Александр Афанасьев - Зона заражения
– Нет. Не немедленно. Займись этим… через неделю.
– Слушаюсь, эфенди…
– Все. По машинам…
Когда амир Ильяс удалился от того места, где он вкушал свой ужин, на тропу бесшумно спрыгнул человек. Он был невысок, его лицо было вымазано черным, а в руках была полуавтоматическая винтовка под трехлинейный патрон[151]. По фигуре, по рукам можно было понять, что это подросток, но подросток подростком, а винтовка под трехлинейный патрон в руках – серьезная штука. Наповал разит.
– Салям алейкум, амир…
Амир Ильяс не удивился.
– Всегда приветствуй людей полным приветствием, когда это возможно, Турсун, и да зачтет тебе Аллах.
– Ассаляму алейкум ва-рахмату-лла́хи ва-баракя́тух.
– Ваалейкум ассалам ва рахматуллахи ва баракатуху. Много ли вас здесь?
– Четверо вместе со мной, эфенди, но есть еще. Все медресе поднято.
– Как вы узнали?
– Увидели машины, эфенди. Вы были правы, когда говорили, что надо выставлять наблюдательные посты…
– Хвала Аллаху…
– Прикажете стрелять, эфенди…
– Нет. Оставь этих псов. Пусть уходят.
– Слушаюсь, эфенди…
За некоторое время до этого
Где-то в Казахстане
Объединенный центр управления
12 февраля 2037 года
– До выхода на цель пять… четыре… три… два… один… есть картинка.
– Есть картинка, картинка устойчивая…
– Подтверждаю, можно дополнительно не стабилизировать…
Мы все уперлись взглядами в экран, под брюхом БПЛА плыла холодная, местами заснеженная земля. Изображение передавалось в черно-белой гамме с обработкой, то есть не в терморежиме, обработка получаемой картинки шла уже на месте в режиме реального времени. Но все равно было неплохим…
– Есть движение…
– Обрабатываю…
Я тоже стоял и смотрел вместе со всеми, как аппарат строит карту в режиме реального времени. У нас были огромные вычислительные возможности на месте, на земле, но при этом крайне ограниченные возможности по быстрой передаче информации вследствие ограниченной пропускной способности каналов связи. Это было, кстати, общей бедой, теперь вычислительная мощность компьютеров повышалась и дальше, она на порядки превосходила то, что было до войны, а вот возможности быстрой и мобильной передачи информации сильно деградировали. Это накладывало свои ограничения на операционную деятельность, и одним из них была невозможность постоянного поддержания канала передачи информации. Теперь мы рисовали карту на основании данных, полученных с БПЛА и системы моделирования трехмерной реальности, но постоянной подкачки информации и постоянного получения картинки не было. Хотя тактический командир на месте, Шарк, мог без проблем получать данные на месте напрямую с БПЛА как раз в режиме реального времени, потому что данные шли к нему напрямую.
– Есть…
– Отключаем, семь секунд…
Изображение замерло. Потом на операционном столе из ниоткуда возникла модель местности и с условными обозначениями своих и чужих позиций (хотя чужие позиции можно было обозначить в самой условной степени, нам противостояли не регулярные войска, а банды), важных объектов. При необходимости можно было заказать анализ и компьютер на основании анализа текущей обстановки, соотношения и расстановки противостоящих друг другу сил и математического анализа сотен тысяч заложенных в память боевых операций – мог выдать вероятность тех или иных действий противника, а также рекомендации на свои собственные действия. Я такой анализ заказал – это делается парой клавиш, – и через пару секунд получил информацию о возможных действиях противника. Собственно говоря, таких вариантов очень мало. Горный велайят Нарын спиной опирается на Китай, хоть и бунтарские районы Китая, но все-таки Китай, они просто не дадут там собраться крупным бандам, а все возможные действия противника привязаны к дорогам, которых там очень немного, буквально наперечет. Наиболее вероятно, атаки могут быть не со стороны Бишкека, а со стороны Ферганской долины. Но их направления также легко просчитываются, поскольку привязаны к дорогам.
Перегнав информацию в спутниковый телефон, я поставил ее на перекачку в телефон Шарка (в виде обычной, двухмерной картинки), потом набрал номер.
– Салам, – отозвался Шарк.
– Салам. Докладывай.
– Первый этап реализован. Повторяю – первый реализован.
– Неожиданности есть?
– Никак нет. Закрепляемся на местности.
– Потери есть?
– Ниже расчетного.
– Тебя понял. Что тебе отправить?
– Как можно больше тяжелого вооружения. И жратвы.
– Понял. Жди птичек. До связи.
– До связи…
Ниже расчетного.
