Дуглас Хьюлик - Свой среди воров
Я откинул капюшон и указал на аптеку.
– Будет лучше, если это не то, что я думаю, – сказал я погромче, чтобы Глаз расслышал за несколькими людьми, еще разделявшими нас.
– Не то, – ответил Соленый.
Он приблизился, и его располосованная шрамами рожа расплылась в улыбке.
Когда между нами осталось три шага, улыбка дрогнула и погасла. Потом Соленый Глаз упал. За ним стояла Птицеловка Джесс, и длинный мокрый нож в ее руке отливал красным в утреннем свете. В отличие от Соленого Глаза она не улыбалась. И даже наоборот – была вне себя от ярости.
20
Наши взгляды сошлись над мертвым Рукой. На лице Птицеловки читались гнев и мрачная готовность резать, но все это адресовалось не мне. Я смотрел на нее – свирепую, с окровавленным ножом в руке, стоявшую над трупом – и вспоминал, что этим-то она меня и пленила. Тем не менее рука моя потянулась к кинжалу.
Тут кто-то увидел тело, нож и завизжал. Другой подхватил. Вокруг забегали, устроили толчею, тыкали пальцами.
Чертовы Светляки, такой момент загубили! Это было в их духе.
Я глянул, что там творится у лавки, и как раз вовремя: Маттиасу перерезали горло. Женщина из людей Птицеловки подмигнула мне и моментально растворилась в толпе.
Кто-то схватил меня за руку. Птицеловка.
– Идем! – сказала она, утягивая меня прочь.
Я не двинулся с места. Она выругалась.
– Дальше по улице торчит еще как минимум пара Рук Никко! В честном бою небось и не сдюжим!
Я перестал противиться и дал себя увести.
Птицеловка свернула с Уступчатой улицы в проулок под названием Кобелиный Просак. На входе маялся без дела Ссадина. Мы прошли мимо, и он обрушил штабель бочек, перекрыв проход.
В проулке мы зашли в дом, спустились по лестнице, вернулись назад по короткому коридору и снова поднялись, после чего вышли в заднюю комнату лавки Петруса-башмачника, пригибаясь под висевшими кожами и мотками шнурков. Еще одна дверь, еще одна лестница вниз, и снова, и опять, – мы быстро шли через лабиринт сообщавшихся подвалов, садов и низких террас, пока не остановились в осевшем арочном проходе на уровне мостовой за четыре квартала от Уступчатой улицы.
– Похоже, – выдохнул я, упершись ладонями в колени и морщась от ломоты, – похоже, что я вышел из любимчиков у Никко.
– Серьезно? – участливо поинтересовалась Птицеловка.
Она стояла, прислонившись к стене напротив и чуть запрокинув голову.
– Ты сам допер или мои люди подсказали, пока спасали твою задницу?
– Того и другого понемногу, но ставлю выше спасение задницы.
– Еще бы! – одобрила Джесс. Голос ее прозвучал как-то странно, и я поднял взгляд. Она пристально смотрела на меня через узкое пространство.
– Давно ли, Дрот? – спросила она.
– Что – давно?
– Давно ли ты работаешь на Келлза?
Я оцепенел. Этого я совершенно не ждал ни от нее, ни от кого. Келлз? Как она меня вычислила?
Я моргнул и притворился больше оскорбленным, нежели удивленным.
– Что ты сказала? – И выпрямился. – Где ты это услышала?
– Неважно, – молвила она. – Просто ответь. Давно?
– Я не…
– Сколько времени?
Я привычно глянул на улицу, затем на проход позади.
Птицеловка напряглась, как будто испугалась, что я дам деру или уберу нежелательного свидетеля. Я успокаивающе покачал головой. Она только что спасла мне жизнь, подвергнув риску всю команду, – нет, я не убью ее. Это же Птицеловка.
И потом, если знала она, знали и другие.
– Как ты проведала? – спросил я.
Она влепила мне крепкую оплеуху.
– Ты сам и признался, сукин сын! – крикнула она.
Купился, тупица.
– Ладно, умница, – сказал я, – поздравляю. Прищучила. Теперь скажи, почему ты спросила.
– Скажи сначала, как давно?
– Никко только что послал за мной пару Рук, – возразил я. – Сейчас моя очередь спрашивать, поэтому терпи и дожидайся своей.
Она поиграла желваками и неохотно кивнула.
– Так говорят в организации Никко. А я услышала лишь потому, что… Ладно, сейчас дойдем. Но говорят, что он счел тебя обузой и решил от тебя избавиться.
– Сомневаюсь, что он употребил слово «обуза», – заметил я.
«Обуза» было не тем словом, которое применил бы Никко, зайди речь обо мне и Келлзе.
– Спорить не буду, – кивнула Птицеловка. – Во всяком случае, я слышала, что кое-кому никак не поверить в твою измену. Другие не моргнув глазом называют тебя Длинным Носом.
