Вадим Проскурин - Война индюка
Морис улыбнулся и сказал:
— Ну, зеленые человечки на сияющих кораблях пока еще не прилетели.
— Чудеса бывают разные, — серьезно произнесла Анжела. — Не всякое чудо видно как чудо.
— Спасибо, центурион, — сказал Морис.
Трейси хихикнула. А Анжела не отреагировала, потому что не поняла человеческой шутки.
— Чай заварился, — сказала Трейси.
— Заварился — разливай, — сказал Морис.
— Я не умею чайную церемонию делать, — сказала Трейси.
— Я тоже, — сказал Морис. — Разливай, как придется.
Она разлила чай по чашкам, разложила печеньки по блюдцам. Некоторое время они прихлебывали чай и хрустели печеньками, затем Анжела спросила Мориса:
— Ты больше не думаешь, что спишь?
Морис пожал плечами и ответил:
— Не знаю. Если я сплю, то мой сон перестал быть кошмаром. А если не сплю — значит, переживаю самое захватывающее приключение в своей жизни. Интересно, как о нем напишут в школьных учебниках.
— Так и напишут, как было, — сказала Трейси. — В книгах всегда правду пишут.
Морис захохотал, подавился печенькой и стал кашлять. Анжела похлопала его по спине.
— Спасибо, — сказал Морис, откашлявшись. — Уфф… Нельзя же так смешить старого человека! Скажешь тоже — в книгах правду пишут, ха-ха-ха!
— У нас в книгах всегда пишут правду, — сказала Анжела.
— У вас, небось, книга только одна — ваше гейское священное писание, — предположил Морис.
— Нет, — покачала головой Анжела. — Есть еще техническая документация, учебники для школ…
— И что, у вас в учебниках правду пишут? — деланно удивился Морис. — Так и пишут, дескать, мы, богомерзкие еретики-фанатики…
— Не надо смеяться над Геей, — тихо сказала Анжела. — Гея — это святое.
— В жизни много святого, — сказал Морис. — Если ни над чем не смеяться, станет грустно и уныло.
Он допил чай из чашки, протянул руку к чайнику, Трейси сказала:
— Там пусто, давайте я новый заварю.
Встала, пошла заваривать. Морис посмотрел на Анжелу, она закрыла глаза, а ее огромные уши мелко подергивались.
— Что-то услышала? — спросил ее Морис.
Уши Анжелы перестали дергаться. Она открыла глаза, пожала плечами и сказала:
— Там за стеной что-то шуршит.
— Мыши, наверное, — предположил Морис. — У меня во дворце их тоже было немеряно. Травят их, ловушки ставят, а им все равно. Жалко, что кошка — мифическое животное.
— Мыши — это такие грызуны маленькие? — уточнила Анжела.
Морис кивнул.
— Непохоже, — сказала Анжела. — Там что-то большое ворочается.
— Гм, — сказал Морис. — А где конкретно?
Анжела встала, протянула руку, чтобы показать, где конкретно, и в этот момент ее голова взорвалась. Морис выхватил бластер, перевел регулятор мощности на четвертую отметку (чего уж мелочиться), но на спуск нажать не успел. Пулька угодила ему в плечо, брызнула кипящая кровь, левая рука Самого Дорогого Господина отделилась от туловища и повисла на рукаве рубахи. А в следующее мгновение Морис рухнул наземь, уже мертвый.
Трейси коротко взвизгнула, распласталась ничком по полу и быстро поползла по-пластунски под диван. Из дальнего конца комнаты донесся зловещий треск, из висящего на стене портрета святого Менделеева высунулось лезвие ножа. Резво пробежало вдоль рамы сверху донизу, и еще раз сверху донизу вдоль другой стороны. И еще два раза поперек.
Кто-то дернул за холст с другой стороны, портрет мифического святого превратился в портрет реального Зака Харрисона. Но на самом деле это был не портрет, а дыра в стене.
Зак просунул голову в дыру, досадливо крякнул и стал выбираться из картины. Это было нелегко — дыра в стене расположена высоко, а ухватиться не за что. Очевидно, эта дыра предназначалась не для скрытного проникновения в зал, а только для подслушивания и подглядывания.
— Папа! — воскликнула Трейси. — Зачем ты их убил?! Они хорошие!
— Хорошие, — согласился Зак. — Враги почти всегда хорошие. Плохому человеку трудно стать опасным. Помоги мне выбраться, пожалуйста.
Трейси взяла папу за руку и стала помогать. Но удержать не смогла — сил не хватило. Зак выпал из дыры в стене головой вперед, Трейси едва успела отскочить, чуть не зашиб, шкаф здоровенный. Хорошо, что руки подставить успел, а то ударился бы головой…
Зак поднялся на ноги и стал отряхиваться, бормоча себе под нос что-то неразборчивое и, кажется, непристйное.
