S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I (СИ) - Перваков Тимофей Евгеньевич

Марк прикрыл глаза, подтверждая, что слушает.

— Векторные контуры голеней просчитаны так, чтобы момент инерции оставался минимальным. Тут нет лишней массы — только функциональная архитектура. Форма голени — усечённый гиперболоид, соединённый с криволинейной траекторией стопы. Её подошва — сплав углеродных полимеров с многослойными амортизационными секциями, подстраивающимися под поверхность.

— За последние пару дней мы с ним оттачивали посадку, баланс, настройку сенсоров. Идеальная точка тяжести, нулевая вибрация, максимальная тишина.

Она довольно усмехнулась.

Марк внимательно наблюдал, как "модифицированный" старожил перешёл с пятки на носок, и ни единого звука не раздалось в воздухе. Хотя это были скорее функциональные имитации пяточно-носочного аппарата, которые больше напоминали лапы велоцираптора.

— Я бы сказала, что это вершина инженерии, но давай честно — будь у меня ещё день, я бы сделала их лучше, однако старый упрямец сказал, что ему достаточно. И даже не поблагодарил.

Марк подумал, после чего вдруг спросил Оскара:

— А что нейросеть говорит тебе?

— Мы договорились, чтобы она поменьше говорила и побольше показывала. Мне и тебя с Горгоном хватает. Поэтому Эйка выдала видео-обзор, на что теперь способен старик, и теперь я думаю, что и сам не прочь был бы потерять ноги ради таких малышек.

Время имеет свойство утекать сквозь пальцы и потому неделя перед выходом пролетела незаметно. Кроме всего прочего, Горгон и Оскар отрабатывали сложные комбинации применения их даров при вероятных боевых сценариях. Всё было готово и укомплектовано. Настало время покинуть пределы "Глухаря", проститься с "беззаботной" жизнью и продолжить перебежки по сломанному мосту Биврёст, пока по нему мчится неумолимый Йормунганд.

Глава 29

Šēpu ša šanāni šinītu, lā šūṭu izzaz,

ṣurēpu ša labbū, kīma nūrūtu šūṭu.

Втрое скрученный канат не скоро порвется,

Два львенка вместе – льва сильнее!

— Эпос о Гильгамеше — Таблица IV

Все трое стояли перед стеной в полном боевом облачении: с арбалетами, клювами, разгрузками и рюкзаками.

Люди выглядели спецподразделением даже по меркам спецподразделений: гружённые снаряжением, готовые ко всему, сотрясающие воздух тяжёлой поступью. Экипировка не сковывала движений. За неделю интенсивных тренировок тела привыкли к весу, перераспределяя нагрузку оптимально, каждая мышца и связка адаптировалась под постоянные перегрузки. Регенерация вкупе с живчиком и обильным питанием позволяла выводить молочную кислоту уже через полчаса после того, как забивались мышцы, а ещё через полчаса микроразрывы от нагрузок зарастали, увеличиваясь в объёме. Организм стремился адаптироваться к страшным тренировкам Горгона и паразиты в телах иммунных только и успевали латать изнемогающее мышечное волокно.

Мускулы укрепились — особенно в нижних конечностях, где квадрицепсы, икроножные и камбаловидные мышцы усилились, позволяя переносить тяжести, не теряя скорости. Миофибриллы внутри тканей уплотнились, увеличив порог усталости, а саркоплазма обогатилась запасами гликогена и миоглобина, что позволяло дольше сохранять выносливость.

Сухожилия стали жёстче, особенно ахиллово и подвздошно-большеберцовое, что минимизировало риск разрывов при резких ускорениях. Коленные и тазобедренные суставы прошли естественную адаптацию к нагрузке, укреплённые дополнительной выработкой синовиальной жидкости, снижавшей трение. Связочный аппарат — крестообразные, латеральные и медиальные связки — укрепились за счёт постоянных динамических нагрузок, что исключало привычные травмы при падении и беге.

Оскар тяжело сглотнул, то ли от страха, то ли от предвкушения. Пот выступил на висках, но он лишь крепче сжал ставший привычным клюв, словно это было не просто оружие, а единственный ключ к выживанию.