Тут Птицеловка наградила меня язвительным взглядом.
– Но так или иначе, Никко от тебя отказался, и сезон охоты открыт. Хорошо, что ты не нажил много врагов среди его людей.
– Да, здорово, – ответил я сухо.
Я был Носом, и моя работа всяко требовала наживать врагов.
– Догадываешься, откуда пошел этот слух? Я имею в виду – изнутри?
Птицеловка покачала головой:
– Понятия не имею. Повторяю, я узнала случайно. Если бы он не вломился в твой дом…
– Погоди, – перебил ее я. – Никко вломился в мой дом?
Птицеловка окинула взглядом улицу.
– Давай поговорим об этом в другом месте. Здесь территория Никко, а я только что прикончила двоих его людей. Давай сначала отсюда выберемся, а?
Я не стал спорить. Мы вышли на улицу. Птицеловка вела меня окольными путями, петляя, то и дело сворачивая в переулки и возвращаясь. В итоге мы оказались на тихой улочке в кордоне Ржавых Вод, за пределами владений Никко.
– Итак, давно? – повторила она.
– Мне казалось, еще моя очередь спрашивать.
– Ты ответишь на вопрос или нет?
Я сделал глубокий вдох.
– Да я с самого начала на него работаю.
Короткое молчание.
– Ну и сука же ты!
Так я и знал. Одно дело говорить, что все Длинные Носы – двурушники, и совершенно другое – выяснить, что человек, которого ты знал всю жизнь, врал тебе с первого знакомства. Понятно, что я лгал ради дела, а не потому что мне так хотелось, но людям не объяснишь. С Птицеловкой было еще сложнее. Нам случалось перепихнуться, но это ладно – она потеряла людей, защищая меня. Она рисковала головой и репутацией, а я в благодарность скрыл от нее, кто я такой и чем занимался.
– Бросишь? – спросил я.
– Не знаю. Может быть. Наверно.
Птицеловка выругалась и пнула камень.
– Будь ты проклят, Дрот; зачем тебе понадобилось двурушничать?
– Я не двурушник, – ответил я. – Я пришел в бригаду к Никко, работая на Келлза, и никого не предал. Это мерзко только на первый взгляд. Я чист, но работа собачья.
Птицеловку, похоже, мои доводы не убедили, но она всегда была равнодушна к тонкостям.
– Не думаю, что Никко отнесется к этому философски, – заметила она.
– Это мы уже выяснили.
– Ты тоже, когда я добавлю пару штрихов.
Я покосился на нее, но шага не замедлил.
– Валяй.
– Никко пришел не на пустое место, – сообщила Птицеловка. – Там был аптекарь.
– Эппирис? – Я резко остановился посреди улицы. – Я думал, что он уехал вместе с Козимой и девочками.
– Жена и дети уехали, – подтвердила Птицеловка. – А он остался.
– И Никко…
– Поработал над ним со своими ребятами, – сказала она.
По напряжению, повисшему между нами, я понял, что это не все.
– И?
Птицеловка откашлялась.
– Когда закончили, Никко заставил его отпереть твои комнаты.
Дверь, значит. Черт! О черт!
– Когда я прибежала, – продолжила Птицеловка, – он еле дышал. Мы нашли костоправа, тот его зашил и остановил кровотечение.
– Как он? – жестко спросил я.
– С битьем да ловушками… Как минимум останется калекой. Может, ослепнет. Я узнала от соседки, где его жена и дочки. Ссадина и Плут отвезли его туда после костоправа.
– Он выживет?
Птицеловка пожала плечами.
Я попытался представить Эппириса без аптеки, а Козиму и девочек – без него. Труда не составило. Я отогнал картины.
– Как получилось, что Никко подобрался так близко?
– Что? – не поняла Птицеловка.
– Как вышло, что Никко беспрепятственно вошел ко мне? – повысил я голос. – Где вы шлялись, черт вас возьми?
– Даже не думай, – оледенела Птицеловка. – Даже не смей! Вчера ты еще работал на Никко! Если бы я знала, что он задумал, я бы сама замочила гада! Но он был твой босс, у меня не было повода его тормозить! Мы не знали, что там творится, пока они не вышли с окровавленными руками…
– И вы позволили им уйти?
– Сука, он был твой пахан! – крикнула она. – Может быть – только может быть! – я бы вмешалась, если бы знала, что ты работаешь не на него и не тронешь меня, если ему перережут глотку. Но я не знала и не полезла.
– Значит, вы просто стояли и смотрели, как Никко…
– Заткнись, Дрот! Тебя не было дома. Я охраняю тебя, а не каждого, кто входит и выходит с парадного входа!
Я открыл было рот, потом захлопнул. Какой смысл вымещать на ней злость? Это я пообещал, а не Птицеловка, что с Эппирисом, Козимой и девочками ничего не случится. И вот после всех посулов, предосторожностей и похвальбы я так и не оградил их от Круга. Я не смог защитить их от Никко.
