Дэвид Хофмейр - Дорога ярости
Когда стреляешь, нельзя злиться. С рогаткой надо обращаться нежно.
Он вспоминает, как прижималась к нему Сэди. Ее шелковую кожу на его коже. Жилку, бьющуюся у нее на шее. Трепет ее горячего тела.
Держи рогатку как женщину. Свободно, но крепко.
Тогда он не знал, что это значит. Теперь понимает.
Он не говорит ни слова. Старается сосредоточиться на рогатке в руке и на том, что ему предстоит сделать. И у него, и у Леви в кожаных мешочках на поясе лежит по три камня.
Пальцы правой руки зудят. Адам представляет себе траекторию полета камня: вот он вылетает из седла рогатки, описывает дугу с бешеным ускорением, которое придал ему жгут из водденита, и со скоростью около семидесяти метров в секунду попадает в цель, разрывая плоть и дробя кости.
Кейн говорил ему, что камень, пущенный из водденитовой пращи, опаснее пули. А в умелых руках – и точнее.
Адам закрывает глаза и погружается в подобие транса, как за рулем мотоцикла.
– По-моему, он сейчас вырубится, – замечает Уайатт.
– Нет, – возражает Леви. – Вот тут ты ошибаешься. Он изменился. Перед нами совершенно другой человек.
– Это какой же другой? – спрашивает Ред.
Адам распахивает глаза. Смотрит на них. Не двигаясь. Взгляд его скользит от одного «Скорпиона» к другому: он ждет подсказки… сигнала.
– Да он нам спасибо должен сказать, – продолжает Леви. – Мы его привели в чувство. Дали цель в жизни. Забрали болезнь и не оставили ничего, кроме ненависти. – Леви не сводит глаз с Адама. – Теперь он куда опаснее.
– Все равно сдохнет, – замечает Ред.
– Как его брат, – гогочет Уайатт.
– Мой брат был классным гонщиком, – спокойно произносит Адам. – Тебе до него в жизни не дорасти. А знаешь почему? Силенок не хватит… и еще ты тупой. Ты тупее Реда… а тот вообще боров.
Уайатт поджимает губы. Лицо его багровеет.
– Ах ты ж… ну я тебе сейчас покажу, кто из нас боров!
– Уайатт, нет! – рявкает Леви, но поздно: тот уже схватился за рогатку.
Адам настороже. Восприятие обострено. Правой рукой он молниеносно закладывает камень в седло рогатки, и тут…
Раздается глухой стук. Как будто деревянным молотком ударили по дереву. Голова Уайатта дергается назад и вбок. У него опускаются руки, и когда он снова поворачивается к остальным, на лице его написано замешательство. В середине лба у Уайатта расплывается сине-черный синяк величиной со сливу. Уайатт моргает раз, другой.
ХЛОП! Эхо отражается от черного вулкана, все поднимают глаза и смотрят на склон.
Кейн. Величественный, как бог, и пугающий в резком свете. Земля за его спиной темнее ночи.
Леви таращится на него.
– Какого черта…
Адам держит рогатку с камнем наготове, обмотав жгут вокруг указательного пальца левой руки, а его концы зажав между большим и указательным правой. Он переводит взгляд с Леви на Реда. Оба глазеют на Кейна. Леви целится из рогатки. Ред возится со своей.
На лице упавшего на колени Уайатта написано изумление. Он открывает и закрывает рот, точно рыба, выброшенная на берег. Потом, издав стон, падает лицом в грязь, подимая облако черной пыли. Пыль оседает на лежащего неподвижно Уайатта.
Леви оборачивается, оглядывается на Уайатта, переводит взгляд на Адама. Тот целится Леви в голову.
– Опусти рогатку! – раздается угроза. Адам косится на Реда и видит, что тот стоит, расставив ноги, и целится в него из рогатки. Но руки у Реда дрожат и по лбу течет пот. Он переводит взгляд с Адама на Леви, потом на Уайатта.
– УАЙАТТ! – кричит Ред. – Вставай, Уайатт!
– Уайатт мертв, Ред. Уайатт мертв, – спокойно констатирует Леви, раскручивая жгут у бедра с таким видом, словно происходящее его ничуть не тревожит.
– Ты убил Уайатта! – захлебывается от волнения Ред, глядя на Адама. Глаза его пусты. Он в шоке.
– Держи себя в руках, – говорит ему Леви.
Кейн спускается по склону Эль-Диабло. Оставляет «лонгторн» Адама стоять, где стоит, и идет к ним пешком. Камешки хрустят у него под ногами. И даже несмотря на то, что он прихрамывает, вид у него невозмутимый и уверенный. Кейн – настоящий кремень. Его не сломить. Неспешной походкой гонщика он шагает по земле, взрывая облачка темной пыли. Она облепляет его гоночный костюм, покрывает ботинки. Даже вблизи его трудно разглядеть на черном фоне: Кейн кажется всего лишь тенью на песке.
