Оливер Боуден - Assassins Creed. Братство
– Смотрите в оба! – крикнул Якопо.
Сам он старался держать шлюп вровень с каравеллой, капитан которой делал все, чтобы уйти в сторону.
Тем временем из трюма появился третий матрос, с ломом в руках. Он пытался вскрыть крышку подозрительного ящика с дырками. Четвертый его охранял, держа в руке пистолет с колесцовым затвором. Простым матросам такое оружие даже не снилось. Эцио сразу вспомнилось его сражение с работорговцами. Клаудио перескочил на палубу каравеллы и бросился на матроса, державшего лом. Эцио тоже рванулся вперед и лезвием скрытого клинка отсек матросу с пистолетом кисть руки. Пистолет выстрелил в палубу никого не задев. Матрос застонал и попятился, зажимая культю и пытаясь остановить кровь, которая фонтаном хлестала из предплечевой артерии.
Капитан корабля, видя, как гибнут его матросы, тоже выхватил пистолет и выстрелил в Эцио, но в этот момент каравеллу качнуло, и пуля лишь задела Эцио мочку правого уха. Хлынула кровь. Тряхнув головой, ассасин выстрелил капитану в лоб.
– Быстрее! – крикнул он Клаудио. – Становись за штурвал, а я займусь нашим другом.
Клаудио кивнул и побежал к осиротевшему штурвалу. Воротник Эцио промок от крови. Унимать ее было некогда. Он вывернул руку матросу, державшему лом, затем ударил того коленом в пах. Схватив скрючившегося матроса за воротник, Эцио поволок его на планшир и оттуда перебросил за борт.
На палубе стало тихо. Единственные звуки исходили из ящика с дырками. Оттуда слышались ругательства и угрозы.
– Я убью тебя за это. Я проткну мечом твои кишки и буду медленно его поворачивать. Ты будешь умирать долго и мучительно.
– Надеюсь, Чезаре, тебе там не тесно, – сказал в ответ Эцио. – А если тесно, потерпи немного. Как только доберемся до Остии, мы придумаем, как тебе поудобнее вернуться в Рим.
– Это нечестно! – крикнул со шлюпа Якопо. – Я так и не сумел поработать своей дубинкой!
Часть вторая
Ничто не истинно. Все дозволено.
Dogma Sicarii[130] I, 149
Была поздняя весна 1504 года от Рождества Христова. Папа вскрыл привезенное курьером письмо, внимательно прочитал и торжествующе ударил мясистым кулаком по столу.
– Да благословит Господь короля Фердинанда и королеву Изабеллу – правителей Арагона и Кастилии! – воскликнул он.
– Ваше святейшество получили хорошее известие? – спросил Эцио, сидевший напротив.
Юлий II зловеще улыбнулся:
– Да! Чезаре Борджиа благополучно помещен в одну из их надежнейших крепостей!
– Куда?
– Эти сведения я не могу сообщить даже вам. Я не хочу никаких… случайностей в отношении Чезаре.
Эцио закусил губу. Может, Юлий догадался, как бы он поступил, если бы знал местонахождение крепости?
– Ну что вы так печалитесь, дорогой Эцио? – продолжал папа, желая его ободрить. – Кое-что я могу вам рассказать. Это большая крепость, стоящая на равнинах северо-восточной Испании. Где-то в центральной части тех мест. Крепость совершенно неприступная.
Эцио понимал: у Юлия II были свои причины уберечь Чезаре от сожжения. Казнь сделала бы Чезаре мучеником… И папа выбрал заточение в крепость. Однако слова Чезаре: «Оковы меня не удержат» – до сих пор не давали покоя ассасину. В глубине души он чувствовал: по-настоящему остановить Чезаре может только смерть.
– Камера, куда его поместили, расположена на верхнем этаже центральной башни. Оттуда до земли сорок метров, – продолжал Юлий. – Мы можем больше не страшиться угроз со стороны Чезаре. – Папа пристально взглянул на Эцио. – Сообщенные мною сведения тоже не подлежат разглашению. И прошу вас: не пытайтесь строить замыслы. В случае чего по первому моему слову испанцы изменят его местонахождение. Если я вдруг узнаю, что кто-то его разыскивает, я не премину их известить.
Эцио дипломатично переменил тему:
– А как Лукреция? Какие новости из Феррары?
