Александр Афанасьев - Зона заражения
И все смотрели…
Амир в душе улыбался… сегодня, он преподал своим ученикам самый важный урок из всех, который он мог преподать. Он знал, что грехом Лута занимались не только Салим и Бек этой ночью, занимались многие. Но он наказал только Салима и Бека, а многие другие, кто тоже это делал, больше делать не будут, и страх перед Аллахом заставит их служить еще вернее. Когда они делали джихад, амир, в джамаате которого он воевал, принимал в джамаат бывших харбиев, которые раскаивались и принимали ислам. И не было более ревностных мусульман и более свирепых в бою моджахедов, чем они.
Впрочем, о чем он говорит? Он ведь и сам был когда-то харбием и сражался на стороне русистов.
Давным-давно…
Папский велайят
Ферганская долина
16 июня 2036 года
Пока амир Ильяс вершил свое кровавое правосудие, амир Ислам сидел в тени деревьев на своей вилле и слушал музыку. Он слушал старую запись Бетховена в оркестровке Берлинского филармонического оркестра, что-то напевая себе под нос.
Хвала Аллаху, милостивому и милосердному, он родился и вырос там, где умели ценить прекрасное.
Афганистан…
В Афганистане его контрагент и родственник, конечно же, наломает дров. Он не умеет действовать чужими руками и убивать чужим ножом. Афганистан с его простыми нравами дурно повлиял на него. Зачем убивать чужим, когда можно убить своим и ничего за это не будет.
Дальше все будет зависеть от ситуации. Часть необходимого опиумного мака они уже посеяли здесь, он получился не хуже. Скоро Афганистан и вовсе станет обузой.
Гораздо сложнее вопрос, как должен вести свою политику он здесь.
Ответить на этот вопрос сложно хотя бы потому, что он не амир велайята, он обычный, рядовой амир. Он не сделал такой глупости, как выдвигать себя в амиры, понимая, что, став амиром, он станет объектом для зависти и врагом для всех. Но и в том виде, как все это есть сейчас, это нельзя оставлять. Вопрос заключается в следующем: как можно сделать так, чтобы власть была сосредоточена в одних руках.
Амир велайята – это не руководитель, он всего лишь первый среди равных, он говорит от имени всех, но на разговорах все и заканчивается. Самая яркая иллюстрация, что может и чего не может амир, – он не может собирать никакие деньги. Закят и джизья поступают алиму в байтулмал – религиозную казну велайята, а вот никакой другой казны, кроме религиозной, – у них и нет. Нет налогов – значит, нет и государственности. Вооруженные силы каждый амир собирает, снаряжает и содержит на свой счет и как может – иначе его и все его дела схарчат соседи. При необходимости объявляется джихад, и они теоретически выходят на пути Аллаха. Теоретически – амир Ислам не был уверен в том, что многие выйдут, если сейчас объявить джихад.
Но амиров это устраивает, и прежде всего из-за банальной, примитивной жадности. Главное, что их устраивает, – не надо никому и ничего платить, все деньги остаются у них. Дальше своего носа они не видят. Если бы можно было – они бы и закят не платили. Хотя религия – это то немногое, что стоит между ними и озлобленными массами людей, которым нечего терять. Если они ринутся в Пап – не помогут никакие пулеметы, никакие танки. Нет ничего страшнее, чем масса людей, которым нечего терять.
Хуже того, они не понимают, что они теряют. Живя в пределах замков, построенных на доходы от торговли наркотиками, они не понимают, что навязанный халифатом и его салафитскими основателями мир убог и порочен сам по себе. Он отрицает живительную силу ссудного процента, нарушает все мыслимые и немыслимые экономические законы, благодаря ему люди живут в совершенно скотских условиях. Многие рабовладельцы, придурки, радуются, что их рабы работают за еду и уколы дешевого наркотика. Но только полное убожество, которое не видело настоящей экономики и настоящего богатства, может этому радоваться. Они не могут понять одной простой вещи – даже то, что у них есть, все их излишества и богатства, накоплены от торговли со странами, где есть нормальная экономика. Если, например, Русня решит пойти ва-банк и начнет выращивать опиум, из него делать химически чистый героин и продавать его в государственных аптеках, им всем тут конец. Они подохнут с голоду, не получающие жалованья бойцы взбунтуются против них и разорвут их, а потом с отчаянием обреченных снова пойдут на север. Где их отравят газом, как тараканов и крыс. Вот что будет…
Система…
Надо менять систему. Всю. А для того чтобы поменять систему, нужен какой-то уникальный ресурс. У него его нет. У него больше денег, чем у других, но остальные амиры, объединившись, без труда заткнут его за пояс с его деньгами. У него больше людей, чем у других, и они лучше вооружены, но ему не победить объединенную армию.
Алим?
