Ротмистр Гордеев - Дашко Дмитрий Николаевич

Правда, стоя́т эти «максимы» на чуть ли не артиллерийских лафетах и весят четверть тонны. Немудрено, что обычно их ставят на заранее подготовленные позиции или используют для обороны крепостей. Но всё равно «кулемёт» есть «кулемёт», машинка в хозяйстве полезная. Тем более в грамотных руках.

– Господин ротмистр, а можно мне выцарапать хотя бы парочку «максимов» для моего взвода?

– Боюсь, с таким вопросом – это не ко мне. Не мой уровень, Николай Михайлович.

– Тогда подскажите, к кому мне обратиться? Не к самому же генерал-майору Степанову? [6]

– Стоит поговорить с полковником Ванновским [7]. Он сторонник всего передового и имеет влияние на генерал-майора. Всё-таки батюшка полковника был военным министром.

С Ванновским я не знаком, потому мотаю на ус полученную информацию. С таким происхождением у полковника должны быть просто сумасшедшие связи. Немудрено, что Степанов ему в рот смотрит.

– Разрешите мне на завтра отлучиться из части.

– Для чего, Николай Михайлович?

– Хочу навести мосты с полковником Ванновским.

– Кого оставите за вас?

– Как обычно, унтера Бубнова.

– Хорошо, – усмехается Шамхалов. – Вам я всегда готов идти навстречу.

На следующее утро отправляюсь в город искать полковника Генштаба. Послужной список у этого «мажора» неплохой: в свои тридцать пять Ванновский успел отличиться в боях на границе с Афганистаном и поучаствовать в Китайском походе. Ещё мне удалось узнать, что у него очень острый ум (Генштаб есть Генштаб, других туда не берут), почти маниакальная любовь к огневой подготовке и репутация классного стрелка.

В штабе бригады мне сообщили, что к полковнику прибыла из Петербурга супруга, и по такому случаю он взял отпуск на один день.

Да уж, неподходящее время я выбрал для визита, но дела не ждут. Узнав, что квартирует полковник на центральной площади в каменном двухэтажном доме с черепичными крышами с загнутыми по восточной традиции вверх углами, набираюсь храбрости и еду туда.

Дверь открывает прислуга – сгорбленная китаянка в возрасте, с трудом понимающая по-русски. С грехом пополам объясняю, что хочу видеть полковника.

– Полковника? – переспрашивает китаянка.

– Да-да, полковника.

– Полковника лестолана, – отвечает та и захлопывает дверь.

Домогаться полковника в ресторане – попахивает перебором, поэтому неспешно прохаживаюсь по улице, заставленной многочисленными китайскими арбами со всевозможными продуктами. Народу полно (даже не скажешь, что где-то вовсю бушуют боевые действия), так что торговля у китайцев идёт бойко. Среди покупателей попадаются и наши солдаты.

Через час от крика и ора начинает пухнуть голова; такое чувство, что китайцы просто не умеют разговаривать не на повышенных тонах. Спасением становится подъезжающий к дому экипаж, из которого выходят офицер в парадной форме и дама в длинном платье и шляпке с огромными полями. Догадываюсь, что это и есть супруги Ванновские.

Подхожу к ним и козыряю:

– Господин полковник, разрешите обратиться?

– В чём дело, штабс-ротмистр? – хмурится тот.

– Я по служебному вопросу.

– Хорошо, – вздыхает он. – Пойдёмте в дом, там и поговорим.

Ни полковник, ни его жена мне не рады, но манкировать службой Ванновский не собирается, что говорит в его пользу.

По моей просьбе выходим в небольшой сад, разбитый прямо за домом. Там нам точно никто не помешает.

– Слушаю вас, штабс-ротмистр, – говорит полковник.

– Я командир разведвзвода, штабс-ротмистр Гордеев.

– Слышал про вас, – кивает он. – Это ведь вы недавно набили морду штабс-капитану Вержбицкому и угодили под арест?

Оказывается, среди офицеров бригады я известен не благодаря походу по тылам японцев, а по вот таким вот делам.

– Так точно!

– К вашему несчастью, я имею честь быть знакомым с семьёй адъютанта начальника нашей бригады, и более того, со Станиславом мы дружим практически с самого детства.

