Сергей Чичин - Отстойник
Какая милая компания. Двадцать футов роста, маньяк–садист с экспансивным темпераментом. Нет, если бы в сапогах так не хлюпало, а вместо забитого илом дробовика у меня была бы хорошая крупнокалиберная дурила типа «Гепард»… я бы от таких знакомств драпал с полным сохранением собственного достоинства. А в текущих условиях — это еще как получится.
— Мы можем от него пойти подальше? — Айрин подпихнула Эла в спину. — Что–то мне с ним рядом неуютно. Ну щас переступит!
— Он не может переступать, — Эл бесстрашно поскреб острием меча по копыту, черным монументом возносящемуся в неведомые дали. — Если он переступит, под ним продавится все, что угодно. Он не ходит — он переносится… и, как правило, на расстояния, с нашей точки зрения колоссальные. А не так, чтоб на пару футов. Это просто вне его системы координат.
— А если он сейчас перенесется, нас засосет в воронку из–под копыта? — кто как, а я в школе учил физику.
Эл озадачился и даже осторожно выдрал собственную ногу из ила, дабы оценить мощь возникающего при этом феномена.
— Очень даже может, — признал он дрогнувшим голосом. — Как все–таки полезно быть провидцем! Я никогда бы не додумался до такой тонкости. Копыто у него большое… мили, думаю, полторы в радиусе.
— Сколько?! — ахнул Чарли.
— Если бы он тут не стоял, возможно, уровень болота был бы и пониже, — признался Эл почему–то виновато. — Нам, с одной стороны, очень не повезло. С другой же — напротив. В Отстойнике, как и у вас, есть свое понятие о чудесах… оно несколько отличается от вашего, но, тем не менее, вероятность появления в одном месте сразу нескольких аномалий крайне низка. Вот он, — опять нагло поцарапал копыто Рогача, — как раз аномалия, и коль скоро он встречен здесь, шанс напороться на иную, еще менее приятную аномалию понижается.
— А гаракх был аномалией? — уточнил педантичный (иногда) Мик.
— Нет, гаракх обретался в странном для него месте, но ничего эксклюзивного в нем нет.
— Что это, Мейсон — эксклюзивное?
— Это значит, гаракх тоже маньяк–садист. Как все. Обычное дело.
— Зато вонючий. Как марихуана.
Хорошие параллели. Чарли оживает на глазах. Еще немного, и арестует копыто Большого Рогача за парковку в непредназначенном для этого месте.
— И мы встретим еще гаракхов? — продолжал допытываться Мик. Попутно он выволок из–под ремня глок и попытался заглянуть в патронник. Затвор отъехал наполовину и увяз, как и следовало ожидать.
— У реки вряд ли. Они не любят сырости. И вообще, мистер Микки, у нас есть цель. Давайте выделим время под развлечения, когда она будет достигнута.
Уболтал, языкастый. Когда будет достигнута — непременно выделим. Вот так у нас всегда: собираешься, бывало, на отдых, запланируешь себе и море, и солнце, и девочек правильной эмоциональной конфигурации, и ловлю бабочек и уж конечно праздное лежание в гамаке под огромным щедрым солнцем, а в итоге — язык на плечо и давай бог ноги, потому что в тот самый момент, когда счастье уже стояло на пороге и наяривало в дверной звонок, фон Хендман мимоходом высморкался в чужой галстук от Луиджи Боррелли, и началось…
Эл убедился, что никто из нас не в состоянии привлечь внимание Большого Рогача бесконтрольной пальбой по копыту, непринужденным жестом подсадил Айрин себе на спину и невозмутимо двинулся дальше. Чарли рядом завистливо засопел, однако других филантропов в окрестностях не сыскалось — свои бы ноги не протянуть раньше времени. Поволоклись рядком, придерживая сержанта с обоих флангов. Оказавшись вблизи копыта, я не удержался — сунулся к нему поближе. Было оно, судя по всему, очень неновое, обросло несколькими неровными слоями различных отложений, частью напоминающих известняк, частью — кораллы… и вообще с большим трудом эта монолитная, уходящая прямо в туманное небо глыба воспринималась как часть живого существа. Синий кит, поди, случился бы чахлым мальком желтопузого полосатика, подаваемого Большому Рогачу к его пиву на чудесных высотах астрономического номинала, откуда миры просматриваются как на ладони и кажутся мельче, чем шахматные доски…
Бульк!
— Не спи, Мейсон!
Да не сплю я, не сплю. Хоть сейчас суккуб заводите. Таких садов понаобещаю, что мигом сбегут из Отстойника в какой–нибудь отсталый мирок с законченным грубым патриархатом.
Аккуратно, не сбиваясь, потому что тут уже не по колено, завалившегося Чарли так просто не выудишь. Не обращая внимания на что–то упругое, назойливо шкрябающее по голенищам и каждый раз энергично отдергивающееся в сторону… уж наверное, Эл предупредил бы, кабы было надо. Меньше размышлять, больше и увереннее топать. Всегда помогает. Две мили — не край света, к тому же нет изнуряющей жары, которая всегда клубится над нашими тропическими реками, нет пиявок (если вот это дергающееся — не есть местная пиявка, размерами под стать Рогачу), не кружатся орды гнуса — практически мечта поэта. Очень такого мрачного поэта, знаете ли. А кому легко?
Шаг. Утвердился, подтянул Чарли. Шаг. От сапога шарахается знакомое, невидимое сквозь толщу бурой тины. Шаг…
Оно кончилось, это гребаное болото, я даже не заметил — как; просто вдруг стало легче идти, а приглядевшись — понял, что выбрались мы на плоское каменистое плато, где всей густой гадости — от силы по щиколотку, и по ней уже вполне можно волочься, подтаскивая ноги волоком, вместо того, чтобы выдирать их из ила строго вверх и вновь погружать в него строго вниз. Эл и тот чуть сбился с дыхания, а в легких фона вовсю играл концерт для пилорамы с оркестром, да и сам я поймал себя на колоритном паровозном пыхтении. Чарли блаженно болтался в отрубе, продолжая механически сучить ногами, а Айрин всеми силами цеплялась за необъятную шею Эла, чтобы не сползти с его спины.
— Поздравляю, мы удачно миновали болото! — объявил Эл с той мажорностью, за которую я его однажды пристрелю. Можете считать меня самым малым из маньяков–рогачей, но меня действительно серьезно бесит, когда люди искренне радуются каждой хренотище. Видимо, это зависть. — Мистер Мейсон, Вам мое очередное искреннее восхищение. Вы с выдающимся стоицизмом вынесли нападки болотного угря!
— Я такой, Эл. Из моего стоицизма можно гвозди делать. Почему ты не упупил эту скотину, если все равно ее заметил?
— На ее кровь мигом собрались бы другие болотные твари, куда менее безобидные.
Возразить нечего. Долго, наверное, готовился, зубрил ответы на каверзные вопросы.
— Но мы могли бы ее сожрать! — ворчливо возразил Мик, который всю жизнь полагал правильным непрерывный цикл «подвигался–похавал». — Да и этих, менее безобидных, тоже. Я не имею ничего против экстремальных нагрузок, но требую подпереть их экстремальным же питанием!
Эл сконфуженно потупился.
— Извините, не подумал. Относительно питания…
— У вас с этим сложности? — насторожился Мик и сгрузил свою половину Чарли на почти уже совсем сухую землю. Вслед съехала и вторая половина, громоздившаяся доселе на моем плече. Я не такой жестокий жрун, как Мик, но что–то в его тоне и жестикуляции (может, вытащенная бита?) навели на мысль, что здесь и сейчас будет решаться вопрос, имеющий краеугольное значение. В самом деле, о каких минералах речь, когда вот–вот ласты склеишь.
— У нас и без этого сложности, — обескуражено признался Эл. — Поверьте, я напряженно размышляю, как нам обустроить питание… но ответа пока не нахожу. В Цитадели с этим никогда не возникает проблем — там есть и маг–трансмутер, способный сделать годной пищей многое, и охотники, добывающие непосредственно употребимое мясо, но я, к несчастью, едва ли способен отличить годное от негодного.
— Если бегает — можно есть, — поделился сакральным знанием фон Хендман.
— Если бегает — поди догони, — уныло ответствовал на это Эл. — Кроме того, тут все не так просто. Помните гаракха? Вы, конечно, можете заткнуть нос и мужественно есть его мясо — нисколько не сомневаюсь в Вашей, мистер Микки, способности обглодать даже Большого Рогача — но я практически уверен, что организм Ваш не будет за это благодарен.
Мик нахмурился и опустил взор на организм, обтянутый грязнючей гавайкой, словно ждал решительного возражения. Организм, однако, еле слышно квакнул областью живота и подавленно стих — видимо, помнил еще гаракховы эманации.
— В общем, жрать не дадут, — заключил фон с легкими паническими нотками. — Вот так засада. Ты б хоть там, на месте, предупредил… Мы бы парня с сосисками прихватили, как Айрин и советовала.
Или вовсе бы не ввязывались. Айрин похудеет — только краше станет, если, конечно, выражение «краше» применимо к этой Кариатиде. А из Мика на первом же этапе похудения удаляется самобытный шарм мышцастого колобка, к тому же он начинает отнимать еду у окружающих, а на это не все и не всегда адекватно реагируют.
— Ну, я постараюсь что–нибудь изобрести, — Эл совсем уж стушевался. — Если вдруг увижу знакомое… правда, опасаюсь, что ваши желудки все–таки не такие прочные, как наши.