– Похоже, третий брак пошел ей на пользу, хотя, должен признаться, поначалу я был насторожен. Семейство д’Эсте отличается такой нетерпимостью и высокомерием, что я сомневался в возможности этого союза. Мне казалось, что старый герцог никогда на него не согласится. Подумать только: жениться на женщине из семейства Борджиа! На той, кто ниже по происхождению да еще имеет скандальную репутацию! Для них это было равнозначно женитьбе на какой-нибудь кухарке! – Папа раскатисто засмеялся. – Но она там прижилась. Ни на что не жалуется. Обменивается романтическими письмами и даже стихами со своим давним другом Пьетро. Открыто и целиком в рамках приличий. – Юлий подмигнул Эцио. – В общем, ведет себя как хорошая и верная жена герцога Альфонсо. Она даже ходит в церковь и вышивает шпалеры. Разумеется, о ее возвращении в Рим не может быть и речи; ни сейчас, ни когда-либо. Лукреция останется в Ферраре навсегда! Там она окончит свои дни, и пусть благодарит Бога, что ей сохранили голову на плечах. Думаю, мы имеем все основания считать, что навсегда избавились от этих каталонских извращенцев.
Интересно, шпионская сеть Ватикана столь же хорошо осведомлена о тамплиерах, как о семействе Борджиа? Даже находясь в заточении, Чезаре оставался великим магистром ордена. Но если папа что-то и знал об этом, то предпочитал молчать.
Италия видела времена и похуже, чем нынешние. В Ватикане сидел сильный папа, у которого хватило здравого смысла оставить Агостино Киджи в должности казначея. Французы не представляли былой угрозы. Правда, король Людовик окончательно не ушел из Италии, но отступил на север, где и окопался, не имея поползновений к новым походам. Неаполь Людовик уступил королю Фердинанду Арагонскому.
– Будем надеяться, ваше святейшество, – дипломатично ответил Эцио.
Юлий вновь наградил его пристальным взглядом:
– Послушайте, Эцио, я же не дурак. Как вы думаете, почему я сделал вас своим советником? Я ведь знаю: у Борджиа в провинции остались сторонники. Даже в самом Риме есть горстка его верных псов. Но нынче меня заботят не Борджиа, а иные враги.
– От семейства Борджиа по-прежнему может исходить угроза.
– Я так не думаю.
– А что вы предпринимаете относительно других своих врагов?
– Я провожу реформу папской гвардии. Видели швейцарцев? Какие отменные солдаты! Лучшие наемники в мире! Лет пять или шесть назад они добились независимости от императора Максимилиана и с тех пор предлагают свои услуги. Они отличаются верностью и не слишком эмоциональны, чего не скажешь о наших дорогих соотечественниках. Я думаю создать из них целый отряд моих личных телохранителей. Соблюдая традицию, я вооружу их алебардами и все такое. Но для надежности у них будут и мушкеты Леонардо… Осталось придумать название для этого отряда. Может, подскажете что-нибудь? – спросил папа, лукаво улыбаясь.
– Как насчет Швейцарской гвардии? – спросил Эцио, начинавший уставать от их разговора.
Папа задумался.
– Но, Эцио, в таком названии нет ничего ошеломляюще нового. Если честно, я подумывал назвать их Юлианской гвардией. Однако многим может не понравиться столь эгоистичное название. – Юлий улыбнулся. – Ладно. Воспользуюсь вашим предложением. В любом случае сейчас оно уместнее.
Их разговор был прерван перестуком молотков и звуками других строительных работ, которые раздавались сверху и из других частей Ватикана.
– Проклятые строители, – поморщился папа. – Но такая у них работа, а откладывать ее нельзя.
Он прошел в другой конец комнаты и взялся за шнурок звонка.
– Пошлю сейчас кого-нибудь. Пусть утихомирятся, пока мы не кончим разговор. Иногда мне думается, что строители – это самое разрушительное изобретение рода человеческого.
Вошел слуга. Папа отдал ему распоряжение. Через несколько минут, под аккомпанемент ругательств, произносимых вполголоса, строители побросали инструменты, произведя еще одну порцию шума.
– А чем заняты строители? – спросил Эцио, зная, что у нынешнего папы было две соперничающие страсти: военное дело и архитектура.
– Я приказал заколотить все покои Борджиа и большинство помещений, которыми они пользовались, – ответил Юлий. – Слишком уж просторные и роскошные. Такое скорее пристало Нерону, чем главе христианской церкви. И еще я приказал снести все их постройки на крыше замка Кастель Сант-Анджело. Я превращу крышу в большой сад. Возможно, возведу там небольшой летний домик.
– Прекрасная мысль, – ответил Эцио, улыбаясь про себя.
Вне всякого сомнения, летний домик станет домом наслаждений и обставлен будет если не с королевской роскошью, то с достаточной для интимных встреч папы с его любовницами и любовниками. Эцио не было дела до личной жизни папы. Главное, Юлий был хорошим человеком и надежным союзником. По сравнению с Родриго его страсти и забавы были подобны детским капризам. Более того, Юлий последовательно осуществлял моральные реформы, начатые его предшественником Пием III.