— Извини, папа, — сказала Трейси. — Я тут чулок порвала…
Зак расхохотался. Затем сказал:
— Ладно, проехали. Надо бы тебя выпороть… но не до того сейчас. Сядь где-нибудь, посиди. Если кто спросит, ты ничего не видела и не слышала, была напугана, и вообще тебя тут не было. Да, точно, не было тут ни тебя, ни Джинджер, не встретила вас эта сука пучеглазая, и вообще вы в лесу по ночам не гуляете, потому что хорошие девочки. Поняла?
— Папа, а ты знаешь, что ты бессмертный? — спросила Трейси.
— С какого это перепугу? — удивился Зак.
— Морис сказал, что если кому вкололи наносыворотку, то он становится бессмертным, — объяснила Трейси. — Такой побочный эффект.
— Интересно, — сказал Зак. — Но этого ты тоже не слышала.
Некоторое время Зак стоял на месте, переваривая только что услышанное, затем решительно направился к баррикаде, возведенной у двери Морисом и Анжелой. Легко раскидал ее, отодвинул засов, открыл дверь и крикнул:
— Тут все чисто! Ваша божественность, входите, пожалуйста!
— Гм, — сказала Трейси. — Наверное, пора уже говорить «ваше величество».
— Не люблю лизать жопу начальству, — сказал Зак.
Трейси рассмеялась и воскликнула:
— Папа, ты ругаешься! При маленьких девочках ругаться этого! Неприлично.
Зак серьезно посмотрел на нее и сказал:
— Ты, Трейси, уже не маленькая девочка. Вообще, ты молодец, унаследовала от меня все, что надо. Я тобой горжусь.
— Я люблю тебя, папа, — сказала Трейси.
— Я тоже тебя люблю, — сказал Зак.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Дверь во Вселенную
Совет Нации собрался на внеочередное заседание на следующий день в два часа пополудни. Здание Совета Нации было разрушено эльфийской бомбардировкой, та же печальная участь постигла дворец Самого Дорогого Господина, так что заседание в виде исключения проходило во дворце Тринити. Говорят, министр здравоохранения сэр Хью Хауз предлагал собрать Совет Нации в городском театре, но кардинал Рейнблад решительно воспротивился.
— Мы не комедию смотреть собираемся, а судьбы Родины решать! — якобы заявил ему сэр Рейнблад. — В этом деле крайне важна символическая составляющая! Ты бы еще предложил в сортире собраться!
В ответ на эти слова сэр Хауз якобы сказал, что покойный господин Тринити оставил после себя такую репутацию, что символическая составляющая его дворца мало чем отличается от общественного сортира или, скажем, гостиницы с продажными телками. Но то, что сэр Хауз реально произнес такое вслух, очень сомнительно. Он хоть и прославился дерзостью, но границы допустимого знал хорошо, иначе не стал бы министром.
Для исторического заседания был выбран большой кабинет покойного Стивена Тринити, то самое помещение, в котором вчера королева эльфов подло умертвила Великого Вождя, а потом сэр Захария Харрисон героически расстрелял злодейку через дыру в стене. Эта дыра зияла до сих пор, а на паркете до сих пор темнели два пятна неправильной формы: одно от покойного сэра Трисама, другое — от эльфийской мерзавки. Сэр Огрид Бейлис, входя в зал, заметил, что помещение убрано некачественно, и рабам-уборщикам следует оторвать руки и вставить в задний проход. Министр рабского труда сэр Вайтмен, к которому обратился сэр Бейлис с этими словами, предположил, что уборку помещения специально провели небрежно, чтобы памятные знаки настроили министров и депутатов на подобающий лад. Сэр Бейлис обдумал предложенную версию, серьезно покивал головой и ничего не сказал. Он хотел было сравнить сэра Вайтмена с мифическим центурионом Обвиусом, но решил, что это несообразно — мероприятие все-таки торжественное, шутки здесь неуместны.
Министры расселись за столом, депутаты толпились сзади — сидячих мест на всех не хватило. Место во главе стола оставалось пустым. Когда в зал вошел сэр Джозеф Слайти и решительно направился к председательскому концу стола, кое-кто подумал, что вести заседание будет он, но главнокомандующий занял место по правую руку от председателя, согнав министра церемоний сэра Пэриса. Положил железную руку сэру Пэрису на плечо, наклонился и что-то прошептал на ухо, после чего сэра Пэриса словно ветром сдуло. Что именно прошептал сэр Слайти, услышал только сэр Бейлис, вот какие это были слова:
— Пшел вон, козел, а то живо рога обломаю.
Затем сэр Слайти протянул железную руку сэру Бейлису, тот ее осторожно пожал. Но он зря опасался — страшный киборг даже не пытался сжать пальцы. Очевидно, уже привык соблюдать осторожность.