Солнце слепит так, что не разобрать, сильно ли ранен Кейн, но его желтые глаза по-прежнему горят.
– Ты же вроде умер? – сплевывает Леви.
– Было дело. Давно, – отвечает Кейн. – Мне не понравилось.
Леви, прищурясь, разглядывает Кейна.
– Кто ты?
– Его зовут Кейн, – откликается Адам.
Кейн качает головой.
– Но при рождении меня назвали иначе.
Молчание.
Леви переступает с ноги на ногу. Ему неловко.
– Если ты не Кейн, тогда как тебя зовут?
Кейн поворачивает руку, поднимает рукав и показывает то, чего прежде Адам не замечал.
Отметина – не татуировка – скорее, рубец на внутренней части предплечья. Выжженная на коже буква «Б». Позорное невольничье клеймо. Такие ставили в Провиденсе.
Адам вспоминает разговор с Сэди.
«Он не просто обвинил во всем рабов. А уничтожил. Взяли мужчин, женщин, детей, – отвели к реке, заковали в цепи и утопили. Всех до единого».
По ложному обвинению в поджоге. Заковали в цепи и бросили в реку на съедение аллигаторам. Утопили.
– Теперь видишь, кто я? Кейном меня назвали накода. А до того, как Полковник продал меня в Провиденсе работорговцам… я носил фамилию Блад.
Часть 3
Под красной скалой
34
Воскресенье, 10-е число, 11:22+172 часа
Леви не меняется в лице, однако щеки его горят огнем. Скулы белеют. На лбу выступает пот. Рот кривится в гримасе. По его темным глазам и поджатым губам все понятно. Он узнал его.
Леви качает головой.
– Неправда.
Кейн смотрит на него.
– Правда. На самом деле я Блад. Джо Блад.
Кейн поджимает губы так, что они становятся похожи на тонкую проволочку.
– Все равно, – бросает он, – какая разница.
Адам, онемев от изумления, таращится на Кейна… на Джо Блада. Леви, Сэди и Джо. Он должен был заметить сходство, но… шрамы Кейна скрывали правду. Его не узнали даже родные брат с сестрой. Двое братьев и сестра, разлученные в детстве. Полковник искалечил души своих детей. Сэди стала сильнее. Леви превратился в законченного психопата. А Джо вообще в кого-то другого. В чужака даже в глазах собственной родни.
Кажется, будто спускается ночь. И падает снег. Но это не снег. Это пепел. Серые хлопья сыплются из облаков, поднимающихся из разверстой пасти Эль-Диабло высоко над ними. Дирижабль скрывается из виду, и мотодельтапланы исчезают во мраке.
Адам по-прежнему целится из рогатки в голову Леви. А Ред держит его на прицеле. Леви и Кейн держат пращи сбоку. То, что происходит дальше, разворачивается словно в замедленной съемке.
Адам видит каждое движение так, словно они находятся под водой.
Сначала, разрушая мизансцену, вздымая пыль, мимо них проезжают двое гонщиков (из племени Ястребов, судя по малиновым курткам). Они мчатся вперед, опустив головы и не глядя ни влево, ни вправо. Даже не обращают внимания на Сэди, которая висит на веревке. Любой, кому хватило ума добраться до этого этапа гонки, знает, когда лучше остановиться, а когда двигаться дальше.
Появление гонщиков служит катализатором. Ред разворачивается на триста шестьдесят градусов, чтобы бросить камень, но не в Адама, а в Кейна. Движение его настолько предсказуемо, что разражается буря.
Не успевает Ред повернуться, как Кейн уже заряжает рогатку и бросает в него камень. Леви Блад раскручивает жгут, но Адам опережает его на доли секунды. Его камень свистит в воздухе. Леви и Ред падают одновременно.
Адам, точно оглушенный, шагает вперед. В голове у него звенит. Сперва подходит к Реду и заглядывает в его невидящие глаза, устремленные в небо. Из круглой раны над левым глазом сочится кровь. Адам переступает через него и подходит к скрючившемуся на земле Леви. Тот лежит ничком.
Адам стоит над ним с дрожащими руками и тяжело дышит. Пинает его носком ботинка, как когда-то Леви – труп Фрэнка.
Леви с глухим стуком переворачивается на спину, раскинув руки. Он стонет. Он жив. Грудь его поднимается и опускается. Наливающаяся синевой щека – в крови. Наверно, треснула кость там, куда попал камень. Кожа под глазом Леви багровеет, потом становится фиолетовой.
– Сними ее, – произносит Кейн у локтя Адама и протягивает ему фляжку с водой.
