Олег Будилов - Далекие острова. Трилогия (СИ)
— Слушаюсь.
Когда я открыл дверь, до меня донесся недовольный голос лейтенанта Маса, — …корабль уйдет и все.
Все младшие офицеры, свободные от дежурства, собрались в кают-кампании, с ними был Аси. Когда ученный перебрался с корабля на берег я не заметил, но говорили, что он остановился в лазарете. Ничего удивительного, если стоит выбор между казармой и лазаретом, я бы тоже выбрал второе, чисто и народу мало.
При моем появлении Масс, который стоял во главе стола, сразу замолчал и сел.
— Добрый вечер, господа.
Офицеры нестройно ответили.
Ужин уже закончился и со стола убрали, оставалась только моя тарелка и приборы, обычных для этого времени шахмат и карт, тоже не было.
Сразу за мной ввалился Люм и поставил котелок на походную печку, она была раскалена и в комнате сразу запахло тушенной рыбой.
— Что обсуждаете?
Офицеры переглянулись.
— Мы говорили о том, что сегодня уйдет корабль, — ответил лейтенант Жен. На его щеках расцветал нервный румянец.
Я обвел присутствующих удивленным взглядом и миролюбиво сказал.
— А о чем здесь говорить? Мы давно знали, что это случиться. У нас впереди месяцы ожидания. Не думал, что Вы так рано впадете в уныние.
Конечно я их понимал. Корабль последнее, что связывает нас с домом. Пока он у берега, ты знаешь, что всегда можешь спастись. В любую минуту можно оставить этот пустынный берег и форт. Корабль это цивилизация, свет и тепло, уютный кубрик и безопасность.
Признаться, мне тоже было не по себе. Но поддаваться панике нельзя. Жалость к себе последнее дело.
Красные пятна на щеках Жена стали заметнее.
— Мы не впадаем в уныние, — жестко ответил он, — но мы хотим знать, что нам делать, что происходит, когда прибудет подкрепление и смена.
Я удивился еще больше и разозлился. Не стоит так говорить с начальством. Трудно выпускнику академии оказаться на задворках союза, на вторых ролях. Барчук обиделся. Но здесь не столичная казарма, здесь нет влиятельного родственника и собственного поместья с гербом.
— А Вы не знаете? — я повысил голос, — Разве я не говорил, что смена прибудет не раньше, чем через год? Требуются дополнительные разъяснения? Извольте. Вы в заднице. В дальнем гарнизоне. И Ваша дальнейшая служба зависит от того, как Вы себя проявите в этом походе.
Все притихли, офицеры молчали, но я чувствовал скрытое сопротивление. Слишком рано они раскисли. Я думал, что у меня есть еще несколько месяцев, до того, как люди начнут высматривать в океане корабли и тосковать по родным домам. Главное, чтобы недовольство и страх не стали заметны рядовым. Я обвел офицеров тяжелым взглядом и рявкнул.
— Что Вам делать?! Может быть сядем в кружок и устав почитаем?! Служить согласно присяге!
Разгневанное эхо вернулось ко мне. Слышно было, как жужжит запутавшаяся муха. Люм замер с тарелкой в руках, он напоминал испуганного сурка. Тар сконфуженно кашлянул.
Неожиданно открылась дверь и вошел Бад. Он снял фуражку, огляделся, прошел к столу и сел на лавку.
— Добрый вечер.
— Добрый вечер, — сказали Мас и Тар.
— Извините, — сказал Жен и стремительно вышел.
Гат почесал затылок, улыбнулся и сказал, — Я, пожалуй, тоже пойду.
— Пожалуйста, — разрешил я, — если не хотите сыграть партию в шахматы.
— Что-то не играется сегодня, — ответил Гат.
Скоро мы с Бадом остались вдвоем. Офицеры и ученый под различными благовидными предлогами, поспешили оставить кают-компанию. Люм поставил передо мной тарелку, поправил приборы и тоже сбежал.
— Что здесь произошло? — поинтересовался Бад. Он взял из походного буфета чашку и налил себе кофе.
— Господа офицеры не знают, что им делать.
— В смысле? — не понял Бад.
— В прямом. Решали, что им делать, когда корабль уйдет.
Я подвинул тарелку. Аппетит пропал, но я заставил себя съесть все до последнего кусочка.
Бад взял с подоконника открытую банку с паштетом и галеты, уселся на лавку и принялся за еду. Он цеплял уголком галеты паштет и отправлял в рот.
— Устал я что-то, — Бад потер лицо, — глаза слипаются. Сейчас кофе выпью и обратно.
— Не надо, — я махнул рукой, — сейчас поем и пойду на стену. Отдыхай.
Он одним глотком допил кофе, отодвинул пустую банку и стал набивать трубку.
— Зачем ты ходил в храм?
