Строитель (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович
Санька и без сопливых скользкий. Он, перепрыгивая через три ступеньки, сбежал во двор и бросился к сидящим на лавке под треногой новой смотровой вышки диверсантам.
— Никита, труби тревогу. Я в оружейную. Туда Даньку и Горыню срочно найди и отправь. Обе ноги там, одна здесь.
План был таков. Не ждать эту армию венгерскую в замке. Эти сволочи ведь обязательно все посады сожгут и пограбят. Причём, именно в этом порядке. Не хватит мозгов сначала всё ценное забрать. Сперва подожгут, а потом кинутся поросят из горящих сараев вытаскивать. Так поросят, конечно, жалко, но они и церковь сожгут, а её только три дня как побелили. Сейчас стоит красавица и белизной со снегом может поспорить. Лепота. Лепота-то какая. Была бы в два раза выше и в шесть ширше, так ещё бы лепотей смотрелась.
Так что ждать унгров в замке — не самая хорошая мысль. Вот Саньке и пришло в голову встретить их на той самой таможне, у моста через реку Уж. Другой дороги сюда нет. Не совсем так, Уж можно перейти вёрст через двадцать по другому мосту. Но чтобы попасть на ту дорогу, которая заканчивается более западным мостом, нужно полдня назад идти и там сворачивать на запад. Горы хоть и не высокие, а в горах куда хочешь не пойдёшь. Тут только по долинам есть дороги. А в армии десятки, а то и сотни возов, по горным тропам не проехать. Так что Шаробер с войском обязательно к таможенному мосту явятся.
План же такой. Заминировать мост. Но не сильно, чтобы потом легко починить можно было. Дыра в пару метров вполне подойдёт между быками. Но взорвать не когда попало, а в тот момент, когда примерно пять сотен человек перейдёт уже на эту сторону. И сразу пушками по ним жахнуть картечью прямой наводкой, а ещё стрелами из леса закидать. У них ещё и баллисты есть. Ну, это на всякий случай. Пригодятся горшки с греческим огнём, не будет ежели в них особой нужды, то можно и поберечь.
В общем, этих перебравшихся на наш берег изничтожить и перенести огонь и пушками, и всеми баллистами по венграм, что столпятся на южном берегу реки. А столпятся, никуда не денутся. Будут стоять и орать, что русы не по правилам воюют, подло. Дурни! Не подло, а умно.
Ясно и понятно, что всех убить не удастся, сбегут подальше от берега в лес и горы. Вот только дурнями быть не перестанут. Это, как говорит Андрей Юрьевич: «Не лечится и заразно».
Они — дурни разобьют лагерь и ночевать там будут. А у него две сотни лучших в этих местах, а то и во всём мире, стрельцов. И плюс диверсанты. Чем унгры лучше поганых? Они и сами откуда-то оттуда, с Азии, князь говорит. Такие же поганые. Вырезать небольшие дозоры и ночью забросать лагерь стрелами, предварительно пару гранат скорпионом в лагерь забросив, чтобы разбудить и панику посеять. Уже отработанная тактика. Ну да, скорпион вещь не лёгкая. Однако сам Юрьев видел, как вчетвером его артиллеристы переносят. Менять людей можно. Принесут куда надо.
— Горыня, — через десять минут оба сотника уже сидели в оружейной замка и слушали план нобиля Саньки, — бери своих людей… половины должно быть хватит, ну, сам решай. Нужно задержать армию короля Шаробера, на том берегу задержать, чтобы Данька успел мост заминировать и артиллерию свою на нашем берегу разместить. Нельзя унгров сюда допускать. Они дикие, начнут тут мои города и селища палить, да людей в полон угонять. Наоборот должно быть. Это мы будем их мастеров и селян в наши земли переселять. Тут спокойней и папистов всяких нет. Живи, плодись, богатей.
— Да подожди ты! — поднялся сотник стрельцов, делать-то что нужно?
Ну, Санька и выложил им план, что они сейчас с Мечеславом обсуждали.
— Хороший план, — одобрил его Данька.
— План-то, хороший, только чего затянули так, — махнул рукой Горыня и поспешил к двери, — Я три десятка возьму, их за глаза хватит. Наоборот, много народу будет, так случится чего. Всё, мы прямо сейчас выдвигаемся. А ты, нобиль, беги на кухню и прикажи нам все готовые хлеба отдать. Это больше суток пройдёт, чем-то должны вои живот хоть раз набить.