Марк чувствовал предбоевой мандраж — старый знакомый, не враг, и не друг, а невидимый созерцатель. Сердце билось ровно, дыхание оставалось глубоким, но тело было напряжено до предела возможного расслабления. Он знал, что это ощущение знакомо каждому пилоту перед взлётом, только теперь он управлял не машиной, а собственным телом. «На земле я тоже пилот, но собственного тела» — мантра, которую он твердил себе годами, теперь снова всплыла в сознании, помогая собраться, сфокусироваться, взять управление эмоций в свои руки.

А Горгон… Горгон был воплощением бога спокойствия — сытый удав, лениво следящий за миром, но готовый в любой момент молниеносно броситься и скрутить зазевавшегося врага. Он стоял ровно, будто сам Стикс положил руку ему на плечо. Но впечатление было обманчиво. На деле он разгонял восприятие, обострял слух, зрение, нюх, отслеживал мельчайшие изменения в окружении. Его дыхание было чуть глубже, чем обычно, его пальцы едва заметно проверяли крепления клюва, а глаза пробегали по деталям, которые никто, кроме него, даже не замечал.

Они были готовы.

Горгон потянулся к массивному вентилю гермодвери и уверенным движением начал отпирать её. Система фиксаторов, сработав с глухим щелчком, отпустила створку, и тяжёлая стальная плита медленно пошла в сторону, открывая проход.

За дверью оказался широкий пустой тоннель, стены которого были выполнены из монолитного бетона, лишённого привычных швов, будто весь проход отлили за один раз. Освещения не было, но с линзой это не было проблемой. Взгляды скользнули по шероховатой поверхности, выхватывая сетку усадочных трещин и тёмные разводы, оставленные влагой. Пол — гладкий, но не глянцевый.

На конце тоннеля вместо выхода ждала стена — не бетонная, не каменная, но явно чужая этому месту. Поверхность её была рыхлой, переливчатой, с характерным кристаллическим блеском, — вглубь уходил массив гипсово-соляных образований, пропитанных минералами и отложениями древних вод. Она выглядела почти органично, словно бункер случайно прирос к чуждой ему пещерной системе, и природа не успела закончить этот процесс.

Марк лишь задержал взгляд на бетонной галерее, чтобы Эйка распознала его желание.

На дисплее тут же появилось схематичное сечение бункера:

— Внешний слой — бетонированный массив с включениями свинцового стекла. Ниже — прослойка поглощающей вибрации пенокерамики. Между ними — металлическая композитная сетка, действующая как гаситель резонансных частот.

— Прощаемся со скорлупой, пора вылупляться, — шёпотом проговорил Горгон, задраивая вход в тёплое и уютное жилище. — План простой и вам уже известный: я делаю проход, вы оттаскиваете желе.

Марк и Оскар молча кивнули. Горгон вытянул руку, сосредоточился — и применил дар.

Горгон применил дар — и в ту же секунду привычная шероховатая стена из гипса и соли начала плавиться, словно её внезапно лишили твёрдости. Грубая, кристаллическая поверхность, покрытая тонкими прожилками минерализованных отложений, дрогнула, моргнула перламутровым блеском — и исчезла, оставив после себя мутноватую, колышущуюся субстанцию, постепенно теряющую цвет. Привычно вооружившись сапёрными лопатками, парни стали выгребать желе, оттаскивая его в сторону, пока Горгон готовился к следующему применению.

Цвет изменился мгновенно: там, где ещё миг назад была песочно-белая масса с серовато-жёлтыми прожилками гипса, теперь расплылось нечто полупрозрачное, бледно-серое с оттенками зелени, будто студень из глины и стекла. Оно колыхалось в проёме, не растекаясь, но и не сохраняя чёткой формы, словно пыталось вновь стать твёрдым, но не находило для этого нужного состояния.

Проход получился неровным, хаотичным, будто его рисовал младенец неуверенными движениями. Края зияли разной толщины, местами они выгибались, местами заваливались внутрь, а сам периметр кривился в неестественных изгибах, будто растаявшая свеча.

— Хорошо бы научиться делать это аккуратно, — буркнул Горгон, вытирая со лба мелкие бусины пота.