Дмитрий Глуховский - Последнее убежище (сборник рассказов)
Мир призраков оказался не таким страшным, как мне казалось вначале. Здесь было много людей — те, кто погиб или умер в метро. Пожалуй, самым странным оказалось то, что с течением времени приведения не взрослеют и вообще не изменяются внешне. Мне было уже 29, но я оставалась в том же теле девятилетней девчонки. Точнее, не в теле, а в оболочке…
Как говорил Михаил, электрик-монтажник путей, который погиб по неосторожности уже больше пятидесяти лет назад: «Вот она — вечная молодость!»
Самым страшным стало отсутствие эмоций. Никто из нас больше не мог бояться, смеяться, плакать, переживать. А иногда так хотелось… А еще я так мечтала снова почувствовать запах папиных круассанов!
Правда, был еще один нюанс: каждому из нас давался шанс — билет на поезд. Дата отправления была известна изначально, а вот место назначения для каждого — свое, и его приходилось узнавать только по прибытии поезда на станцию. На все ту же станцию «Чертановская». Конечных же станций у поезда-призрака было три…
Станция «Пекло». Туда попадают люди, которые при жизни вели неправедный образ жизни или же не сделали ничего полезного. Таких были единицы, так как все души старались искупить свои грехи до времени отправления. Вы думаете, что чудеса — это всего лишь удачные стечения обстоятельств? Если вы остались один на поверхности без средств защиты и в этот момент приходит помощь, — это просто везение? Нет! Это мы вмешиваемся…
Станция «Небеса». Своеобразный рай. Там душам возвращалось все, что было отнято у живого человека после смерти, но взамен забирался облик. Мы становились лишь белыми силуэтами без очертаний, а наши лики передавались зарождающимся ангелам живых — детям. Рожденные дети были чисты благодаря нам — призракам, которым были отпущены все грехи, либо их не было вовсе.
Но больше всего мы боялись попасть на станцию «Забвение». Если живые забудут нас еще до того, как мы обретем покой, тогда мы отправимся именно туда — в пустоту. Станция «Забвение» была для каждого своей. Там была кромешная тьма, бесконечность и вечность. Душа человека, попавшая туда, никогда уже не находила упокоения. Можно было идти куда-то, но никогда и никто не достиг бы конца этой станции. У нее не было границ. С нее невозможно было сбежать. И это был настоящий ужас.
* * *Поезд должен был приехать за мной завтра. Никаких вещей у призраков нет и быть не может, а значит — нечего и собирать в дорогу. Где провести ночь, оставшуюся до последнего «суда»? В одиночестве, размышляя надо всем, что происходило со мной за последние двадцать лет жизни здесь? Или вспомнить всех своих знакомых, которые были у меня при жизни? Наверное, нет. Эти последние мгновения призрачной жизни я решила провести с моими новыми друзьями.
Они сидели кругом в центре платформы. Жаль, что души не могут обнять друг друга… Очень жаль. Но у нас еще остались голоса. Я подсела к ним. Глаза почти у всех были закрыты.
— Может, споем что-нибудь на прощание? — прошептала я. Призраки, не открывая глаз, согласились, и начали напевать мелодию, которую я сразу узнала. Она звучала во время моего первого сольного выступления, и она же стала моим реквиемом. «Если б не было тебя». Песня влюбленного молодого человека. Если бы я могла, то заплакала бы. Как же мне хотелось кого-то любить…
* * *— Ну, что ж… Я не мастер говорить речей. В общем, Жизель, я очень рад, что повстречал тебя. Ты стала мне как дочь. И помни, что здесь, на «Чертановке», ждет своего часа одинокий старик. Не забывай меня, — эти слова перед отправлением говорил тот же дедушка, что и встречал меня двадцать лет назад.
Двери поезда закрылись. Я села в последний вагон, чтобы успеть проститься со всеми привидениями. Поезд медленно тронулся, а я все махала, махала рукой каждому, пока платформа не кончилась.
До самой «Севастопольской» я смотрела в окно на двери. Потом поезд выехал из туннеля и начал свой разгон, чтобы унести меня далеко, на одну из трех станций.
«Что это? Нет, мне показалось. Постойте, я все-таки это увижу. Кто это? Человек? Он так напуган. Вы только посмотрите на его глаза! А нижняя челюсть! Что со мной происходит? Я… Смеюсь? Смеюсь?! Я смеюсь!!!»
Да, как бы ни было мне жаль этого перепуганного бедолагу, я не смогла сдержаться. И я засмеялась! В 2033-м году! Я даже не стала смотреть на билет: и так было ясно, куда меня через мгновение доставит мой последний поезд. Я смеялась и кричала:
— Мир! Мне смешно, мир!
Смерть стала для меня самым интересным и увлекательным путешествием.
Меня зовут Жизель Ляфлёр. Мне было девять лет, когда я погибла.
* * *Жизель почувствовала мужскую руку на своем плече. Эту мягкую ладонь она помнила до сих пор…
— Ну, здравствуй, доченька…
Автор выражает благодарность Александру Койнову, Андрею Койнову, Сергею Кузнецову, Илье Лапонину и другим жителям портала «Вселенная Метро 2033».
Александр Койнов
НАДЕЖДА В ПОДАРОК
Ветер, порывы которого проникали через разбитые стекла, теребил волосы на макушке. Было холодно и сыро, где-то вдалеке погромыхивало. Дождь, который по всем признакам должен был уже пролиться из медленно передвигавшихся по небу тяжелых свинцовых туч, не спешил оросить иссушенную землю. Тем не менее стоило поторопиться, так как попасть под грозу в мои планы не входило. Поставив рюкзак на пол, я подошел к пролому в стене и окинул взглядом раскинувшийся внизу город.
* * *Полог палатки приподнялся, и внутрь протиснулся человек. Делая вид, что продолжаю читать, я скосил глаза в сторону вошедшего. Зеленая камуфляжная форма, пышные усы и суровый, но в то же время неуловимо виноватый взгляд… Полковник Наумов, Илья Петрович, один из командующих ганзейской регулярной армии. Но это для других.
Для меня — старый товарищ. Просто Петрович. Сколько раз вытаскивали мы друг друга из всевозможных передряг…
Немного потоптавшись у входа, гость прошел к рассохшемуся стулу, уселся и выжидающе уставился на меня.
— Ну что, согласен? — вместо приветствия спросил он.
Отложив в сторону так и не дочитанную газету, я приподнялся на локтях и посмотрел на него.
— Ты хоть понимаешь, что это большой риск? — я спустил, наконец, ноги на пол и обулся. — Еще прошлая вылазка не забылась, а ты мне тут…
— Постой, — перебил Петрович. — Мы же уже говорили на эту тему. Ну пойми же меня, Художник, войди в мое положение! Через три дня ты отправишься дальше по Кольцу…
— Через два, — поправил я.
— Тем более, — взгляд Петровича сделался больше виноватым, нежели суровым. — А если тебе в Полис приспичит? Или в Рейх? Как долго тебя ждать после твоих художеств?! — в голосе товарища проскользнули нотки отчаяния.
— Илья, скажи прямо, зачем тебе так нужен этот рисунок?
Непривычно видеть, как человек, привыкший к беспрекословному выполнению своих приказов, вынужден просить у кого-либо помощи.
Петрович помялся, словно стесняясь раскрывать что-то личное, сокровенное, но все же, устало махнув рукой, проговорил:
— Не мне он нужен, а сыну, Мише. Подарок на день рождения…
Я удивленно посмотрел на него. А ведь действительно, личное.
— Тут такое дело, Слав, — Петрович обратился ко мне по имени, чего не делал давно, еще с прошлой жизни. — У моего сына скоро день рождения, а я ему обещал подарить рисунок города. Ну, знаешь, когда он с высоты показан, как на открытках или коробках с шоколадными конфетами раньше делали. Только тогда это фотографии были, а сейчас где фотоаппарат взять? — Илья опустил глаза.
Он немного помолчал, а потом вновь поднял на меня взгляд.
— Пойми, Слав, для меня это очень важно! Я не был дома больше месяца. — Голос приятеля сделался скрипучим. — Жена звонит периодически, спрашивает, когда приеду навестить… А я не могу сейчас все бросить, ты же знаешь, хотя очень люблю их обоих, и на день рождения сынишки обязательно буду. Но я не хочу, чтобы Миша думал, будто я не способен сдержать слова. — Он тяжело вздохнул. — Отец я или не отец, в конце концов…
Я смотрел на Илью, вперившего застывший взгляд в брезентовую стену палатки, и пытался вспомнить, как давно я его знаю. Лет тридцать мы знакомы точно, и за все это время Петрович, не задумываясь, приходил мне на помощь, если таковая требовалась. Кто бы мог подумать, что настанет час, и помощь понадобится уже ему… Такое всегда казалось невероятным, ведь Илья принадлежал к той категории людей, для которых решение проблемы заключалось лишь в формулировке приказа. А тут вон оно что… Сын.
— Ладно, договорились. — Я поднялся с топчана и принялся разминать затекшие конечности. — Но только ради твоего пацана.
Илья улыбнулся, что тоже было редкостью в последнее время, и, жалобно скрипнув напоследок стулом, поднялся.
