Алекс Орлов - Застывший огонь
«Что ж, правильное решение…» — кивнул полковник и сразу же позвонил в службу финансового обеспечения.
— Пинчер слушает.
— Привет, Гэри, это я.
— Здравствуйте, сэр.
— Гэри, проект «23–40» получил продолжение. Нужно послать им деньжат. Тысяч шестьдесят. Куда послать, тебе скажут в шифровальном бюро.
— Сэр, а не обойдутся ли они тридцатью тысячами? — В Пинчере заговорил прижимистый бухгалтер.
— Нет, Гэри. Это не тот случай. Я не хочу, чтобы ребята были вынуждены грабить банк и на этом попались…
— Как скажете, сэр.
«Ну и ладненько… — подумал Кельвин, кладя телефонную трубку. — А что же наш Смышленый? Где он и что с ним? Агент Кайман упоминал о проблемах с „Би-Экс“. Не привело ли это к гибели Смышленого?»
Безусловно, в сжатом донесении всего было не рассказать. Это потом, в случае выполнения задания и возвращения хотя бы одного из агентов, начнется восстановление всех известных деталей. Задним числом будет проводиться анализ своих ошибок и просчетов противника.
«Мы думали — то, а случилось это. Они сделали так, а мы предполагали эдак…»
Громоздкие пошаговые схемы, отметки красным карандашом, компьютерные распечатки и, наконец, одна из точек на общем графике негласного соревнования, который показывал общую тенденцию тайной войны: мы их или они нас.
Часто общая тенденция складывалась очень неясно — на месте многих точек оставались пробелы. Это означало, что группа уходила на задание и не возвращалась. Случалось, что спустя какое-то время всплывали обрывочные сведения. Иногда по ним можно было определить, где или как погибли агенты. Редко, когда группы исчезали бесследно, но и такое, увы, случалось. Проходило время, а о них ничего не было слышно — ни плохого, ни хорошего.
Полковник Кельвин не любил таких исходов. Он не терпел безвестности. Безвестность напоминала ему о человеческом бессилии. Да, именно о бессилии — пока он работал и суетился, у него создавалось впечатление, что все было под контролем и он успешно управлял событиями, но стоило возникнуть «черной дыре», и приходило понимание, что ничего особенного он из себя не представляет. Он, полковник Кельвин, был обычной тлей, каких существовало миллиарды, он был такой же бесконечно малой величиной в течении вечных рек пространства и времени…
Кельвин тяжело вздохнул и взялся за следующее донесение. Практически это был донос.
Инспектор одной из агентурных сетей сообщал о том, что некий агент Аляска выполнил четыре задания подряд. Выполнил успешно. Это были задания категории В-4 — очень высокой категории сложности. Такой показатель успеваемости в корне противоречил выводам существовавшей статистической базы. То есть агент Аляска был либо гением, либо «червяком» — перевербованным агентом. И в одном и в другом случае такого специалиста ликвидировали. Разбираться, гений он или нет, было весьма накладно, да и опасно.
Богатый опыт полковника Кельвина говорил о том, что самые управляемые и полезные агенты — далеко не гении.
Полковник взял донесение и поставил на полях резолюцию: «Начальнику оперативного отдела. Вопрос решить…»
62
Собирать ракушки, бродя по песчаной отмели, было куда приятнее, чем бегать по джунглям. Это Джеф понял сразу. Вода едва доходила до колен, и нападений со стороны речных чудовищ ожидать не приходилось. Нет, Джеф, конечно, знал, что Дала не даст его в обиду, однако на отмели ему было спокойнее.
Лала подробно проинструктировала Мэнсона, какие раковины следовало собирать, а какие нет, но он все равно ухитрился набрать много несъедобных.
— Жефа, я же тебе говорила: розовые точки на раковинах — значит, бери, желтые точки — не бери. Ты не различаешь эти цвета, Жефа?
— Почему не различаю? Различаю. Просто непривычное занятие, — оправдывался Мэнсон.
Лала проверила и собранные им кувшинки, но тут Джеф оказался на высоте. Все клубни были без изъяна. Сборщики повернули к берегу, и тогда Джеф заметил, что они с Лалой удалились от острова метров на триста.
«Отсюда, если постараться, можно увидеть базу…» — подумал Джеф, вглядываясь в заросли далекого берега. И хотя строений видно не было, две радиомачты просматривались довольно хорошо.
— Что ты там заметил? — спросила Лала.
— Я смотрю, не видно ли базы.
— Ты имеешь в виду поселение воинов?
— Ну да, — кивнул Джеф. — У вас с ними все нормально? Конфликтов не было?
— Не было, — сказала Лала и протянула Джефу длинный корень цвета «кофе с молоком». — Возьми поешь, ты ведь не завтракал.
