Владимир Яценко - Десант в настоящее
— Как чужак выглядел? — спросил Отто. — Хоть какие-то приметы…
— Приметы? — откликнулся Водопод. — Сильно щурился, как время к обеду подходило, да прихрамывал на левую ногу. Вот и все приметы.
"А большего и не требуется, — подумал Отто. — Есть только один человек, готовый искренне обсудить перевоплощения в минувших жизнях. Ну, здравствуй, Василий!"
Y
Будь у меня подходящие инструменты, вся работа заняла бы минут десять. Что может быть проще электрической высокооборотной дрели мощностью пятнадцать киловатт с гелиевым охлаждением?
Я представил, как это чудо стоимостью семнадцать тысяч долларов за две минуты вскрывает запорное устройство. Потом, добравшись, до запирающего клина, его можно будет вручную отодвинуть или рассверлить и выкрошить…
У меня не было дрели. Пришлось её делать: повышающая в несколько ступеней передача из деревянных шестерёнок с колышками вместо зубьев; сменные дорны из самой прочной стали, какую удалось найти; гидравлика: вода и охлаждает, и подаёт под дорн алмазный порошок.
К своему удивлению я не почувствовал никакой дрожи в груди, когда все свои алмазы — все до единого! — смолол на шаровой мельнице. Я уже был миллионером. И миллиардером, наверное, тоже. А ещё когда-то был бессмертным. Не сказал бы, что шибко скорбел по этим утратам. И в самом деле, выходит, не это главное. Истинным ценностям человечество так и не придумало стоимостного эквивалента. Наверное, потому что Истину человечеству так и не удалось оценить.
И слава Богу!
Не хотел бы я жить в мире, в котором Истину можно было бы купить, как булку с колбасой в супермаркете.
Воду надо было делать оборотной. Металлическую пыль я решил осаждать электростатикой. Это была самая простая часть задачи. Стекло есть, шёлк есть, сделал электрофорную машину, на "ручку" поставил помощника, сам стал к дрели, ещё двое работают вёдрами вместо насоса… насос тоже можно было сделать, но места уже не оставалось.
Можете себе представить размеры этого деревянного монстра! Установка быстро разрослась и теперь занимала весь зал со столом-дверью целиком. Верхняя часть сверлильно-буровой вышки выходила на галерею, где, как оказалось, и в самом деле были лучницы. Но не десять — всего пять. Недооценили меня… обидно… ха-ха!
Матушка Кселина побывала на моей буровой только один раз. Она долго выглядывала из-за полуоткрытой двери, прислушивалась к моим командам; я тогда один из силовых шкивов устанавливал, и как-то недосуг было с ней разговаривать. Но она не обиделась. А мне после беседы с ней всё было не по себе. Будто проглотил полкило пластиковой взрывчатки с лепестками приёмника детонатора, а у кого-то в руках радиопускатель оказался. Как брелок от автомобильной сигнализации.
А ведь после той беседы пятый месяц пошёл!
Сейчас, когда потрачено столько усилий, мне уже трудно сказать, хочу я, чтобы эта штука открылась или нет. Такого уважения к себе я никогда и нигде за всю свою жизнь не чувствовал. И не то, чтобы со мной как-то особенно носились: бились челом в пол или хлопали ушами по щекам. Нет. Просто местные мастера плотницкого, кузнечного, скорняжного дела и сами приходят, и всем цехом наведываются. Работают и помогают не за деньги — за науку. Я так понял, что из других кантонов тоже народ повалил. Уж больно чудную машину Алина Высокая повелела себе для забавы построить.
Конечно, с точки зрения утечки информации такие действия — безрассудство. Но я уже не раз имел возможность убедиться в какой-то детской наивности окружающих меня людей. Сказанное слово всегда воспринимают однозначно. И относятся к нему со всей свойственной их натуре серьёзностью. Ещё бы: Мать не терпит лжи!
Машина отнимает у меня всё моё время. Сплю четыре-пять часов в сутки. И если раньше была возможность тренировать несколько пятёрок из сотни Водопода, бывшей сотни Ратана, то теперь даже на Калиму не остаётся ни сил, ни времени. Ем, сплю и оправляю естественные потребности прямо здесь, в монастыре. Удобства, конечно, не ахти какие. Но мне эти удобства и не нужны: работаю, пока не упаду. Как упал — сплю. Бывает, час. Бывает, два. Зато несколько раз в сутки. Как проснулся — сразу за работу.
Я даже наловчился во время сна инструменты из рук не выпускать. Очень удобно, потом искать не надо.