Моя челюсть падает вниз. Твою дивизию! Вот это поворот.

– Поверьте, я был вынужден так поступить. Штабс-капитан Вержбицкий оскорбительно отозвался о даме, с которой я знаком.

– Если не ошибаюсь, ваша дама – китаянка, а её брат – хунхуз. Не самые приличные знакомства для русского офицера.

– Господин полковник, давайте отставим эту тему в покое и поговорим о том, что меня к вам привело.

– И что же вас привело?

– Я знаю, что из флота в бригаду будет направлена пулемётная команда. Прошу ходатайствовать перед их превосходительством генерал-майором Степановым, чтобы два пулемёта были приданы моему взводу.

Бровь полковника иронично подымается.

– Простите, штабс-ротмистр, а с какой стати я должен это сделать? Чем ваше подразделение так отличается от других, что нам придётся ради него раздёргать пулемётную команду? Тем более генерал-майор собирался держать её в резерве.

– Дело в том, господин полковник, что мне удалось по достоинству оценить роль автоматического оружия в войне. Кроме того, я разработал некоторые методики, повышающие его эффективность.

Взгляд Ванновского тускнеет. Очевидно, в его глазах я прожектёр-хвастун, коих, увы, в армии полно.

– Если не возражаете, я изложу свои соображения.

– Не возражаю.

Извлекаю из глубины памяти знания, полученные в училище и на войне, само собой, с поправкой на время и технические возможности пулемётов. Сначала полковник воспринимает информацию с недоверием, потом начинает задумываться, в конце он уже полностью погружён в то, что я попытался объяснить ему на пальцах и разжевать.

– Ваши идеи не лишены определённой логики, – признаётся полковник. – Но пока это всё теория, не подкреплённая практикой.

Практики у меня за глаза и за уши, но вряд ли Ванновскому понравится, если я пущусь в детали.

– Так давайте проверим на поле боя, – говорю я.

– Легко сказать! Вы понимаете, какая это ответственность, штабс-ротмистр? Вы знаете, в какую копеечку влетел казне каждый пулемёт? С нас ведь снимут не только погоны, но и головы!

Своё производство «максимов» только начато, поэтому подавляющее большинство машинок в войсках импортное, и стоят они и в самом деле безумно дорого.

– Для хорошего дела мне не жалко ни погон, ни головы, – заявляю я.

– Боюсь, в этом случае речь пойдёт о погонах генерал-майора Степанова и об его же голове, – грустно усмехается Ванновский. – Должен вам отказать, штабс-ротмистр. Вот когда пулемёты начнут массово поступать в войска, тогда мы проверим всё, что вы мне рассказали.

Хочется громко выматериться, но вместо этого я вдруг говорю:

– А хотите пари, господин полковник?

– Какое пари? – недоумевает он.

– Обычное. Вы ведь считаетесь лучшим стрелком полка?

Он польщённо улыбается:

– Не без этого, штабс-ротмистр.

– Тогда давайте проверим, кто из нас лучше стреляет. И если пари выиграю я, то вы передадите нам пару пулемётов, если нет…

– Достаточно, как вас по батюшке?

– Николай Михалыч.

– Достаточно, Николай Михалыч. Мне нравится ваше пари. А наказание я вам обязательно придумаю! – злорадно потирает руки полковник. – Но потом, когда вы проиграете. Например, примирю вас с Вержбицким.

Ради этих пулемётов я готов даже на дружбу с долбоклюем адъютантом, поэтому склоняю голову в кивке.

– У меня в саду нам никто не помешает, жену и прислугу я извещу, – входит в деловой раж Ванновский. – Из чего будем стрелять?

– Каждый из своего револьвера. У вас ведь наган?

– Да.

– И у меня тоже наган. Думаю, так будет честно: револьверы у нас одной марки.

– Согласен.

– Тогда попрошу вас принести мне два больших гвоздя и молоток.

Он уходит в дом, чтобы отдать распоряжения и возвращается с тем, что я просил. В конце сада стоит деревянный сарай, я вколачиваю в него на половину длины оба гвоздя, отхожу шагов на двадцать.