Эльдар Салаватов - Кровь. Закат
– Что же вы стоите! – в ужасе закричал тетке Осип, – Дайте же нам скорее чистый совок! Тут же три литра сигаретного пепла!!!
– Что??? – сказала тетка, словно задыхаясь. – Что-что-что???
Она икнула и схватилась за сердце.
В аптеку вошел, громко сопя, толстяк в белой фетровой шляпе. Костя бросился ему навстречу.
– Стойте! – чуть не рыдая, замахал руками он, – Дяденька, стойте! Здесь лекарство рассыпалось от рака!
Толстяк остановился, глядя на него выпученными глазами.
– Что? – прогудел он слоновьим голосом. – Что-что-что???
– Мужчина!!! – завопила вдруг тетка в белом халате. – Держите хулиганов!
Мужик засопел и медленно побежал на Костю, нелепо размахивая толстыми руками.
– Нет! – возмущенно закричал Костя. – Это не…
Они бежали до самого парка и потом еще долго петляли по оврагам.
Мама смеялась до слез. Так, что даже соседи сверху звонили узнать, не случилось ли чего.
– Ох!.. – даже спустя много лет вспоминая эту историю, мама не выдерживала и начинала давиться смехом. – Ох, Костя! Горе ты мое луковое!.. Кто ж вас на это надоумил!
Сашку Осипова отец за курение лупил ремнем по голой заднице, зажав оную меж коленей. Костя пообещал родителям, что он-то точно никогда курить не будет.
Все вокруг стало гораздо четче. Словно добавили резкости и контраста. Можно различить Сахно, быстро идущего чуть левее и Луцика с кейсом впереди. Кровник поднимает голову: далекое ночное, осеннее небо. Облаков нет. Чей-то спутник мерцает на орбите крошечным кусочком фольги. Наш? Их?
Они проходят примерно километр. Вдруг Луцик плавно и бесшумно ставит кейс на землю. Он замирает как вкопанный. Держа палец на предохранителе, Кровник, не шевелясь, смотрит на него.
Луцик целится. Целится куда-то вперед. Куда-то в просвет между стволами. В пятнистую мглу. Кровник напрягает глаза: там разве что-то есть? Он всматривается. Что это? Стена? Или что-то похожее на стену? Или…
Кровник хмурится: там что-то блестит что ли?
Он перестает дышать. Он вслушивается. Щелчок?
Вот! Еще раз!!!
Щелчок?
Или что это?
Он громко тянет носом воздух и убирает палец с предохранителя. Сахно удивленно смотрит на командира: Кровник улыбается.
– Лягушки! – громким шепотом говорит он. – Во сне квакают!..
Они выбредают к небольшому, гладкому как зеркало озеру. Кровник быстро сверяется с картой – есть такое. Идут шагом по берегу какое-то время, отражаясь в нем вверх ногами вместе со звездами, деревьями и даже с каким-то другим спутником, хотя может быть и с тем же самым…
Мальчишка, широко раскрыв глаза, смотрит на противоположный берег. На застывшую воду, похожую на черную лакированную сталь. Ходили тут когда-нибудь люди? А нелюди?
Внезапно – тихий всплеск – и круги расходятся по воде.
– Русалки балуются… – негромко Луцик.
Сахно смотрит в сторону озера.
– Русалками утопленницы становятся, – говорит он.
– Неа… – Луцик качает головой. – Они сразу такие рождаются.
– Ну конечно! – говорит Сахно. – Из икры что ли?
Луцик пожимает плечами. Он чуть замедляет ход и протягивает кейс Кровнику:
– Товарищ капитан, ваша очередь…
Ребенка ведет Сахно. Он смотрит на мальчишку сверху вниз.
– С бойцом что будем делать? – спрашивает он. – С сыном полка?
– Утром в первой же деревне кому-нибудь сунем. Или просто оставим на лесопилке. Главное, до людей довести… Там разберемся. У тебя другое предложение?
Сахно отрицательно мотает головой.
Кровник бросает взгляд через плечо: берег заканчивается. Озеро остается у них за спиной.
Лес надвигается. Они снова входят в него. Просачиваются в чащу меж стволов.
Несколько секунд – и водная гладь скрылась за деревьями. Как и не было ее.
– Товарищ капитан, они сейчас за нами по следу нашему идут? – спрашивает Луцик.
– Не исключаю такой возможности, товарищ рядовой.
– А они как? – Луцик, поравнявшись с Кровником, начинает идти в одной с ним скорости, – Они, что прям, чувствуют наш запах? Или у них приборы?
– У них много чего. До конца никто не знает, чего у них там есть.
– Да все все знают! – говорит Луцик. – Просто вы рассказывать не хотите…
– Вот как? – Кровник качает головой. – Прямо все и все? И вы, мужчина, значит тоже?
Сахно хмыкнул.
Луцик замолчал. Но надолго его не хватило:
– Я вот слышал это все из-за того, что ученые мертвеца какого-то оживили во время опытов… Что после этого они появились. От того первого мертвяка пошли. И поэтому они не живые, а как бы ожившие…
– Ох ты… – Кровник качает головой. – Просит он рассказать… Ты сам расскажешь – мало не покажется… Я аж заслушался. Чьи ученые? Наши?