Кроме самого механизма буровой, меня сильно занимал вопрос о том, как легко Василия застукали за его сверлильными делами. Я простучал стены и осмотрел входы. В зал ведут две двери: одна нижняя, в сам зал, другая верхняя, на галерею. Есть ещё потайной ход… вернее, он был потайным. Теперь его двери, как и нижнего и верхнего входов, полностью в моей власти. Двери я укрепил и порадовался невежеству их строителей: они все открываются внутрь! Это местное начальство полагает, что если какой-нибудь умник, однажды, запрётся здесь, то одну из дверей всегда можно будет выломать. Какая скудная фантазия! Ну и ну!
Кормит меня Калима. Она вместе со мной перебралась из замка Калима в обитель Матери. Но спит, как человек и в человеческих условиях: на кровати и чистых простынях. Она ведёт бесконечные диалоги с матушкой Кселиной и сотником Водоподом. Ратан из этой компании как-то выпал, он теперь в метрополии, у Алины Высокой к большим чинам рвётся.
Калима ищет место окружающего нас мира в человеческой истории. Это она сделала сильно озадачившее нас открытие. И хотя следствия этого открытия очевидны, обсуждать их язык как-то не поворачивается.
— Отто, — сказала она однажды. — Летописей эти люди не ведут. Вся их историческая наука сводится к устным пересказам мазоретов — таких уникальных личностей, как Водопод. Они знают письменность, у них есть даже книги. Но культ Матери не поощряет грамоту, поэтому исторической хроники нет.
— Ну и что? — я даже не повернул головы в её сторону.
— А то, что очень сложно ответить на вопрос, когда точно происходили их исходы-переселения? Мы-то с тобой знаем, что когда откроются Внешние Ворота, они из коридора попадут в лифты, а те отправят их к крейсеру. Мы даже можем предположить, что крейсер отвезёт их на Землю. И я подумала, может, если бы мы знали точную периодичность их исходов, мы бы припомнили какие-то события на Земле… какие-то события в человеческой истории, которые бы подтвердили появление этого народа на нашей планете?
— Они же говорили: примерно раз в сто лет.
— Нет, — возразила она. — Я уточняла у Водопода и у сестёр. Погрешность такой оценки около пятидесяти процентов. Это меня не устраивает.
— Жаль, — как-то невпопад брякнул я: никак не удавалось попасть шплинтом в паз, чтобы зафиксировать маховик на валу. А тут ещё статистика…
— Тогда я пошла по другому пути. Я подумала: а что если есть какие-то косвенные указания на сроки этих исходов.
— Вот как? И что же? — шплинт стал на своё место, и у меня пробудился интерес к исследованиям жены.
— Знаешь ли ты, что у них есть косвенные подсказки, что исход вот-вот произойдёт?
— Да, матушка что-то такое говорила…
— Например, рождаемость. Она резко увеличивается за три-пять месяцев до исхода. Причём, "резко" — это в два-три раза. При этом рождаемость мальчиков в полтора раза выше, чем девочек.
— Допустим, — деликатно сказал я, теперь у меня обнаружилась течь в гидравлике, и я раздумывал: выкинуть всю бочку целиком или попытаться латать щели?
— Здесь есть дикорастущие колючки грочо. Они живут несколько тысяч лет. Верхняя часть — куст, своего рода сигнализатор состояния почвы. Если достаточно влаги и кислорода, то есть почва хорошо обрабатывается, он цветёт. Если мало — цветы закрываются, вянут и опадают. Корень уходит в почву всего на метр-два, но растёт по спирали. Прирост по длине корня: пять миллиметров в год. Окончание роста: ночные заморозки. Как только они начинаются, растение делает колечко. Понимаешь?
— Колечко! — глубокомысленно ответил я. — Конечно.
— Итак, в диких, комфортных для растения условиях, когда почва не обрабатывается, корень будет выглядеть так: пять миллиметров и колечко — это один год. Пять миллиметров и колечко — второй год. Третий год — третье колечко и так далее. Понятно?
— Да-да, мне понятно.
— Но у грочо есть одно удивительное свойство: если рядом идёт обработка земли, и растут культурные растения, то прироста корня нет, и новое кольцо вырастает вплотную к старому кольцу!
Молот выскользнул из руки и ударил меня по ноге. Я не заметил боли. Пробравшись через лабиринт буровой, я вытер ветошью руки и попросил:
— Продолжай, пожалуйста.
— Во время исхода они оставляют свои дома. Остаются пустыми, незанятыми целые посёлки, хутора и фермы. Этим сразу пользуются грочо. Они выпускают свои пять миллиметров корня и колечко. На следующий год то же самое. Новые хозяева на участке всё ещё не появились. Но, как только начинается обработка земли, корень грочо опять перестаёт расти. Последующее кольцо образуется прямо под предыдущим. Эта гофрированная трубка видна невооружённым глазом.