Что-то мне казалось, что это не так, но было не до того. Потери были, есть и будут. Их даже больше будет. Вопрос в том, за что.
Я для себя уже решил за что. За то, чтобы здесь жили так, как хотим мы в конечном итоге, это лучше любого халифата. Почему-то мы в какой-то момент усомнились в своем праве менять жизнь других народов и указывать, как им жить. А вот эти – те, кто строил халифат, – не сомневались в этом никогда. И никогда не скрывали того, что собираются навязать свой образ жизни другим.
Когда в США отменили – с войной – рабство, освободившие рабов белые люди не сомневались в том, что имеют право решать, как им жить. Они дали чернокожим рабам английские имена и начали обращать их в христианство, получилось не так хорошо, но уж как получилось. Важно то, что они искренне хотели этим людям с другим цветом кожи добра, и потому они не оставили их в том состоянии, в котором они были, в состоянии дикости и рабства, они дали им христианскую религию и потребовали подчиняться законам, вместо того чтобы уважать религиозную и этническую идентичность этих людей. Представьте себе, что было бы, если бы на североамериканском континенте вместе с белыми англо-саксонскими протестантами стали бы проживать выходцы из Африки, оставшиеся африканцами и требовавшими строить государство африканского типа. Представили? Самое интересное, что это привело бы к большой крови, к этнической войне на уничтожение – на сей раз не на освобождение чернокожих, а на их уничтожение. Так что основатели американского государства в тот момент были ох как правы.
А сто пятьдесят лет спустя они пошли на Афганистан. Страну, находившуюся в состоянии крайней нищеты и разрухи из-за продолжавшейся четверть века войны. Они пришли туда и победили многочисленные ваххабитские банды за два месяца. Но после этого они не стали учить афганцев, как им жить в мире, как им жить… просто нормально, по-человечески. Они сказали: проведите выборы, и все будет ОК. Демократия – ключ ко всему. Они просто не понимали… даже не так – запретили себе понимать, что демократия среди людоедов исчерпывается голосованием по вопросу, кого скушать на ужин. И уж никак не публичным обсуждением запрета есть человеческое мясо. Людоедство демократией не лечится.
Поэтому я, как и каждый, кто пришел со мной, рискуем здесь своими жизнями за право навязать местному населению свои правила и свой образ жизни. И главное среди этих правил то, с чего мы начнем, – запрет есть человеческое мясо. Шучу. Но правда, если бы тут были людоеды, лечить это было бы проще. Но как описать в терминах, правилах, законах и запретах понятие «быть человеком»?
Впрочем, это уже второй вопрос…
В кармане задрожал телефон. Черт… до него еще добраться надо. Некоторые носят телефон в нагрудном кармане, но я никогда так не делаю. Почему-то если положить телефон туда, начинает болеть сердце.
Номер не определен.
– Алло.
– Салам алейкум, мой старый друг.
Интересно, почему я не удивлен?
– Здравствуй, Фань. Как дела? Впахиваешь, как китайский доброволец?
Генерал Фань Сяолин рассмеялся. Он знал русский достаточно, чтобы понимать идиомы, его русский был отнюдь не ученическим, он даже завел себе аккаунт в ЖЖ и общался там, чтобы совершенствовать русский.
– Немного не так. Сижу на ж… ровно. Так правильно?
– Можно и так сказать. Зачем звонишь?
– Ты широко шагаешь. Мы не ожидали такого.
Ну, как же. Понятно, что Китай не заинтересован в том, чтобы снабжение электроэнергией прерывалось.
– Подожди, я выйду.
Показал – продолжайте без меня. Вышел в коридор.
– Говори. Кто недоволен.
Надо сказать, по китайским меркам это было хамство. У китайцев до сих пор сохранился чисто советский коллективный метод принятия решений, и выяснять, кто конкретно принял то или иное решение, было хамством.
– Звонили товарищи из Пекина. Мне бы не хотелось, чтобы они мне звонили.
Я перехватил трубку.
– Послушай меня, Фань. Слушаешь?
– Да…
– Когда у вас было плохо… помнишь, сорок девятый год?
– Нет, не помню. Меня тогда не было.
– Не важно. Это тоже идиома. Так вот, когда американцы хотели оккупировать вашу страну, мы вам помогали. Когда японцы создавали всякие марионеточные государства – мы вам помогали. Когда против вас был весь мир – мы и то вам помогали. Единственный грех, какой есть у нас перед вами, – это грехи конца позапрошлого века, когда мы участвовали в оккупации наряду с европейскими державами, но мы грех искупили, в отличие от них. Мы дали Мао атомную бомбу. Скажи, что было бы с Китаем, не будь у вас бомбы?
