Владислав Русанов - Полуденная буря
Ойхон спрыгнул на землю. Пошатнулся и едва не упал. Должно быть, голова закружилась. Но придержался рукой за испачканный глиноземом колесный обод.
Мы зашли в дом.
Обеденную залу некогда строили с размахом, в расчете на два-три десятка посетителей. Четыре крепких стола с длинными лавками. Очаг на полстены. Слева от него стойка, на которой в ряд выстроились кружки, кувшины, миски. Под потолком висело на цепях тележное колесо. На его краю виднелись глиняные плошки. Нужен свет? Лезь на табурет и зажигай. В глубине зала широкая лестница с резными перилами вела на второй этаж. Надо полагать, в комнаты для гостей.
Только на всем этом великолепии лежала печать запустения. Как в заброшенном саду. Там побег не подрезан, там ветка обломилась, где-то кора гнилью пошла.
Хозяйка с помощью остроносой вертлявой старухи разжигала очаг — ему бы полку сверху, и такой камин вышел бы, что любой барон обзавидуется. Увидела нас, встрепенулась:
— Добро пожаловать, господа хорошие. Чем потчевать прикажете?
— Может, сперва с ночлегом определимся? — несмело проговорил я.
— Как скажете, господа хорошие! Там у нас четыре комнаты. Две побольше, две поменьше.
— Нам бы две. — Ойхон подошел к столу и оперся рукой. Видно, голова еще кружилась после прыжка с телеги. — Женщинам — ту, что поменьше, а мы уж как-нибудь в одной большой все уместимся.
— А слуги — на конюшне?
— Какие слуги? У нас слуг нет.
Молодка стрельнула глазами в сторону Гурта с Диреком, как раз заходивших в харчевню, но не сказала ничего.
— Все вместе, — веско проговорил Сотник. Словно точку в конце письма поставил.
— Ой, как скажете, господа хорошие. Кирилла покажет…
Старуха поднялась с колен — она как раз раздувала огонь — и с готовностью закивала. Я откашлялся:
— А во что постой нам обойдется, хозяйка?
Не такие уж мы богачи. Оплату заранее обговорить никогда лишним не бывает. Чтоб потом стыда не натерпеться.
Молодка замялась с ответом. Я никак не мог понять, почему у них нет гостей, почему работников маловато для довольно большого постоялого двора, почему ведут себя так, словно отвыкли людей в доме видеть. На лице хозяйки желание не продешевить явственно боролось со страхом потерять долгожданный заработок.
Выручил всех опять Ойхон:
— Один серебряный империал в день, думаю, не покажется слишком скудной оплатой? — Он отцепил от пояса довольно увесистый кошель.
Правильно, на розыски самоцветов Экхард наверняка не поскупился, а мастер — человек бережливый, на инструмент потратить может, а на себя — трижды подумает. Вот и остался неистраченный запас серебра. Империалы не только на нашей с ним родине в ходу. По всему Северу. Самая надежная монета.
Но не мог же я позволить ему оплачивать свои расходы и расходы моих спутников? Я решительно полез за пазуху, к мешочку с самоцветами.
— Погоди, мастер Ойхон. Давай пополам.
— Ни в коем случае…
Но я потянул завязку, высыпал несколько блестящих камешков на стол:
— Серебра нет. Уж прости, хозяйка. Но чем могу…
— Ты с ума сошел, мастер Молчун? — возмутился рудознатец. — Тут же хватит две такие харчевни купить! Прячь сейчас же!
— Не буду. — Я уперся строптивым бычком-двухлеткой. Иногда накатывает и на самого покорного да безвольного. — Давай пополам.
Мак Кехта под низко надвинутым капюшоном зашипела сквозь зубы. Я расслышал только: «Амэд'эх салэх. Глупые люди». Ладно-ладно, бурчи-бурчи, высокородная феанни. До сих пор не разу не отказалась, когда кормил тебя. Понятное дело, мы же глупые люди.
— Я понимаю в камнях, мастер Молчун, — увещевал меня Ойхон. — Один только этот шерл, — щелчком ногтя он откинул из кучки маленький камешек, — не меньше пяти монет стоит.
— Это в Соль-Эльрине. Здесь самоцветам другая цена.
Хозяйка харчевни, вместе с бабкой Кириллой, смотрела на нас разинув рот. Видно, сказочными богачами мы ей представлялись! Если бы сам Экхард в Пузырь заявился, такого впечатления не произвел бы.
Сотник деликатно кашлянул. Не светились бы вы, мол, с камнями да с серебром, так и лихих людей накликать недолго.
— Ладно, мастер Молчун, — нехотя согласился рудознатец, — вот этот гелиодор продай мне. Десять монет даю. И расплачивайся, как сам хочешь.
Пришлось согласиться. Не упражняться же в щедрости и благородстве до утра, оставаясь голодными?
