Сергей Чичин - Отстойник
Сильно сказал. Значит, и параллелей с меридианами нет? А как же они тогда не теряются, и еще ухитряются ориентироваться, как Эл из окна башни?
— Река так река. Веди, Эл.
Эл свернул направо и бодро двинулся, вспарывая болото, как ледокол крушит льдины. Даже не задумался, куда идти. Видимо, есть свои азимуты и в этом странном мире.
— Ну, хер бы с ними, с полюсами, — обескуражено протянул за моим плечом Чарли. — Нету и нету, я вообще никогда не понимал, откуда они и у нас–то взялись. Но как так — востока нет? Где солнце поднимается, там и восток, какие проблемы–то?
— Проблемы, Чаки, простые — что–то я тут солнца не вижу.
Тут только до меня дошло, что именно отсутствие солнца, Миком подмеченное и с возмутительным равнодушием при себе оставленное, и придает местным пейзажам их неподражаемое уныние. Ни тебе блика, ни солнечного зайчика… И однотипная мертвенная бледность растений, для которых хлорофилл — все равно что для меня женская логика. Не день и не ночь, а так… вечное нечто?…
И я еще думал, что это в нашем мире проблемы. Да все эти озоновые дыры и демографические кризисы и рядом не стояли с такой неприятностью, как отсутствие дня и ночи! Правда, если подумать, добрая половина страхов человечества завязана на темноту и в этом мире пройдет естественным путем. От дневного же света я и сам порой за занавесками прячусь, что твой вампир. Так что — нет худа без добра. Но как же тогда отмерять рабочие недели и устанавливать праздничные даты?… Впрочем, можно просто не работать А праздничным считать каждый день, когда гаракх прощелкал мимо тебя своими нешуточными жвалами…
Меня пихнули в спину тяжелым фонхендманским кулаком, я обалдело потряс головой, утвердил ружье на плечах, закинув руки на ствол и приклад, и пустился догонять убредшую на грань видимости Айрин. Чарли за спиной, заикаясь от возмущения, доказывал Мику, что теория того об отсутствии солнца построена исключительно на личной слеподырости, что без солнца не бывает, иначе все бы нафиг замерзли и лбы порасшибали в потемках. Вот туман — это явление понятное, а еще тучи, за ними хоть три солнца спрятать можно. Незамутненности сержанта можно позавидовать. Мик, кажется, и позавидовал — ибо, судя по всплеску, макнул Барнета в жижу.
— Не пихайся! — каркнул Чарли возмущенно, мигом забыв о солнце. — Тут глубоко!
— Эл завещал прикрывать друг друга, — напомнил я, не оборачиваясь.
— Со всем тщанием, — заверил фон горячо. — Выплывай, черный брат, и приглядывай за Мейсоном. Он парень видный, на него, того и гляди, суккубы слетятся.
И очень даже просто. Слетятся, поглумятся и разбегутся. Интересно, поможет ли от них какое–нибудь народное средство? Пуля? Молитва? Предложение серьезных отношений?
— Здесь суккубов можно не опасаться, — расхолодил вредоносный проводник бодрым басом из туманной дымки. — Тут для них слишком некомфортно.
— Грязно? — уточнил Чарли с надеждой.
— Сожрать могут.
— А то еще и надругаться, — предположил Мик, не особо конкретизируя вопросительную интонацию.
Эл с сомнением хрюкнул в тумане, но, видимо, посчитал, что ему виднее. Да, Мик во всяк монастырь первым делом притаскивает тридцать шесть томов собственного устава, потом уходит, а насажденное им вечное (редко когда доброе и уж почти всегда неразумное) так и остается, вписанное выразительными кровавыми соплями. На месте суккуб(ов?) я бы очень призадумался, прежде чем к нему приближаться. Надругательство в его понимании — материя исключительно тонкая и динамичная, запросто может свестись к наущению этих самых сексодемониц игре в маджонг, что, безусловно, их натуре должно быть противно донельзя.
— А нас сожрать не могут? — вцепился в свою упадническую линию поведения Барнет. — Чем это мы хуже всякой гадости?
— И нас могут, — успокоил его Эл. — Нас еще как могут! В основном, конечно, вас.
Чарли взволнованно засопел и — бульк — опять макнулся в спасительную жижу, на сей раз без слышимого микова участия.
— Не делай так, — наставил его фон, с бодрым плеском восстанавливая статус–кво. — А то ни одна суккуба не польстится на такую свинью, и Мейсон на этом фронте перетрудится.
— Тяжело, — хныкнул Чарли горестно. — Я устал.
— Ой, заткнись, хиляк, — просипела Айрин и тоже завалилась в грязь. — Да еб твою!… Это и есть та безопасность, что ты обещал? Далеко еще до твоей злоебучей реки?!
— Мили две, — гороподобный Эл услужливо выплыл из тумана и одним рывком водрузил ее на ноги. — Мне так кажется. Возможно, дальше будет не так глубоко.
В это я охотно верю, хотя и не берусь предсказать, в какую сторону не так. Ну что ж, две мили — это вполне себе конкретный результат. Хаживали и не в таких условиях, и на дистанцию побольше, и против течения, и по дну, в которое ноги засасывает по колено, и со ста фунтами на закорках, и с гружеными лодками на буксире, и в постоянном ожидании минометного привета… подумаешь, Ад.
