Ротмистр Гордеев - Дашко Дмитрий Николаевич
– Я планировал использовать отряд штабс-ротмистра для разведрейда в ближайших вражеских тылах.
– Можно совместить, господа, – встреваю я в разговор, который напрямую касается меня и моих людей. – Если совместить атаку с последующим пересечением линии фронта. По-иному нам тачанки на ту сторону не перетащить.
– Хотите взять такое мощное огневое средство в обычный разведрейд? Не будет ли это как из пушки по воробьям? – любопытствует Маннергейм.
– А если совместить разведку с диверсиями? Глубокий рейд по японским тылам. Тут тачанки будут в самый раз. И лошадей можно будет взять с собой для остальных бойцов.
– Нам будут потребны оперативные данные о расположении укреплений противника и сосредоточении их частей в прифронтовой полосе, – недовольно морщится наш комполка. – Если вы уйдёте в дальний рейд, какой смысл от вашей разведки, Николай Михалыч?
– Можно использовать почтовых голубей.
– Ближайшая голубиная станция в Порт-Артуре, но тамошние голуби натренированы доставлять сообщения в Леоянь и Чифу. К тому же все они задействованы для связи с осаждённым городом.
– Местный купец Цянь использует голубей для связи со своими приказчиками в соседних уездах. Полагаю, будет несложно договориться с ним об использовании его птиц.
Ванновский переглядывается с Али Кули Мирзой. Прямо вижу, как шевелятся извилины под их фуражками.
– А как вы намереваетесь преодолеть линию вражеских окопов с этими своими пулемётными телегами? – подпускает сарказма Вержбицкий.
– Использую переносные деревянные мостки – три доски, сколоченные между собой поперечными планками. Двух довольно для преодоления подобного препятствия для одной тачанки.
– И у вас они, разумеется, уже имеются в полном комплекте?
Чувствую скрытый подвох в новом вопросе поляка.
– Нет. Но их изготовление не займёт много времени.
– Сколько понадобится времени на подготовку, Николай Михалыч? – спрашивает Ванновский.
– Три дня, – прикидываю я.
– Вы же говорили, что изготовление этих ваших мостков не потребует много времени? – корчит недовольную физиономию Вержбицкий.
– Потребуется время на слаживание взаимодействия бойцов при пересечении линии окопов. Да и договориться с китайским купцом о его почтовых голубях тоже потребует времени, – излагаю я.
Маннергейм поворачивается к Али Кули Мирзе.
– Могу я напроситься в рейд с господином штабс-ротмистром?
– Мне бы тоже хотелось испробовать себя в настоящем деле, – неожиданно встревает в разговор Вержбицкий.
– Это, господа, уж как господин Гордеев решит, – разводит руками персидский принц.
Если компании тролля я искренне рад, то присутствие в рейде зловредного поляка энтузиазма во мне не вызывает – ну никакого.
– Господа, я не против. Но в рейде у отряда один командир, остальные беспрекословно выполняют его распоряжения и приказы вне зависимости от чинов.
– Согласен. – Маннергейм жмёт мою ладонь своею ручищей.
– Не имею возражений. – Вержбицкий пижонски щёлкает каблуками, сопровождая движение коротким кивком.
– Тогда возражений не имею.
А что остаётся?
Мостки сколотить успели – по три комплекта на каждую тачанку. С купцом о голубях договорились, на время рейда непосредственную заботу о пернатых эсэмэсках взял на себя мой ординарец: домовой неплохо умеет договариваться с мелкой домашней живностью. Правда, цену купец Цянов, как он сам себя именует на русский манер, запросил неимоверную – сто рублей золотом. Сам бы я не потянул, но тут платит казна, так что можно не переживать.
От ежедневных многочасовых занятий, к которым я не без удовольствия привлёк в качестве новобранцев Маннергейма и Вержбицкого, осталось даже немного времени, чтобы встретиться с местным кожевником и обрисовать ему задачу изготовления противопульной брони для тачанок и лошадей по принципу кожаного ламеллярного доспеха.
Признаюсь, Вержбицкий меня несколько удивил. От его обычного ехидства и сарказма почти не осталось следа. Штабс-капитан тянул тренировки наряду со всеми остальными и даже согласился переодеться на время рейда в наши «маскхалаты» по типу «леший».