— Неспокойно мне, что-то. Решил проверить, что за строение. Не будет лишним, если мы припрячем внутри пару револьверов, несколько гранат и пачку патронов. Так, на всякий случай.
Бад закурил, выпустил в потолок струйку дыма и кивнул.
— Сделаем. Не боишься, что местные растащат?
— Там не одного следа на полу. Похоже, что местные это место обходят стороной.
Я стоял на стене и смотрел, как уходит корабль. Собственно, самого корабля в темноте не было видно, только сигнальные огни. Они быстро удалялись. Потом над бортом вспыхнула осветительная ракета. Это капитан прощался с нами. Не могу точно описать то, что чувствовал в этот момент. Наверно я думал об Эн и детях, не помню. Внутри было пусто и холодно. Можно сколько угодно изображать из себя храбреца на людях, но самому себе незачем лгать. Смотреть на уходящий корабль было мучительно. Впереди год, может быть больше. Тоскливая, однообразная жизнь. Внизу скрипнула лестница. Ко мне поднимался Бад. Вечер был теплый и он был без бушлата.
— Думал ты спишь, — сказал я.
— Сейчас никто не спит, все провожают корабль.
— Я никого не видел.
— После разноса, который ты устроил, офицеры боятся показываться тебе на глаза.
Мы стояли рядом и смотрели на исчезающие огни. Вот они пропали совсем.
— Корабль ушел, — сказал Бад, — что дальше?
Я смотрел в темноту. Как там говорил Хал, слева должны быть острова. Значит если не будет другого выхода, я смогу вывести оставшихся людей туда. Шанс. Пусть небольшой, но в моем положении выбирать не приходиться. Всегда нужно знать куда отступить.
— Ты знаешь приказ.
— Знаю. Потому и спрашиваю.
— Нужна разведка. Завтра отправим группу проверить ближайшее поселение аборигенов, оно отмечено на карте Толя. Офицерские вахты нужно поменять, я больше не собираюсь торчать на стене ночами, у нас четыре командира взвода и артиллерийский лейтенант, вот пусть и дежурят по очереди.
— Понятно, — сказал Бад.
Он сел на чурбак, вытащил папиросу, размял ее в пальцах, смял гильзу и закурил. На берегу подала голос, какая-то птица. От пронзительных криков мне стало не по себе.
— Во надрывается, — сказал часовой.
Прямо под нами стояла смена, охраняющие ворота.
Птица не умолкала. Я прислушался. Птица ли? Может быть это сигнал о том, что корабль ушел? Я выглянул наружу.
— Почему со стороны океана не горят костры? — быстро спросил я.
— Не знаю, — ответил Бад, он тоже поднялся и теперь стоял рядом, вглядываясь в темноту, — дрова мы приготовили.
— Охрана, — я свесился вниз, — немедленно разжечь костер за стеной.
Часовой внизу заметался, зажег факел и сунулся за ворота. Палка, обмотанная просмоленной тряпкой, горела плохо, плевалась искрами и света почти не давала. Моряк нырнул в темноту словно в воду. Второй часовой щелкнул затвором. Напряжение росло. Я вглядывался в огненную точку, пока сложенные снаружи дрова не загорелись. Когда, наконец, слева и справа заполыхали костры и осветили тонкие сосны и пустой берег, странная птица смолкла.
— Ну вот, — Бад улыбнулся, — напугал часовых.
— Костры снаружи, — сказал я, убирая револьвер, — должны гореть каждую ночь. Мы сюда не на пикник приехали.
Ночь прошла спокойно. Утром, перед тем, как пойти спать, я вызвал к себе моринер-лейтенанта Тара. Он был свободен от вахты, хорошо выспался и выглядел отдохнувшим.
С Таром я познакомился во время войны. Прямо с гауптвахты меня отправили обратно, на освобожденный от вардов остров Мо. Сопроводительные документы и оружие я получил прямо в камере. Выглядел я ужасно, но видимо патрулям к такому было не привыкать, потому что на меня никто не обращал внимания. На катере мне удалось раздобыть кусок мыла и помыться на пляже, пока команда готовилась к отплытию. Местные мальчишки смеялись и показывали на меня пальцем, но за последние месяцы я потерял способность стесняться, поэтому смело снял галифе и полез в воду в одних подштанниках. Капитан, узнав о том, что я только что из-под ареста, напоил меня кофе и накормил завтраком. К острову Мо мы подошли вечером. Набережную уже успели расчистить от заграждений и колючей проволоки. Прифронтовая полоса сильно отличалась от тыла. Редкие прохожие прижимались к стенам и смотрели на меня с испугом. Через час начинал действовать комендантский час. Город опустел. Большинство жителей разбежались или попрятались по подвалам. Меня несколько раз останавливали и проверяли документы.
