что у них сразу получится. Запасись терпением.
— Значит так, — сказал Юрка. — Их двенадцать человек, на каждого по четыре. Я своих уже выбрал.
— Э, нет! — Шурик погрозил приятелю пальцем. — Мы так не договаривались. Ишь, какой прыткий. Жребий будем тянуть. Я тебя знаю. Захапал себе самых лучших, а нам оставил тех, что поплоше.
— Клевета! — тут же завопил Саков. — Они все одинаковы!
— Тем более! — Пономарёв ехидно прищурился. — Тогда зачем выбирал заранее?
Юрка замолчал, сражённый убойной силой аргумента.
— То-то! — победно улыбнулся Шурик и подбросил на ладони двенадцать горошин. — Здесь закодирована вся группа. Ловим?
Саков и Пысин согласно кивнули, Пономарёв швырнул горошины вверх, и троица внимательно проследила за ними взглядами. Затем каждый притянул к себе по четыре штуки и зажал в кулаке.
— Вот теперь полный решпект, — удовлетворённо констатировал Шурик. — Можно идти. Но предупреждаю — действуем синхронно.
И хитроумные питерские затейники отправились к своим подопечным. Когда они ввалились в аудиторию, третьеклашки что-то шумно выясняли, сгрудившись в кучу. Видимо, им надоело ждать, и они занялись своими мелкими проблемами. Пысин свирепо выпятил челюсть и рявкнул:
