Владимир Брайт - Москва никогда
– Людям нужна цель. Уверенность в том, что их жертва не напрасна.
– Придаешь смысл последним минутам обреченных?
– Рад, что старый друг меня до сих пор понимает. И знает, к чему я веду.
– К коду доступа и ключу?
– Да.
– А как же Борис? Ведь третий ключ у него.
– Уже у меня. Код тоже.
– Но ведь спутник связи недоступен. Как сигнал дойдет до шахты пусковой установки?
– Спутник не нужен. Мы активируем ядерную боеголовку, находящуюся в хранилище под зданием. Всегда нужно иметь запасной вариант на случай непредвиденных обстоятельств.
– У хорошего полководца все предусмотрено?
– Да.
– Скажи честно, тебе не жаль уничтожать город нашего детства?
– Ты хотел сказать – остатки его былого величия?
– Пусть так.
– Жалость здесь ни при чем. Мне больно осознавать, что люди, у которых нет ни единого шанса, успеют разочароваться.
– В чем именно?
– В том, ради чего жили и не покладая рук работали последние два года. Кадавры не должны победить, понимаешь? Лучше мгновенно раствориться в бушующем вихре ядерного взрыва, чем быть сожранным мерзкими тварями.
– А как же командный бункер для пятнадцати человек? Если не ошибаюсь, система полного жизнеобеспечения рассчитана на год?
– Для меня эта крысиная возня – не вариант. Жизнь отличается от существования тем, что ты ощущаешь себя человеком. В тясяча девятьсот сорок четвертом году японский адмирал, предложивший обрушить на головы американцев «божественный ветер», лично возглавил первый вылет камикадзе. Снял ордена и знаки различия, встав во главе самоубийственного вылета эскадрильи.
– Ты предлагаешь…
– Допить бутылку, а затем сделать так, чтобы в проигранной нами битве не осталось победителей. Мой адъютант вставит ключ малодушного Бориса, и ударная волна уничтожит всех тварей.
– Превратив целый город в радиационные руины.
– Вряд ли потомки нас за это осудят. Так что, ты со мной?
– У меня есть выбор?
– Выбор есть всегда.
Гость, до последнего надеявшийся, что ему не придется прибегать к крайним мерам, мог бы сказать, что его единственной дочери от первого брака через месяц исполнится двадцать. Она слишком молода, чтобы умирать. И что годовое пребывание в комфортабельном бункере выглядит намного предпочтительнее мгновенной смерти. К тому же кадавры не останутся в Москве надолго: сожрут все, что найдут, и уберутся восвояси. А все эти бредни о величии духа и разума, приправленные заплесневелыми историями о канувших в Лету героях, – не более чем попытка оправдать свой страх и бессилие…
– Конечно, я с тобой, – глядя в глаза собеседника, искренне произнес старый друг. – Вместе до самого конца…
– Спасибо.
– Не за что. Кстати, давно хотел спросить тебя и никак не решался…
– Спрашивай. Все, что угодно.
– Групповая фотография на стене у тебя за спиной. Кто та девушка с края? Ты ведь, кажется, тогда уже был женат на Марии?
– Какая девушка? – спросил хозяин кабинета, поворачиваясь к стене. – Здесь нет ни…
В преферансе после того, как вскрывается прикуп, зачастую дальше можно уже не играть. Все предельно ясно и так.
Неожиданное исчезновение Бориса и срочный вызов оказались прикупом, сказавшим опытному игроку больше, чем любые слова. Поэтому он взял с собой на встречу пистолет.
«Никакой девушки здесь нет», – хотел сказать генерал – и не успел. Выстрел в затылок поставил крест на многолетней дружбе.
Так осажденная крепость лишилась главнокомандующего. А еще через сорок минут, несмотря на ожесточенное сопротивление защитников гарнизона, кадавры прорвали на востоке периметр обороны, ворвавшись внутрь анклава. Практически одновременно взрыв, обрушивший фрагмент стены второго – внутреннего – кольца обороны, окончательно «добил» анклав, после чего началась дикая резня, окончившаяся лишь к рассвету. С первыми лучами солнца победители дожрали трупы побежденных, чтобы навсегда покинуть обезлюдевший город-призрак…
* * *«Когда тьма наконец пробудится ото сна, мир станет чище. В нем не останется никого. И первым из тридцати двух уцелевших анклавов падет Москва».
Так было написано в священной формуле смерти, два года назад выведенной последним Ушедшим и первым из Вечных. Андроидом с порядковым номером 2855.
Он не ошибся. Московский анклав действительно пал. Первым из тридцати двух. Обезумевшие твари сожрали четверть миллиона мужчин и женщин, а пробудившаяся Тьма сделала первый шаг навстречу чистому миру. Безупречной реальности, в которой для людей не останется места.