Джеф взял корешок и понюхал его, но корень не имел запаха. Тогда Мэнсон осторожно откусил маленький кусочек — корешок был крепкий, как морковка. Разжевав его, Джеф удивился — это был вкус сыра.
— Неплохо, мне нравится, — кивнул он. — Эта штука очень напоминает сыр.
— Что такое «сыр»? — спросила Лала.
— Ну, это такой продукт, который получают из квашеного молока.
— Из чего?
— Из молока.
— А что такое «молоко»? — снова задала вопрос девушка.
Джеф хотел было начать с коровы, но потом вспомнил, что коров здесь нет.
— Ну вот у вас женщины кормят младенцев грудью?
— Ну да. Материнскими соками… — кивнула Дала. — Вот это и называется молоко.
— Вы что, выдавливаете из своих женщин это молоко? — удивилась Лала.
— Это называется не выдавливать, а доить.
— Вы доите своих женщин? — еще больше удивилась Лала и невольно дотронулась до своей груди.
— Да с чего ты взяла?! — начал сердиться Джеф. Непонятливость Лалы его раздражала.
Под ногами проскочила стайка маленьких рыбок. Это на секунду отвлекло внимание Мэнсона, но потом он снова вернулся к просветительской лекции.
— Видишь ли, Лала, существуют такие специальные животные. Они называются коровы…
— Коровы… — старательно повторила Лала.
— Правильно, — кивнул Джеф. — Так вот эти коровы дают молоко. Ну то есть не дают, а мы их доим. Мы — люди…
— «Злые люди»… — на свой манер поправила Мэнсона Лала.
— Пусть будет так. Но мы их доим, этих животных.
— Но это же отвратительно, Жефа, — сморщилась Лала. — Вы выдавливаете соки животных…
— Но ведь и вы здесь выделываете не пойми что! — пошел в наступление Джеф. Он доел корень и взял у Лалы следующий… — Ну что, рассказывать дальше?
— Конечно, Жефа. Мне это интересно, хотя и немного странно. — В глазах Лалы горело искреннее любопытство, и было видно, что она захвачена рассказом Мэнсона.
— Ну так вот. Мы надаиваем молоко. Потом сквашиваем его и получаем простоквашу. Ты следишь?
— Да, — кивнула Лала.
— Потом отделяем влагу и получаем творог, Творог хорош и сам по себе. Из него можно делать творожники, пудинги и вот такие вот сырные палочки. — Джеф доел второй корешок, и Лала тут же с готовностью подала ему следующий. За разговорами они прошли метров двести, и до острова уже было рукой подать.
— Затем творог подсаливают, потом что-то там варят — точно я уже не помню, но в конце концов получается сыр. Вкусный, вот как эти корешки…
— Это очень сложно, — сказала Лала.
— Конечно, сложно — технология, — важно кивнул Мэнсон.
— У нас все легче: поймал песчаного червяка, и не нужно никакой коровы…
Поначалу Джеф не уловил смысла сказанного, но потом до него начало доходить.
Активно жевавшие челюсти стали двигаться медленнее, рот начал наполняться слюной, а желудок спазматически дернулся, угрожая вернуться к «нулевому циклу».
«Спокойно, Джеф. Все, что не ядовито, — съедобно… Все, что не ядовито, — съедобно…»
Стараясь не делать резких движений, Мэнсон выпустил недоеденный «корешок» в воду, а потом выплюнул то, что успел разжевать. Затем встал на колени и тщательно прополоскал рот.
— Ну вот, теперь мне лучше, — поднимаясь из воды, сообщил Джеф.
— Зачем ты выбросил песчаного червяка? — наконец спросила Лала. — Ты же говорил, что тебе нравится…
— Просто я уже сыт, — объяснил Джеф. — Так ты говоришь, это был песчаный червяк?
— Не совсем, это была его двухнедельная личинка.
При слове «личинка» Джеф снова ощутил приступ дурноты, но нашел в себе силы подавить его.
Где-то ударил хвостом лиматокус. В лесу пролаял шакал. Джеф вдохнул речной ветер и зажмурился от ласкового солнца, стараясь не думать о том, что он съел.
«С другой стороны, есть люди, которые едят живых моллюсков. Мало того, существуют целые народы, пожирающие лягушачьи ноги…» Джеф не особенно верил этому, однако подобные глупости он вычитал в каком-то журнале.
— Пойдем купаться, Жефа… — сказала Лала, поудобнее пристраивая свою сумку.
— Опять на то же место?
— Конечно.
— А может, лучше здесь? Туда далеко идти.
— Нет, здесь нельзя.
— Почему нельзя?