Событие шестьдесят второе
Когда в вашем командовании что-то идет не так, начните ходить в поисках причины по все большим концентрическим кругам вокруг собственного стола.
Генерал Брюс Д. Кларк
Везли в лагерь Емелю на телеге. Везли? Ну, а как это действо ещё назвать можно? Он же лежит на телеге, на куче травы, а телега едет. Выходит, его везут. А то, что в телегу не лошади запряжены, а по пять воев с обеих сторон её толкают, так и ладно. С лошадьми они сами сглупили. Он сам сглупил. Когда телеги поставили в ряд, то Емеля, посмотрев на лошадей в ста метрах вокруг небольшого одинокого дерева пасущихся, решил, что нужно их в лагерь отвести. Чёрт его знает, как бой сложится. А лошадки справные, жалко, если брянцы их поубивают или угонят. А вот про то, что потом телеги нужно в лагерь будет обратно доставить и не подумал сотник.
Так и ладно бы. Вон сколько захватили у брянцев коней-то. Ну, коней захватили… А упряжь? Где хомуты брать, где вожжи. Даже шорки нет. (Шорка применяется на более лёгких работах. В отличие от хомута, она не имеет твёрдой основы — клещей. Шорку легко подогнать к любой лошади, и она значительно легче хомута. Однако шорка непригодна при использовании лошадей на тяжёлых работах, так как сдавливает грудь и затрудняет дыхание лошади). Опять же там под гору дорога — шлея нужна. Так что не стали выдумывать, и коней под уздцы ведут, а десять человек его повозку толкают. Благо не так и тяжело им, почти всю дорогу под гору.
Когда после того, как брянцы отступили и убрались за ворота Овруча, посчитали бесхозных лошадей не раненых и не убитых, то их без малого пять десятков оказалось. Ловить, правда, долго пришлось. Кони, привыкшие к хозяевам, не убегали далеко, но и чужим в руки не давались.
— Данила, ты чего в крови, — прохрипел Леонтий, увидев сына. Парень, и действительно, был весь в крови, словно его из ведра с этой жидкостью окатили. И волосы слипшиеся и кольчуга вся уже почернела.
— Подраненных лошадей добивал, — буркнул сын. Видно было по нему, что очень мало удовольствия он от этого действа получил, — Микула послал, — как бы оправдываясь прогудел парень, опасаясь, что ли, а вдруг отец решит, что он сам на такое напросился.
Сам сотник тоже весь в крови, и в отличие от сына, в своей, а не в лошадиной. Всё же копьё это, что ему кольчугу распороло и поддоспешник, на этом не успокоилось и распороло кожу и мышцы на груди. Хорошо не больно глубоко. Пока бой закончился, пока добивали раненых ворогов, ну, тех, что тяжело ранили, и имали в плен и обихаживали легкораненых, то про Емелю забыли. Ну, сидит он, прислонившись к колесу телеги, но глаза открыты и руками шевелит. Потерпит. Мог бы позвать, да хоть того же сына на помощь, но не стал. И зря, как оказалось, много кровей из Емели вытекло. Теперь такая слабость во всём теле, будто после марш-броска, что князь им устраивал.
Убитых брянцев и гомельцев оказалось семьдесят восемь, это вместе с добитыми тяжелоранеными и двадцать четыре человек в плен повязали. Ушло же назад к Овручу не более трёх — четырёх десятков. Четверть должно.
Сотник пытался сообразить под переругивание стрельцов, волокущих его возок, что дальше-то делать. Ничего ведь не изменилось. Ну, меньше стало воев у Дмитрия Александровича Брянского, и что? Если он сам не уйдёт из города, то им его не захватить. Тем более, что и у них потери. С его правого фланга погибло трое возчиков и двое ранены. При этом один тёзка его — тоже Емеля, довольно тяжело. Похожая рана. Кольчугу ему копьём прошили и рана на груди. Только гораздо глубже, чем у Осипова. Тот крепится, но по осоловевшим глазам Емеля видел, что плохо мужичку. Ну да, бог даст — выживет. С противоположного фланга тоже один убит из возчиков и один ранен, но там брянцы не смогли внутрь пробиться, остановили их копьями и стрелами.