У алима есть уникальный ресурс – миллионы верующих, которые верят ему и которым нечего терять. Если он обратится к ним и они восстанут… будет очень плохо. Но алим – сам туп, как осел, и не смотрит дальше шариата и хадисов. Говорить с ним об экономике – все равно что говорить о высокой кухне с ослом.
И кроме того, после того, как будут уничтожены другие амиры, никто не помешает алиму расправиться и с ним.
Если нет ресурса здесь, можно привлечь его извне?
Когда звуки коды – финала симфонии – растаяли в воздухе, амир Ислам поднялся на ноги. Он уже знал, что ему делать…
Скорым шагом он прошел в дом. Там его уже ждал один из наиболее доверенных людей, известный как Абу Банат – отец дочерей. У него и в самом деле были дочери, трое, что было проклятьем, и он возглавлял при амире что-то вроде разведки. Контрразведку возглавлял другой человек – амир еще не сошел с ума, чтобы поручить это одному и тому же человеку.
– Что нового?
Вместо ответа Абу Банат протянул папку с фотографиями, сделанными с беспилотника. У наркомафии беспилотники были, с их помощью контролировались наркопосевы. Не будешь контролировать – того и гляди что-то произойдет.
Дойдя до фотографии, где один подросток бил другого ножом, амир поморщился. Он был не против жестокости, но он не любил бессмысленную жестокость.
– Где это?
– Ущелье Ала-Арча, эфенди. Там теперь лагерь. До ста человек, но еще неделю назад было двадцать.
– Кто амир?
– Ильяс из Намангана.
Амир Ислам помолчал.
– У них есть оружие? Откуда они берут пополнение?
– Недавно по базару скупали рабов. Нужны были подростки от десяти до пятнадцати, других не смотрели.
– Много скупили?
– Человек сорок. Остальные, наверное, из Дар уль-Улюм.
…
– Прикажете разобраться с торговцами? Одно ваше слово, и им больше ничего и никого не продадут.
– Нет…
Абу Банат изобразил на своей бородатой физиономии послушание и готовность выполнить любое поручение амира.
– У них есть там инструкторы?
– На снимках не было ни одного, эфенди.
– Следите, когда они появятся. Надо, чтобы среди них были наши люди.
– Слушаюсь.
– Что у тебя есть еще?
Абу Банат приблизился, чтобы говорить негромко, и амир едва заметно поморщился от тяжелого запаха – пот, нечистая одежда, борода. Говорили, что кяфиры – это неджес, грязь, но на самом деле это с моджахедами невозможно было находиться рядом.
– Новые люди появились в Ташкенте. Они торгуют, и у них хорошие цены.
– Кто?
– Кяфиры.
– Я и без тебя знаю, что кяфиры, – разозлился амир. – Ты больше про них ничего не узнал, кроме того, что это кяфиры?!
– Главный среди них – русист из харбиев. Очень авторитетный русист. Говорят, что он убил больше правоверных, чем звезд на небе.
– Как его имя?
– Его называют «командон Зияб»[110]. Он набирает других харбиев, много.
– Каких харбиев?
– В основном русистов, эфенди.
– Это плохо…
– Одно ваше слово, эфенди, и…
– Нет. Пока нет.
…
– Он торгует?
– Да, эфенди.
– Сожги его товар. Посмотрим, что он сделает.
– Ваша мудрость уступает только вашей доброте, эфенди…
Амир подставил руку для целования – он видел такое в сериале «Крестный отец».
– Иди. И смотри не обмани меня…
Когда Абу Банат ушел, амир остался на месте. Он стоял и думал. Ясный ум, а он был умнее любого фанатика здесь, позволял ему контролировать ситуацию здесь. Но теперь у него появилось дурное такое ощущение, что контроль ускользает… как песок из рук.
Ташкент
Ташкент-базар
5 июля 2036 года
Как я и предполагал, рынок подожгли…
Его просто не могли не поджечь, я все-таки знаю крысиную природу тех, кто остался на той стороне. Это даже не злодеяние, это просто приглашение в игру. Как в шахматы, понимаете? Кстати, родина шахмат на Востоке. У меня сняли пешку, но им еще предстоит понять, как глупо они поступили…
Вчера на базар завезли первую партию моего товара и сложили в самый большой склад, арендованный мной. Сегодня его подожгли. Не знаю, на что они рассчитывали, но загорелся весь рынок. Сейчас его тушили, тушили страшно – почти что руками, торговцы, живущие по соседству в домах, аренда в которых стоила не меньше, чем в Москве, передавали по цепочке ведра с водой, поливали из шлангов, протянутых прямо из домов. Пожарной охраны здесь больше не было, пожарная охрана умме не нужна, и единственная пожарная машина, невесть как здесь оказавшаяся, трудившаяся изо всех сил, выглядела до дикости нелепо.