Подумаешь — когда нога выворачивается, и с головой уходишь в плотную маслянистую жижу. Обидно! Особенно, когда этая жижа начинает обсыхать (в тумане–то? Совсем что–то не так с тутошним пониманием законов природы) и стягивать лицо в карикатурную маску. Ружье тоже нырнуло, как я ни старался держать его над поверхностью, и немедля забилось склизкой илистой массой — случись нужда, выстрелить не рискну, ибо видывал, как разрывает ствол и от банальной земной водички, в него залившейся. Дойдем до реки — надо будет внушить Элу необходимость долгосрочного привала и вычистить все оружие до блеска… вот только чем? Уж не настолько я маньяк, чтобы таскать с собой набор для чистки. Что за гнусная привычка влипать во всякое дерьмо спонтанно, не давши благородному дону подготовиться и собрать джентльменский экспедиционный саквояж на 140 литров?… Эл бы и не заметил такой профсоюзной нагрузки, а мне спокойнее было бы. А когда Мейсон спокоен, он не злится. И за суккубов можно не волноваться, и рогачей из нор выпускать, и даже эту самую хранительскую цитадель… бульк.
Мать, мать, мать.
Чарли что–то гнусил за спиной — настолько жалобное, что прямо мелькнула мысль прервать череду его мучений. Оглянулся: на мгновение показалось, что даже Мик квасится на ходу, вместо правильной гориллоидной фигуры оплывши в бесформенную грушу. Хорошо, стало быть, идем… в рейде он тот еще лось, хрен загонишь. Да и тут встрепенулся чуть заметно, опять пустил плечи крутыми валунами, а на морду сдвинул сонно–невозмутимое забрало — и все–таки видно, что пробрало не на шутку. Чего уж тут говорить о сержанте! Не так чтоб Чарли был совсем хилым — но, как ни крути, а при всякой нагрузке роляет прежде всего опыт. А этот красавец даже магазин через две улицы иначе как на машине с детства не посещал.
— Замрем! — предложил возмутительно бодрый Эл с траверса и правда перестал булькать по болоту. — Мистер Микки, Вы интересовались — вот… внушает?
Чарли с облегчением начал оседать в грязь, которой и так было ему по грудь, так что пришлось подхватить его под руку. Мик синхронно поднырнул с другой стороны, да так мы и замерли скульптурной группой «трое вне лодки, не считая Кинг–конга». Оборотились к проводнику — чем там радовать собрался?
Эл поддерживал одной рукой Айрин, а другой, в которой был меч, тыкал в туман, из которого выступал краешек некоего сооружения, по первому впечатлению — совершенно циклопического. По крайней мере, от поверхности болота оно уходило куда–то ввысь крутой стелой и терялось, но, очевидно, вовсе не кончалось на высоте в добрых пятьдесят футов.
— Внушает, — признал Мик покладисто. — Прямо цветы возложить хочется. А что это?
— Большой Рогач, — пояснил Эл. — Вам его, должно быть, плохо видно. Это — копыто.
Айрин тихонечко ойкнула.
— Что ж ты орешь, сволочь! — просипел мгновенно оживший Чарли. — Разбудишь!
— Да он не спит, — Эл озадаченно поскреб оголовком рукояти свой косматый загривок. — Он, вроде, вообще не спит… мне так кажется. И, гм, не ест?… Вообще, это странно, есть должны все. Никогда не задумывался.
— А он нас не затопчет? — Айрин опасливо сместилась за спину Хранителя. — Вон какой здоровый, ему раз плюнуть!
— Он нас и не заметит. Он слишком большой, а мы для него слишком маленькие. И мы очень удачно вышли к краю его копыта… если бы уперлись в середину, пришлось бы обходить, а это надолго.
Да уж… если это разводка, то хорошо подстроенная. Сквозь гнилостный болотный дух, правда, не чувствуется никакого постороннего животного… а чем он должен пахнуть, если не жрет?… а само копыто слишком уж неподвижно, чтобы реально принять его за часть живого существа, но каким–то образом с одного взгляда на краешек этого грандиозного монумента пробивает на уважительную дрожь. Египетские пирамиды отдыхают.
— Это он и есть дьявол? — уточнил Мик хладнокровно.
— Не думаю. Дьявол, насколько я знаком с вашим фольклором, суть существо, способное снизойти до людей… а Большой Рогач ни до кого не снисходит. Слишком он большой… ему неудобно. Мы даже точно не знаем, воспринимает ли он хоть как–то наш Отстойник. Если допустить, что дьявола ваши культы правда позаимствовали из здешней фауны, то это, скорее всего, Малый Рогач. Он очень похож на Большого по общему строению… гм… копыт и ног, потому что других частей Большого Рогача нам не видно с земли, но намного меньше — всего футов двадцать в высоту. Довольно интеллектуальная тварь, способна к ограниченной телепатии, коварна, обладает экспансивным темпераментом, могла бы добиться очень многого, манипулируя сознанием примитивных… — Эл осекся и виновато поморгал, — то есть поддающихся влиянию существ, но зачастую вредит сама себе, срываясь на жестокие и отвратительные выходки. Малый Рогач, по вашей терминологии — патологический психопат, маньяк–садист.