Глава 40
Поезд-беглец
Все от чего-то бегут. Одни в большей, другие в меньшей степени. Горечь неразделенной любви, тяжкий груз невыполненных обязательств, разочарование от нереализованных возможностей. Только на первый взгляд кажется, что человек уверен в себе. На самом деле за картонным фасадом мнимого благополучия скрывается столько комплексов, что и не счесть.
Я бежал от одиночества, чьи истоки крылись в детдомовском детстве. Герцогиня безуспешно пыталась избавиться от демонов, не отпускавших ее на протяжении всей жизни. Якудза отчаянно силился разогнать призраков прошлого. Того самого, где он совершил слишком много поступков, несовместимых с кодексом воина.
И только Морж слепо следовал за хозяином, куда бы тот ни пошел. Впрочем, эту невинную слабость можно было простить. Ведь в отличие от всех остальных он не был венцом творения природы – человеком. А…
– Флииииииинт!
Несмотря на то что она говорила нормально, в моем «разогнанном» сознании слова звучали как липкий, тянущийся золотисто-сладкой патокой мед.
– Что?
– Тыыыы каааак сееебяяя чууувствуууешь? – во внимательном взгляде Герцогини отчетливо прослеживалось напряжение, смешанное с чувством вины.
Обостренное наркотиком восприятие помогает приоткрыть занавесы тайн даже в том случае, когда человек изо всех сил старается их скрыть.
Я подавил горячее желание ответить так же, намеренно растягивая гласные: «Хоооороооошоооо!». Но ограничился коротким: «Нормально себя чувствую».
– Чтооооооооо?
Мы находились в разных временных потоках, поэтому она не разобрала мой слишком быстрый ответ.
– Нооормаааааальноооооооо.
Довольно трудно находиться одновременно на нескольких уровнях сознания.
– Гееееерцоооогиняяяя. Тыыыыы чтооооо вкооолоооолааа Флиииинтууу?
Судя по вопросу, Якудза заметил, что с командиром что-то не так.
– Оооообыыычныыыый эээээнееерргееетииик.
Она лгала. Супердерьмо, плескавшееся в моих венах, даже с максимально допустимой натяжкой нельзя было назвать «обычным энергетиком». Скорее – мегареактивной дозой, от которой не просто сходишь с ума, а умираешь, прежде чем успеваешь понять, что все кончено.
– Чтоооооо-тооооо нииии хрееееенааааа нееееее пооохооооожееее.
Мне не хотелось вступать в диалог, нарочито медленно растягивая слова. Поэтому, отпустив руль, я сделал в воздухе знак тайм-аута – букву «Т», где правая рука выступала в роли основания, а левая – горизонтальной перекладины.
– Смооооотрииииии. Ееееееегоооооо плююююююющииит. Пооооо поооолноооой проооооограаааамееееее.
Трудно общаться с маленькими детьми и умственно отсталыми людьми. Особенно когда ни у той, ни у другой стороны нет желания наладить полноценный контакт…
Вместо того чтобы попытаться ответить Якудзе, я сконцентрировался на дороге. Не показывай стрелка спидометра восемьдесят километров в час, можно было подумать, что мы тащимся со скоростью пешехода.
– Тыыыыы увеееереееенаааа чтооооо ооооооон в пооооооряяяядкеееее?
Когда бледного, как смерть, человека с почерневшими глазами (расширившиеся зрачки практически полностью закрыли радужку) колотит крупная дрожь, у кого угодно могут возникнуть сомнения насчет «порядка».
– Даааааааааа.
Я бы очень удивился, скажи Герцогиня «нет». И даже – более того…
Волна, нахлынувшая из глубины подсознания, смыла начертанную на песке причудливую вязь незнакомых иероглифов, образующих запутанный лабиринт чувственных образов. Вернув замедлившееся течение времени в прежнее состояние.
– Это ведь не обычный транквилизатор? – как ни в чем не бывало спросил я у дока.
– Нет, – если она и удивилась разительной перемене в моем состоянии, то не подала вида.
– Хорошо.
– Я только…
– Можешь не объяснять.
– Флинт…
– Якудза, ты тоже пока помолчи. Я пытаюсь сосредоточиться.
– Ок, – раз Морж оставался спокоен, значит, с командиром не происходило ничего сверхъестественного.
– Я… – ей все же нужно было оправдаться.
Мне – нет:
– После. Ты можешь объяснить все после того, как мы окажемся в безопасности.
– Хорошо, – несмотря на то что ее не устроило мое предложение, Герцогиня предпочла замолчать.
– Меня не беспокоить, я думаю.