И вот мы готовы к выступлению. Тачанки хоть сейчас в бой: рессоры проверены, ступицы смазаны, пулемётные ленты набиты патронами. Бойцы вооружены до зубов: у каждого помимо карабина ещё и по револьверу (для увеличения огневой мощи), у всех запас ручных гранат. Все в маскировочных накидках, рожи размалёваны почище чем у некоторых демонов.
Шведско-финский тролль и Вержбицкий не выделяются из общей массы. В глазах Маннергейма искрится азарт. Да и у саркастичного поляка проглядывает искреннее любопытство.
Смотрю на карманные часы. В японских окопах, не ожидая дурного, кашевары разносят самураям пайки: рис, маринованные сливы, консервы, зелёный чай. Японцы орудуют своими хаси (палочками), поглощая отпущенное им императорским правительством пищевое довольствие.
Время! С нашей стороны пушки грохнули первым неожиданным залпом. Второй залп. Третий. Дальше беглым огнём по заранее намеченным целям. Пятнадцатиминутная артподготовка с закрытых позиций.
Секундная стрелка довершила последний круг, суматошно дёргаясь. Рухнула неожиданная после грохота и давящая тишина.
Пора! Пехота, которая должна прикрывать наш прорыв, с криками «ура!» поднимается в атаку. Перебрасываем через наши окопы заранее приготовленные мостки. По команде Будённого тачанки (а за ними и мы) устремляются следом за пехотой в атаку на японские позиции.
Не сразу, но японцы всё-таки очухиваются. Стучат нам навстречу выстрелы их «арисак». Поздно. Лавину нашего наступления не остановить.
Тачанки подлетают почти к линии японских окопов, делают резкий поворот и, двигаясь вдоль них, поливают свинцовым дождём всё живое. Японские позиции прикрыты «колючкой» – спиралями Бруно. Поверх них наступающая пехота кидает мостки, преодолевая это препятствие, и обрушивается в японские окопы. Выстрелы, крики ярости, удары штыками, саблями – ярость и круговерть рукопашной. Так хочется принять в этом участие, но у нас другая задача.
Поперёк японских окопов, где всё ещё идёт рукопашная, мои бойцы перекидывают ставшие штатными мостки, по которым линию окопов пересекают тачанки и наша конная группа. Мостки собраны, приторочены к тачанкам, и наша охотничья команда устремляется вглубь занятой японцами территории, оставляя за спиной резню в захваченных нашей пехотой японских траншеях. Фактор неожиданности сделал своё дело: японцы начинают сдаваться. Кто-то бежит, выскакивая из схватки, кто-то поднимает руки вверх, надеясь на милосердие русского солдата.
Плотной группой мой отряд выскакивает на дорогу, движемся рысью. Две тачанки в авангарде, две тачанки в арьергарде, передовой дозор, боковые дозоры – всё как положено. Торопимся. Надо уйти как можно дальше, а затем скрыться в ближайших лесах и начать дальнейшее разведывательно-диверсионное веселье.
Спасибо передовому дозору: успеваем укрыться в лесу до того, как на дороге показывается спешно марширующий к месту нашего прорыва японский полк. Отдыхаем, а ночью возвращаемся на дорогу. Риск столкнуться с японцами в ночное время минимален: здесь и сейчас ночью воевать не принято, равно как и совершать манёвры. Тем не менее движемся осторожно, с соблюдением необходимых мер предосторожности.
Следующий день проводим в лесу. Надо ж осмотреться, что тут вокруг нас происходит. В разных направлениях уходят разведтройки – идут пешими за сведениями и языками. Сеть раскидываю широко, в лагере остаётся примерно половина нашего отряда.
За обедом ко мне подсаживаются Вержбицкий и Маннергейм. Могу их понять: я им ровня, хотя со стороны нравы в нашем отряде могли бы показаться едва ли не анархической вольницей. Однако каждый знает свой манёвр и место в бою при любом (ну или почти любом) развитии ситуации. Всё многократно обговорено и отработано на учениях и в предыдущих боевых выходах.
– Николай Михалыч, – начинает Вержбицкий, – приношу вам свои извинения. До последнего момента считал, что эти ваши «художества» – опасная фантазия и попрание всех основ тактики. Однако убедился: ваши придумки эффектны и эффективны. Мир?