Деньги и сверкающий желтыми гранями камешек поменяли хозяев под жадными взглядами арданов. Не только хозяйки со старухой, но и Жучка с Гуртом тоже. Они и не догадывались, какой я богач. Вот и хорошо, что раньше времени самоцветов не показал. А то схлопотал бы топором по черепу еще на порубке.
— Так как, хозяйка, — повторил Ойхон, — одна монета в день сгодится? За всех, само собой.
— Годится-годится, — торопливо закивала молодка. — Что ж всё-таки на стол подавать?
— А что предложить можешь, красавица? — Дирек уже обвыкся и теперь, заложив большие пальцы за пояс, принялся исполнять роль заботливого слуги богатого господина.
— Да не молчи ты, Роська! — послышался громкий шепот Кириллы. — Сознавайся уже…
Сознаваться? В чем же, любопытно узнать?
— Дык это… Господа хорошие… Нету у нас особых разносолов… — Молодка сжала полотенце пальцами и вроде даже носом шмыгнула.
— Как так «нету»? — воскликнул Дирек. — Что ж ты загодя не предупредила?
— Дык вы ж господа благородные… Там… это… яйца есть… сала ломоть в погребе… Рази ж вы такое есть станете?
— Сало?! Так давай нам хозяйка яичницу. И сала не жалей. И луку, коли найдется.
Хозяйка вздохнула облегченно, помчалась в пристройку, где арданы обычно располагают кухни при харчевнях.
А мы потянулись за бабкой Кириллой наверх. Неужели сегодня мне предстоит выспаться на настоящей кровати?
Ард'э'Клуэн, местечко Пузырь, харчевня, златолист, день четырнадцатый, перед сумерками
Левч из Согелека смачно откусил от багряного в мелкую желтую крапинку яблока и, пережевывая, оперся локтем о колено правой ноги, залихватски переброшенной через переднюю луку. Рядом тряс головой, отгоняя надоедливых комаров, мышастый, неприметный коник Кегрека из Кобыльей Ляжки. Позади узколицый мужчина в сверкающем начищенной бронзой блях бригантине наигрывал на костяной свистульке веселый мотив. Его так и прозывали в отряде — Дудочник. А настоящего имени никто не спрашивал. Мало ли какие у человека причины скрываться?
Одетый в вороненый хауберк Тусан Рябой проворчал что-то недовольно и выехал из колонны по два.
— Яблочка хочешь? Вку-усное… — окликнул его Левч, запуская пятерню в седельную суму.
— Грызи сам. Я — не кролик! — Тусан огрел коня плеткой и поскакал в голову отряда.
Бореек, горбоносый ардан, любимчик женщин и удачи, расправил рыжий ус, свисающий до ключицы:
— Это ему музыка не по сердцу…
Дудочник оторвался от любимого занятия. Прищурился на коснувшееся подбрюшьем дальнего перелеска солнце. Бросил коротко:
— Чего ж мне не скажет? Я ж не кусаюсь.
— Кишка у него тонка, — хмыкнул Левч. — Помнит, как ты того козла в Малых Черногузах отделал. И меча из ножен не потянул.
Дудочник пожал плечами:
— Об лесорубов немытых сталь не пачкаю. А вот Рябому рожу бы обскоблить, это — да… Чтоб глаже была. — Он снова приложил мундштук свистульки к губам, извлек переливчатую трель.
Левч шутливо бросил в Дудочника огрызком. Полез за вторым яблоком.
— Давай наяривай! С музыкой и дорога незаметна.
Тусан в это время проскакал мимо насмешливо поглядывающих на него бойцов и пристроил коня рядом с командиром.
Сзади донесся обрывок разговора:
— …курицу, значится, спервоначала нужно отварить, мясо-то с костей срезать. А после в яблоках серединку выколупываешь, курятиной набиваешь, и в печку…
Это Берген, меченный шрамом через нижнюю губу и подбородок выходец из Восточной марки Трегетрена, посвящал в тонкости восточной кухни поморянина Гобрама, кряжистого, с толстенными волосатыми предплечьями, торчащими из закатанных рукавов.
— Эй, Кисель! — Тусан дернул щекой. — Прикажи этому придурку заткнуть свою дудку…
Муйрхейтах медленно повернул голову и окинул Рябого взглядом, отбившим всякое желание продолжать склоку.
— Тебе он мешает?
— Ну…
— Так пойди и заткни его сам. Мне свиристелка Дудочника — до задницы. Что есть, что нету. Только, Рябой, — Муйрхейтах опасно прищурился, — когда затыкать возьмешься, за меч не хватайся. Не потерплю смертоубийства среди своих.
— А, песья кровь! — Тусан снова ожег плетью ни в чем не повинного коня.
— А ежели не нравится чего, Рябой, вертай задаток и дуй на все четыре стороны.
— Ладно, Кисель, ладно. Я чё? Я ничё. Было бы ради чего огород городить.
— Вот и славно, Рябой. Я знал, что у тебя деловая хватка. — Муйрхейтах кивнул, провел пальцем вдоль рукоятки висящего сбоку седла меча. — Вишь, в поселок въезжаем?