Луцик молчит. Обиделся? Или думает?
– Ну-ну… – говорит Кровник. – Я слушаю вас, мужчина.
– Ну, наши. Не так что ли, товарищ капитан? – Луцик смотрит на него. – Геологи как-то в районе Тунгуски подстрелили оленя. А оленю пофигу. Идет себе дальше. Они в него зарядов двадцать всадили, а он все равно от них ушел. А потом там мох красный нашли. Оленей, которые этот мох ели, убить было никак нельзя. Поймали такого оленя и отвезли в Москву ученым. Те его разрезали – а он все равно шевелится. Они его зашили – он дальше себе живет. Ничего не поняли. Стали тем мхом разных животных кормить. И одна свинья родила какого-то мутанта. Без половых органов. Размножать его не получится. Тогда они подождали, пока подходящий человек умер, и вшили ему сердце от этого мутанта. Сначала они подумали, что эксперимент провалился. Потому что мужик у них, считай, прямо на столе умер. Они его минут двадцать реанимировать пытались. А ночью в морге, стал кто-то из холодильника стучаться… Ну они…
– И где же все это происходило? – перебил Луцика Сахно.
– В лаборатории, – ответил тот.
– В какой лаборатории? – спросил Сахно.
– В секретной.
Сахно фыркнул.
– Вот ты балбес! – сказал он. – Какие олени? Какой мох? Эксперименты были по личному указанию Сталина! Эти пердуны старые из ЦК, думали всех перехитрят. Думали, будут жить вечно… Так обнаглели, что Ленина даже закапывать не стали – ждали, что со дня на день придут ученые и сделают Владимиру Ильичу укольчик, от которого он сей же час вскочит и будет новей чем прежде… дырок под ордена навертели, лозунг придумали: Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить.
Кровник тихо засмеялся.
– Так что да… – кивнул Сахно. – Мертвяков они оживлять стопудово пытались. И что? Теперь всех, кто этим занимался, учеными называть? У нас за поселком в девятиэтаге жил один чудила. Дурковатый такой, под два метра ростом… Кошкин Доктор звали. Он по городу ходил и дохлых кошек собирал. А дома играл с ними в больничку. Раскладывал их по всей квартире в обувных коробках, надевал белый халат и лечил… Уколы им ржавыми шприцами делал, стетоскопом «слушал», капельницы в них втыкал… Прикинь, какой штын в подъезде?
Кровник вскинул вверх правый кулак. Остановились. Навострили уши.
– Послышалось. Вперед!
Пошли дальше.
– Леха Саморядов рассказывал, – говорит Луцик. – У него, у бабушки, рядом с ее деревней была еще одна деревня. Безымянка. И все там в этой деревне всегда не слава богу… После взрыва в Чернобыле у них в той Безымянке все белые козы сдохли. А черные выжили. И главное никто не знает почему. Козы там с тех пор дают черное молоко…
Кровник различает легкую сизую дымку над землей. Туман. Он смотрит на часы. Ночь перевалила за середину.
– Там, в этой Безымянке, жил один пацан и любил одну девчонку. И был он где-то классе в девятом. А она на него не обращала внимания, а потом раз – и умерла. Ее отнесли на кладбище, похоронили, дело забылось. Ну, он пришел на кладбище ночью, вырыл ее, притащил к себе в сарай, отмыл и говорит: «Вот видишь, когда ты была живая, ты смотрела на других мальчиков, а на меня не смотрела. А вот когда умерла, я один смотрю и люблю тебя». И стал с ней жить. Стал с ней жить, и у них родилось трое детей. Она мертвая была, и дети у них были полумертвые. Они стали подрастать, выползать по ночам на улицу и нападать на мелкий скот. Он видит, что уже опасно – не то получается. Он тогда вырыл могилу, положил жену свою, зарубил детей, сверху засыпал землей и понял, что живым надо жить с живыми, а с мертвыми жить нельзя…
Кровник шел, глядя себе под ноги.
– А вы как думаете, товарищ капитан? – спросил Луцик.
– Я??? – он так глянул на Луцика, что тот отшатнулся: показалось, будто капитан даст ему сейчас в морду, – Что думаю я? Я не хочу о них думать. Но когда мне приходится это делать, я вспоминаю своего доблестного командира гвардии подполковника Черного. Я с этим человеком десять лет ходил под пулями в Афгане. Он любого из нас прикрыл бы своей грудью, если потребовалось бы. И каждый из нас сделал бы для него тоже самое. Он как отец нам родной был. Батя – и все тут… Батяня наш… Так вот, гвардии подполковник Черный говорил: кровосос – он как снеговик. Понимаешь? Снеговиков человек лепит, и с кровососами, считай, та же история. Снеговик мог бы жить тыщу лет, но он гибнет от солнца. С кровососами сами видели, что на солнце творится. Так, что… Что бы они там о себе ни думали, для меня они – просто охеренно борзые снеговики, понятно?
![К. Колесниченко - Закат [СИ, полностью]](/uploads/posts/books/67937/67937.jpg)
